На этот раз он лишь изогнул бровь.
— Хорошо, — взорвалась Джейси. — Тогда давай снова поедем в Кэрнс, как когда мне было двенадцать. Будем собирать морские раковины, лежать на солнце и поедать авокадо. — У нее до сих пор сохранились цветные раковины, они стояли на полке в ее комнате здесь в усадьбе. Для нее они олицетворяли вечность и необыкновенную в своей беззаботности непрерывность жизни. — Мы можем отправиться завтра же. Что скажешь?
— Скажу, что ты снова пытаешься сбежать.
Джейк молчал, продолжая держать ее руку, он любовался захватывающей картиной звездного неба, чье величие не заслоняли ни дым, ни огни, как это бывает в городах. Когда он снова посмотрел на Джейси, выражение его глаз было печальным и нежным.
— Ты много чего натворила в юности, Джейси, ну и хватит. Настало время остановиться и посмотреть правде в глаза.
Она отвела взгляд. Ей было страшно даже на минуту ослабить самоконтроль, потому что тогда все, что есть в ее сердце хорошего и плохого, благородного и непристойного, все эти двойственные чувства вырвутся наружу и унизят ее в глазах окружающих. Ей было нечего возразить отцу, потому что он прав — негласным девизом Джейси всегда были вот эти строки: «Та, что любит и бежит, днем грядущим дорожит».
Только она уже больше никого не любила. Ни до Йэна, ни тем более после него.
— Что же мне теперь делать? — тихо спросила она.
— Ничего, — спокойно и с нежностью ответил Джейк. — Нужно успокоиться, моя девочка Джейси. Только и всего. Стой и смотри, что идет тебе навстречу.
Она засмеялась, но смех ее походил на плач:
— А если это будет товарный состав?
Джейк фыркнул, обнял ее за плечи и слегка ткнул в бок:
— Ну, ты уж не стой на железнодорожных путях, моя хорошая. А теперь давай поедем домой, я что-то притомился.
Джейси была рада покинуть владения Йэна. В то же время ее беспокоило состояние отца.
— Ты хорошо себя чувствуешь? — спросила она с озабоченным видом. — Мы можем доехать до Виллоугби, там есть врач…
— И поднимем беднягу с постели? — добродушно проговорил Джейк, но Джейси поняла, что ее предложение задело его, потому что он стряхнул ее руку, когда она попыталась помочь ему подняться. — Позаботься о себе, девушка. Не буду же я кидаться к врачу каждый раз, когда почувствую себя немного усталым, как ты считаешь?
Джейси мудро промолчала. Она просто пошла рядом с Джейком, а когда они нашли свой старый запыленный грузовик, села за руль, предоставив ему самому забраться в машину.
* * *
На следующее утро Джейси поднялась рано, даже раньше Джейка. Уже три дня, как она вернулась, а все никак не наглядится и не наслушается. Кругом все такое родное: земля, звуки и запахи. Она любила этот дом, зеленый луг, и тенистые перечные деревья, и старые розы возле веранды, которые посадила еще бабушка Мэтти. Любила конюшню, хотя сейчас там лошадей не держали, и выгулы, хотя овец у них не было. Даже за то недолгое время, что она провела здесь, усадьба и окружавшая ее земля стали ей дороги. Ничего подобного она не испытывала к роскошному городскому дому матери и отчима в Манхэттене.
Она немного постояла на веранде, наблюдая, как танцуют солнечные блики на поверхности питаемого ключами пруда. Он был совсем недалеко, и со всех сторон его окружали томимые жаждой деревья. Отсюда вода широким потоком текла через выгул, образуя границу между землей Тирненов и Меримбулой, большим скотоводческим хозяйством на юге.
Джейси словно услышала голос матери.
«Ты все больше и больше становишься австралийкой, — часто говорила Регина и вздыхала для пущего эффекта. — Оно в твоей крови, это жаркое, суровое место. Я приношу тебе за это свои самые искренние извинения».
Джейси улыбнулась. Большую часть своей жизни она провела в Америке, но в словах ее матери была доля правды. Она
Сердце Джейси моментально прыгнуло куда-то в горло да так там и осталось. Овцы принадлежали Йэну — она в этом не сомневалась, — они шли на водопой.
Еще несколько мгновений у нее теплилась слабая надежда, что кто-то другой гонит стадо — кто-нибудь из работников Йэна, например. Но еще до того, как ее взору предстал Йэн верхом на огромном гнедом жеребце, о котором писал ей Джейк, она знала, что ей не повезло.
«Я не готова», — в панике пронеслось в ее голове.
«Не сейчас».
Блеяние нарастало, пока звуки совсем не оглушили Джейси.
Она смотрела на стадо, текущее подобно потоку, две поджарые собаки подгоняли забавно выглядевших овец, когда те останавливались пощипать траву. Тучи красной пыли летали в горячем, неподвижном воздухе, оседая на только что выстиранном покрывале.
Джейси стояла на крыльце и чувствовала себя как осужденный на эшафоте, на шее которого сейчас затянется петля. И одета она не так — джинсы и белая футболка, и волосы в беспорядке, что уж говорить о макияже. Никогда еще она не чувствовала себя настолько застигнутой врасплох.
Она подумала, что при других обстоятельствах очень расстроилась бы из-за покрывала, но сейчас она была слишком растерянна.
В ослепительном свете летнего дня прекрасно было видно, что в чертах лица Йэна прибавилось мужественности. А взгляд синих глаз, казалось, проникал в самые сокровенные уголки ее души.
Колени у нее подогнулись, и она осела на ступеньку. Последствия перелета, попыталась оправдаться перед собой Джейси, хотя приземлилась она в Аделаиде уже больше трех недель назад.
На Йэне была самая что ни на есть простая одежда — поношенная пастушья шляпа, хлопчатобумажная рубашка, на которой спереди проступили пятна пота, джинсы и башмаки. И все равно — у Джейси перехватило дыхание.
— Как чувствует себя сегодня Джейк? — спросил Йэн, крича во весь голос, чтобы перекрыть шум, и спрыгнул на землю.
Джейси не услышала сердечности в его голосе, со вчерашнего вечера ничего не изменилось.
— Посмотри сам, — ответила она, удивившись, что слова смогли пройти через сжатое спазмом горло. Ее сердце бухало, как большой барабан, и она боялась, что ей станет дурно.
Йэн привязал коня к изъеденной ржавчиной коновязи, поправил шляпу, пересек двор и встал перед ней.
— Я посмотрю сам, — сказал он низким, звучным голосом, который когда-то возбуждал ее до исступления и мог утешить. — Если ты уйдешь с дороги.
Джейси взглянула ему прямо в глаза, в эти немыслимо синие глаза, и ее сердце снова сжалось. Она поднялась и повернулась к Йэну спиной, молясь, чтобы он не догадался, насколько она потрясена.
— Отец спал, пока не пришли твои овцы, грохоча, как стадо быков, — заметила она язвительно. Она знала, что он стоит у нее за спиной, чувствовала тепло его сильного тела. — Полагаю, ты не заметил, что твои животные сделали с моим чистым покрывалом.
Они вошли в кухню.
— Полагаю, не заметил, — отозвался Йэн без малейшего сожаления.
— Я скажу Джейку, что ты пришел.
— И на том спасибо, — проворчал Йэн.
Невольно оглянувшись, Джейси увидела, что он повесил шляпу на крючок у двери и пятерней расчесал волосы.
Внезапно вся ее старая злость вырвалась наружу, охватила все ее существо, и Джейси пришлось собраться с силами, чтобы голос ее звучал спокойно.
— А чего ты ожидал, Йэн? Что я встречу тебя с распростертыми объятиями? За то, что ты показал мне, что у любви есть шипы?
Йэн стиснул зубы, но прежде чем он успел заговорить, в дверях, ведущих из кухни в комнату, появился опирающийся на трость Джейк.
— Привет, друг, — сказал он. — А я все прикидывал, когда ты зайдешь навестить старика?
Йэн громко расхохотался:
— Ты думаешь, мне больше нечего делать, как только пить чай с печеньем на пару с тобой, Джейк Тирнен?
Джейси пулей вылетела из кухни, не дожидаясь, пока отец попросит ее поставить чайник. Она скорее съест ком шерсти, чем приготовит чай и печенье для Йэна Ярбро. Если ему так надо, пусть сам за собой ухаживает.
2
Джейси стояла на улице. Она слышала, как разговаривают Джейк и Йэн, но не чувствовала никакой обиды, одно только беспокойство. Пыль улеглась, овцы спускались под уклон к воде.
Не обращая внимания на покрывало, которое все равно надо будет стирать заново, Джейси повернулась к внушительному жеребцу Йэна — он блестел от пота, — и в ней шевельнулась жалость. Она взяла в сарае старое ведро и наполнила его из крана во дворе.
Она едва успела поставить его на землю, чтобы жеребец мог напиться, как голос Йэна хлестнул ее, словно невидимый хлыст:
— Отойди от лошади.