красотой, но предательский взгляд то и дело возвращался к старым развалинам на другой высокой скале вдалеке, хорошо заметным даже отсюда. Тревога не покидала мою душу, я никак не могла избавиться от навязчивых мыслей и вновь бросила взгляд на свою ладонь — совершенно обычную, без магических символов.
Что же теперь делать? Мелинда и правда верит в проклятие, не удивлюсь, если под воздействием разыгравшегося воображения она и сны видит о своем эфиальте. Стоит ли уезжать или попробовать поговорить о происшествии с Эрином? Я задавалась этими вопросами, не зная, что предпринять. Решила, что стоит дождаться заключения лекаря, а потом уже строить дальнейшие планы. Хотя уезжать совершенно не хотелось. Я ждала этих каникул, я хотела провести время с женихом, и он даже находит редкие минуты в своем плотно забитом графике, чтобы оставаться со мной наедине и вот так обнимать.
— О чем ты думаешь? — шепнул Эрин на ухо.
— Просто смотрю на те руины. Слышала, там раньше стоял другой замок?
— Да. — В голосе жениха внезапно проскользнули стальные нотки. — Это был замок предыдущих владельцев здешних земель — рода Мирас. Последний отпрыск оказался совершенно никудышным человеком и потерял все по собственной глупости. Как видишь, мы выстроили новый дом, и теперь это фамильная собственность, то, что я передам нашим с тобой детям.
При этих словах руки жениха крепче сжали мою талию, я ощутила жар его ладоней и горячее дыхание, что коснулось шеи.
— А почему вы не уберете камни?
— Из-за деревенских жителей. Они верят в древнее проклятие, в то, что нельзя тревожить некоего духа, и если начнем все сносить, то это вызовет сильное недовольство. Знаешь, родители даже не пускают своих дочерей близко подходить к этому месту. Но периодически случается, что кто-то из деревенских заболевает, обычно как раз молодые девушки.
— А чем заболевают? — Мой голос заметно дрогнул.
— Я полагаю, что в развалинах, может быть, на камнях или в траве, поселилась какая-то зараза. Возможно, споры неизвестной или неисследованной болезни. Полагаю, это проделки Адриана. Нарочно наложил чары на то место, чтобы никто не отыскал сокровищ его рода. Согласно слухам, именно там они и спрятаны.
— Но почему девушки становятся жертвой чар?
— Ходят туда гадать, вот и цепляют эту заразу. Что возьмешь с глупых необразованных селянок?
— А как болезнь протекает?
— Слабость, галлюцинации, отсутствие аппетита, человек постепенно словно усыхает, теряет силы и может погибнуть. Наш домашний доктор жаловался, что сельский лекарь по этому поводу устроил целый скандал и требовал исследовать причины заболевания. У него в селе погибли четыре девушки за последние несколько лет.
Я вдруг вспомнила удушливый запах неизвестных белых и лиловых цветов, от которого кружилась голова. Что, если это он рождает галлюцинации?
— А вы исследовали?
— Виолетта, к чему тратить время и силы на такие глупости, когда есть более важные дела, чем ползать по развалинам и искать споры странной болезни? Ты, главное, сама к этим камням не приближайся.
Вопрос о том, рассказывать ли жениху о ночном происшествии, отпал сам собой.
По возвращении в замок мы застали там деревенского лекаря, который, однако, совершенно меня не обрадовал. Более всего раздосадовало то, что и он дал совет увезти Мелинду обратно в столицу, поскольку там лучшие врачи, а лично он с этой болезнью совладать не в силах. Решение уехать не вписывалось в мои планы, но навязчивая совесть беспокоила каждую минуту, пока я окончательно не потеряла терпение. Я решила поговорить с Эрином об отъезде, когда меня пригласили в его кабинет.
— Виолетта, дорогая, присядь, пожалуйста.
Жених указал на удобное кресло возле окна, а сам встал рядом. Он облокотился на оконную раму и устремил задумчивый взор в роскошный сад, а я любовалась его красивым мужественным профилем, черными блестящими волосами, широким разворотом плеч и элегантным костюмом, безупречно сидящим на высокой, атлетически сложенной фигуре.
— Очень грустно говорить об этом, но меня вызывают в столицу дела. Я не могу отложить их, к великому сожалению. Родители останутся здесь, и ты можешь еще погостить, ведь тебе понравились здешние места?
Я молча слушала жениха, а с души будто тяжелый камень свалился.
— Мне действительно грустно, что приходится вновь расставаться с тобой и впредь довольствоваться редкими встречами. Уповаю лишь на то, что после свадьбы ты наконец-то будешь жить рядом, и даже если днем я буду занят, ночи мы сможем проводить вместе.
На последних словах Эрин повернулся, протянул руку и помог мне подняться.
— У меня подарок для тебя. — Жених достал из кармана плоскую коробочку алого бархата, раскрыл ее и вынул превосходно выполненную бриллиантовую заколку. У меня вдруг дыхание перехватило, но не оттого, что вещь была по виду чрезвычайно дорогой, а потому что по форме она напомнила тот самый морозный узор, проявившийся на ладони в памятную ночь. Легкие и тонкие золотые нити переплетались с более толстыми спиралями, красивые ажурные завитки были усыпаны бриллиантами, сверкавшими радужными искрами, подобно кристаллам снега. Что это? Откуда?
— Позволь, я застегну ее.
Я повернулась к жениху спиной, а он вытащил шпильки, скреплявшие прическу, и заколол рассыпавшиеся локоны новой заколкой.
— Тебе невероятно идет, — заметил Эрин и поцеловал кончики моих пальцев. — Нравится?
— Очень. Что это за узор?
— Ты имеешь в виду форму заколки?
— Да.
— Не задумывался над этим. Я купил ее у ювелира, он рассказывал, что подобные украшения очень редки, их то ли делают, то ли делали давно в другом королевстве. К нему заколка попала случайно, но я не интересовался как. Мне показалось, что только она достойна украсить твои великолепные волосы, и я сразу ее купил.
— Спасибо, — ответила я, поднимаясь на цыпочки и награждая жениха поцелуем.
Глава 11
Печать духа
— Приветствую, студенты. Хорошо провели каникулы? Полагаю, вы невероятно счастливы вернуться к учебе, — ухмыляясь, говорил Амир, оглядывая наши лица, выражавшие все что угодно, но только не счастье.
Все сидели понурые, грустные, учиться никому не хотелось, даже мне стоило большого труда сконцентрировать внимание на словах преподавателя.
— Надо же, — так же
насмешливо протянул Амир, — похоже, все сегодня не в духе. А мое занятие последнее, да? Так и быть, отпущу — толку от вас сейчас никакого. Завтра чтобы в себя пришли, проведем небольшую проверку, посмотрим, что у вас в головах еще осталось. Идите.
Шум, раздавшийся вслед за его словами, свидетельствовал о том, что Амир стал любимым преподавателем всего потока, по крайней мере сегодня. Я не спеша поднялась, хотя не терпелось броситься вслед за остальными. Первый день учебы действительно выдался тяжелым.
— Виолетта, останься.
У-у-у, кто бы сомневался!
— Да, куратор Вальенте, чем могу помочь?
— Спланируй тренировки группы и подготовь для меня график. Здесь расписание занятий, нужно заполнить пустые графы.
— Хорошо. Сделаю и завтра вам отдам. — Я протянула руку за листами и задела локтем прислоненную к столу трость. Пришлось наклониться и поднять, но, когда рука сомкнулась вокруг набалдашника, ее обожгло как огнем. Невольно вскрикнула, отдергивая ладонь.
— Что такое? — недовольно спросил Амир. Он поднял свою трость, внимательно осмотрел. — Что там у тебя?
Я отступила, сжимая руку в кулак, а Амир вдруг резко подался вперед, схватил запястье и, подтащив меня к себе, с силой разжал ладонь.
— Что за… — выругался куратор, рассматривая морозный узор, ярко переливавшийся радужными искорками. — Виолетта, какого… — дальше вновь последовал такой изощренный набор ругательств, что я покраснела.
— Что на твоей руке делает печать духа? — наконец задал понятный вопрос преподаватель.
— Печать духа?
— А ты думала что?
— Я не думала…
— И это не удивляет.
— Я не думала потому, что метка исчезла, ее не было.
Амир наконец выпустил руку, сел на стул и внимательно на меня посмотрел.
— И где наша правильная Виолетта получила проклятую метку?
— Почему проклятую? — Мурашки пробежали вдоль позвоночника, а желудок вдруг скрутило.
— Ты, ходячее орудие для уничтожения половины студенческого потока, не в курсе, что за метка на твоей руке?
Я поняла, что мне тоже необходимо сесть, потому как коленки вдруг мелко задрожали.
— Объясните, пожалуйста, куратор Вальенте.
— Сперва расскажешь мне, где, когда и как ты ее получила, и не вздумай лгать!
Очень неуютно было сидеть под взглядом проницательных глаз старого куратора, но беспокойство в душе все нарастало. Я поняла, что Амир не шутит, было в его лице нечто такое, ясно указывающее на серьезность вопроса. И тогда, набрав в грудь побольше воздуха, неторопливо я начала рассказывать, как служанка поведала старую легенду и к чему это привело. Когда я закончила, куратор долгое время молчал. Мне даже глаз поднимать не нужно было, чтобы ощутить его осуждающий взор.
— Не перестаешь меня разочаровывать, Летта. Что сейчас с той девушкой?
— Мелинда поправляется. Кажется, сны ее больше не беспокоят. Доктор сказал, что галлюцинации — всего лишь симптом этой редкой болезни.
— Даже болезнь назвал?
— Он не назвал, потому…
— Потому что это не болезнь, Летта. Знаешь, есть у тебя одна черта — тобой многие восхищаются, но здесь большую роль играют происхождение и статус, чем личные заслуги. Эти девушки делятся с тобой секретами, пытаются подражать твоим манерам, ошибочно полагают, что ты способна общаться с ними на равных, а ведь тебя лучше не подпускать к внушаемым особам и на пушечный выстрел.
— Почему вы так говорите? — Слова куратора разозлили меня невероятно. Отчего он перекладывает чужую вину полностью на мои плечи? В случае с той же Селеной я сыграла лишь косвенную роль.
— Потому что ты не признаешь за людьми права иметь собственное мнение, осуждаешь людские слабости, свято веришь в свою безгрешность и правильность суждений. И, не переживай я за остальных ни в чем не повинных учеников, я бы бросил тебя ходить с этой меткой и дальше.
Никогда еще мне не было так обидно. И понятия не имею, почему мнение нелюбимого преподавателя настолько покоробило меня. Можно было просто холодно ответить ему в той же манере, а потом потребовать объяснить, что за метка на ладони, но я смертельно оскорбилась. Доводы рассудка были подавлены волной возмущения, зародившейся в самой глубине души. Молча поднявшись на ноги, я направилась к двери. Никому не позволю разговаривать с собой в таком тоне!
— Стоять! — раздалось вослед.
Я даже головы не повернула, лишь схватилась за ручку двери и потянула на себя. Но дверь не отворилась. Произнесенное заклинание также не возымело эффекта.
— Немедленно откройте замок! — потребовала я у куратора.
— Я сказал, сядь на место!
— По какому праву вы мне приказываете?
— По такому, что по твоей вине может пострадать еще большее количество людей, а ты разыгрываешь из себя обиженную невинность! Села на стул и слушай меня!
Вопреки приказу я схватилась за птицу на шее, желая лишь направить заряд в эсканилор и вышибить эту проклятую дверь. Когда птица засветилась, руку обожгло так, словно я сунула ее в огонь. Эта боль прошлась по всему телу каленым железом. Я беззвучно сползла вдоль двери на пол, птица выпала из разжавшейся ладони, а рисунок ослепительно засиял. В следующий миг я почувствовала, как Амир одной рукой обхватил меня за плечи, а другой сжал мои пальцы в кулак.
— Просто успокойся, — тихо заговорил куратор, — успокойся, подумай о чем-то хорошем.
Я пыталась сдержать слезы боли, ничего хорошего на ум не приходило.
— Представь что-то, что тебя радует.
Руку жгло все сильнее, закрыв глаза, с огромным трудом я заставила себя дышать медленно и подумала об Эрине, его поцелуях, объятиях, но жжение не проходило, а мысли сами перескочили на одно старое воспоминание из детства: я лежала в высокой траве в саду, вокруг порхали разноцветные бабочки, в ветвях пели птицы. Я смотрела на яркие трепетные крылышки и представляла, что лечу вместе с ними высоко-высоко в синее небо, а в душе разливалось чистое, ничем не омраченное детское счастье.
Я услышала, как выдохнул преподаватель, и поняла, что жжение в ладони уменьшается. Открыла глаза, а Амир раскрыл мою ладонь — метка медленно бледнела.
— Вот теперь можно поговорить, только спокойно, — проговорил куратор, поднимая меня за плечи. — Что представляла? Наверное,