хранилище нестерпимо-ярким светом. Невольно прикрыла глаза, а когда снова распахнула, то увидела еще с дюжину призраков, спешивших к нам со всех сторон.
– Уходим! – гаркнул свекор, подтверждая древнюю истину: храбрый человек должен уметь быстро бегать. Так, на всякий случай…
Он схватил меня за руку и потянул к шахте. Я же, не иначе как в попытке цапнуть как можно больше неприятностей за раз, умыкнула книгу с жизнеописанием рода Медичи и, прижимая ее к груди, ринулась вслед за Дейминго.
Бег продлил нам жизнь во всех смыслах этого слова, позволив увернуться от десятка пульсаров, перепрыгнуть через два не по возрасту активных скелета и увеличить дугу полета, когда мы со стариком сиганули в шахту. Дейминго сумел извернуться кошкой и, создав купол, растянуть его в проеме колодца. Заклинания, пущенные нам вслед, увязли в преграде.
Приземление вышло специфическим. Поскольку Дейминго опередил меня на пару шагов, он первым и встретился с земной твердью. Родственничек не сумел устоять на ногах и припечатался коленями и локтями, приняв позу лошадки-пони.
Я же в полной мере испытала всю гамму ощущений, которые доставались рыцарям, в спешке покидавшим дам своего сердца через окно, пикируя в седло верного жеребца. Не к месту возник вопрос: как им после таких полетов удавалось обзавестись потомством и не отбить себе все первичные половые признаки? Невольно оказалась в роли наездника, а поясница и крестец свекра выступили альтернативным седлом.
Нечаянная «лошадка» подо мною горестно охнула, развела руки и ноги в стороны и села на двойной шпагат передних и задних конечностей, перейдя к более надежному виду передвижения – по-пластунски.
– Может, все-таки слезешь? – просипел свекор.
Я скатилась с него, и по второму ярусу хранилища пронесся наш слаженный стон. Дейминго потирал поясницу, а я только сейчас почувствовала, что сбила в кровь колени и ободрала локти.
Переведя дыхание, мы со свекром, не сговариваясь, устремились вперед, стараясь уйти как можно дальше. Полагаю, что сейчас у нас была одна мысль на двоих – инквизиция. Но вот чего мы ожидать точно не могли, так это того, что «альтернативный источник знаний», находящийся на втором ярусе, окажется… драконом. Причем не живым, а давно и прочно покойным.
С этим бесценным носителем информации мы столкнулись, повернув за очередной угол. Череп, некогда бывший драконьей мордой, ощерился двумя рядами острых зубов, подтвердив: дантисты превосходно помогают сохранить зубную эмаль, и при этом не важно, в каком виде их употреблять: сыром или хорошо прожаренном. Резцы, клыки и коренные, которые продемонстрировала местная ходячая «база данных», были отборного качества – без червоточин и сколов. Хоть на рекламу стоматологической драконьей клиники помещай.
Умертвие клацнуло челюстью прямо перед нами, приглашая опробовать его прикус не только на вид, но и на твердость. Мы со свекром вежливо отказались, рванув прочь. Дохлый дракон бодро попрыгал за нами, светя красными глазницами и щелкая челюстями, как иной рыцарь забралом. Места, чтобы расправить крылья, у него не было, зато желания нас догнать хватало с лихвой. Он загребал лапами со старательностью крота, когда мы, миновав особо узкий проход, на какое-то время оторвались от хозяина здешних владений.
Наконец ящер сообразил, что, если не удается следовать постулатам сыроедения, добычу можно просто поджарить, и плюнул в нас струею огня. Свекор успел толкнуть меня, и мы прижались к противоположным стенам, вежливо пропуская ядреное драконье дыхание вперед. Да и как такому не уступить? Против огня из глотки магического птеродактиля в равном бою не выстоит ни одно заклинание.
«Так вот почему тут нет ни одного лича», – подумалось вдруг. С таким носителем знаний и охранники не нужны. Вслух же, задыхаясь от копоти, спросила совершенно другое:
– А нельзя этого дракона перевести в более мирную двуногую ипостась?
– Нет, – бросил, кашляя, свекор, – это способность лишь живых существ. Трупам она, увы, недоступна.
– Жаль.
– А мне-то как жаль, – протянул родственничек и кивком головы показал, что отдых закончен и пора продолжить забег.
Дракон же, поняв, что коварные людишки не хотят просто так превращаться в гриль, удвоил усилия и, когда мы уже почти миновали очередной зал, проскрежетал костями о стены разрытого им же хода.
Адриано, появившийся словно из ниоткуда, махнул нам рукой:
– Сюда! Скорее!
От импозантности оборотня не осталось и следа: грязный, всклокоченный, с порванным рукавом пиджака и шальным взглядом – он походил больше не на спасителя, а на соучастника грабежа.
Не задумываясь о том, что это может быть ловушка и за поворотом нас ждет инквизиторский отряд, мы припустили за оборотнем.
Едва успели добежать до хранителя, пол под ногами зашатался, а по своду грота пошла трещина.
– Обвал! – никогда бы не подумала, что в одном простом слове, высказанном свекром, может быть столько матерного подтекста.
– Туда, – сориентировался Адриано, и мы буквально ввинтились в узкую щель.
Первое, что я поняла, оказавшись внутри, – это тупик.
Проем вывел нас в узкую нишу. Свекор зажег магический огонек – смысла таиться теперь не было: и так уже сколько магических всплесков выдали на-гора мы оба. Я осмотрелась. Два на полтора метра, явно рукотворные: слишком уж аккуратно вытесан камень. На ум пришел лишь отшельничий скит. А чем еще могло быть сие помещение?
Увы, я ошиблась. Адриано, поводив носом и прищурив глаза, уверенно прошел (целых два шага!) к дальней стене и, стряхнув пыль с камня на уровне груди, протянул:
– Гробница. Причем весьма древняя.
Теперь уже и я заметила на камне едва видимые руны.
– И что? Нам от этого почетнее умирать будет? – ехидно осведомился свекор.
В унисон его словам с противоположной стороны щели послышались задорный драконий топот и клацанье зубов.
– Нет, – процедил Адриано. – Просто отсюда нет выхода.
– Замечательно. Тогда у нас, значит, есть аж несколько альтернатив на выбор – протянул Дейминго. – Сдохнуть от голода и жажды, задохнуться, быть поджаренными или просто растерзанными. Кто за какой?
О том, что есть еще один – инквизиторские застенки, он благополучно промолчал. Альтернатива, учитывая рокировку власти, была немногим лучше – свидетелей истинной смерти бывшего инквизитора проще всего было запрятать в камеры на как можно более долгий срок.
Я, все еще сжимая нифилимский артефакт и книгу, тихонька кашлянула:
– Вообще-то, дорогой свекор, есть еще один – прогуляться по спирали времени. Правда, троих сразу я еще никогда не перемещала…
Краем глаза заметила, как сжались кулаки Адриано, и повернулась, чтобы встретиться со злым взглядом оборотня.
Вот верно говорят, что мужчинам надо давать информацию дозированно. Из всего сказанного хранитель вычленил для себя главное:
– Свекор?
Глядя на Адриано, подумала: сегодня меня точно загрызут. Не дракон, так оборотень.
– Как это понимать? – прорычал хвостатый. Именно что прорычал частично трансформировавшейся глоткой.
На помощь пришел Таргос. Отбросив светское воспитание, он не менее грозно рявкнул в морду несостоявшегося жениха:
– Времени мало, поэтому вкратце могу объяснить только матом. А лучше сначала выбраться.
То, что цейтнот
жуткий, подтвердил и дракон воодушевленным топотом. И тут на всю пещеру прозвучало:
– Именем великой инквизиции…
Что нужно сделать ее именем, так и осталось загадкой, поскольку стражей магического закона бесцеремонно перебил драконий рев. А затем наша троица через щель увидела всполохи пламени, правда уже в противоположной стороне грота. Вместо бурных оваций талантливому скелетному пиротехнику послышалась чья-то ядреная ругань. Поскольку квалификация инквизиторов была высокой, а познания в нежитиведении обширными, за всю пятиминутную тираду безымянный спикер так ни разу и не повторился.
– За что люблю таких вот умертвий-драконов, – прокомментировал свекор, – они не делят свой ужин по профессиональной принадлежности, а посему и мы, и инквизиторы в равных условиях.
Прямо как ситуация из «Шрека» – «почувствуй себя Фионой, заточенной в замке» называется. Жаль только, что апартаменты в японском стиле минимализма.
Спутники все еще созерцали светопреставление и шустро удирающих от него зрителей, а я, отойдя, начала старательно вычерчивать на полу пентаграмму прямо амулетом, экспроприированным некогда у Распределителя. Получалось криво, но вдохновенно. Руны выходили совсем как почерк отечественной медицины – корявыми и беспощадными. Эль-Тариш, коим я все это вытворяла, стоически переносил надругательства.
Первым оглянулся Адриано:
– Что ты творишь?
– Нас спасаю. Всех.
Уточнять, почему и его тоже, не стала. Не дурак, сам поймет. Оборотня было отчасти жаль: он только хотел пройтись по краю служебных полномочий, показать девушке раритеты. Откуда ему было знать, что избранница невестой быть никак не может, ибо уже жена, и что привел он в хранилище тех, кого разыскивает инквизиция как особо злостных преступников. Такой проступок не увольнением грозит, а сроком. Так что он теперь с нами в одной лодке. И если мне удастся, то наша хлипкая посудина пробороздит волны истории.
Еще раз внимательно оглядела творение рук своих. Вроде бы вектор рассчитала верно и даже ввела поправку в координаты местоположения. Оказаться в этих же катакомбах, но четыре столетия назад желания не было. Лучше уж где-то на поверхности.
Свекор задумчиво рассматривал мою напольную живопись. Кривился. Ну да, я знаю, что линии должны быть ровными, углы – выверенными, а моя пентаграмма больше напоминала импровизацию с шаманским бубном, но никак не высшую начертательную магометрию.
– Насчет точности попадания – остается лишь молиться, но развоплотить при прыжке не должно, – наконец вынес вердикт свекор и первым шагнул в пентаграмму.
Я последовала за ним, все так же прижимая к груди книгу. И на кой она мне нужна? – сама не понимала.
Оборотень все еще колебался. Стоял, сверкал волчьими глазами, тяжело и глубоко дышал.
– Хочешь, чтобы тебя сожрал этот неупокоенный ящер? Или провести остаток дней в тюрьме?
Адриано не шевельнулся.
– Я все тебе объясню, но позже. Сейчас нет времени. Давай!
Блохастый сделал шаг внутрь пентаграммы и, крепко обняв нас со свекром, зло выдохнул мне в ухо:
– Ты мне все расскажешь!
– Всенепременно, – заверила я.
Отдала амулет-поглотитель свекру, чтобы не помешал, случайно соприкоснувшись с моей кожей, и постаралась отрешиться от того, что было вокруг.
Закрыла глаза и сосредоточилась. Тогда, в 1904-м, выплыв из Невы, я не знала, смогу ли вернуться в свое время. Перед взором встал горящий баркас. Его железное искореженное тело с погруженным в воду носом и задранным в воздух винтом.
А потом были сотни бесплодных попыток наполнить пентаграмму переноса силой, пока не научилась вынимать из себя сильные эмоции осознанно. «И почему в других дар нормальный, не завязанный на чувствах, а мне достался в наследство от прабабки вот такой, бракованный?» – подумалось некстати.
Я не использовала свою магию уже давно. Сумею ли вновь?
Вдох-выдох.
Найти границу между болью и радостью, между воспоминаниями, рвущими душу на осколки и заставляющими дышать, когда жить не хочется.
Вспомнилось тело Стасиса на алтаре и ухмылка Распределителя. Этот пернатый гад, который, как оказалось, один из Медичи, рожденный в 1567-м, проживший до 2017-го и убитый на том злополучном баркасе в 1904-м, он до сих пор иногда мне снился. Скалящийся, протягивающий руку со скальпелем, чтобы перерезать мне, лежащей в путах заклинаний, горло.
Это прошлое, от которого не сбежать, не укрыться ни под одеялом, ни в дурмане. Заставляющее быть сильной даже в слабости.
Лишь рядом с Лимом, с моим невыносимым рыжим, это прошлое отступило. Но сейчас я намеренно вытаскивала эти жуткие воспоминания из себя. Как и другие. Теплые, светлые. Брачная сережка и взгляд любимого, с потаенной надеждой, что я скажу «да», его улыбка и трепетное касание, когда он узнал, что станет отцом. Озерный рассвет.
Граница отчаяния и надежды была кромкой лезвия, барьером, который я опустила. И сила хлынула, растеклась по венам, ринулась в солнечное сплетение. Огненным, выжигающим душу потоком она потекла через пальцы, заполняя руны пентаграммы.
Даже сквозь плотно сомкнутые веки я не видела, но чувствовала, как от меня пульсирующими кольцами расходится нестерпимо-яркий свет.
Кричали от боли мои спутники. Я же, отдавая всю себя, вдруг почувствовала – энергии недостаточно. Слишком большой скачок, слишком нас много…
Но временной водоворот начал уже закручивать своих жертв спиралью, растворяя в потоке. Последней связной мыслью было: «Выжить. Выжить, чтобы спасти».Рим, 1740 г.
Первое, что я почувствовала при пробуждении, – это сквозняк. Младший брат стылого ветра обнял шею, скользнул непрошеным любовником по груди и заставил поежиться.
– Очнулась… – голос был знакомый, но мысли упорно ускользали от меня. Не иначе, спешили покинуть дурную голову хозяйки.
С трудом приоткрыла глаза и сразу же, застонав, вновь смежила веки.
– Давай, девочка, просыпайся, – второй, старческий, баритон вызвал в памяти картину: здоровенные зубы дракона, струя огня.
Я простонала в пространство:
– Пробуждение было бы прекрасным, если бы воспоминания о нашей веселой вечеринке с ящером и инквизиторами не возвращались столь стремительно…
– Голова раскалывается? – участливо осведомился свекор.
– Да, – подтвердила я и попыталась кивнуть. Зря. Больше я таких ошибок решила не совершать, а посему воззрилась на потолок. Фреска, выполненная талантливо и умело, но не выдержавшая натиска времени, частично осыпалась.
Кто-то попытался меня поднять, но я слабо запротестовала. Полежав еще с минуту (не сказать чтобы уж совсем в молчании – дуэтное сопение моих спутников было весьма выразительным), пришла к выводу, что холодный паркет (а судя по ощущениям, лежала я именно на нем) – не лучшее место для релакса.
Едва попыталась сесть, как тут же две пары рук приподняли и устроили поудобнее.
– Отошла?
– Как себя чувствуешь?
Перевела взгляд со свекра на оборотня. Участливое выражение и готовность помочь – у одного, спрятанная глубоко злость и решимость – у второго.
Что-либо объяснять Адриано я пока была не готова, несмотря на то, что оборотень этого жаждал. А посему задала вопросы тем, у кого времени на рекогносцировку местности было поболее моего.
– Мы где? И главное – когда?
Мужчины, не сговариваясь, уставились в окно: центральное, с полукруглой аркой и двумя пилястрами. Боковая его створка была разбита и затянута промасленной бумагой, выполнявшей защитную функцию