— Ты не шутишь?
Аниша покачала головой.
— Я уверена, что очень скоро долговая тюрьма покажется Лукану раем. Я велела Клейтору оформить эти обязательства, как он назвал их, в письменном виде.
— Вот даже как? — Рутвен снял промокший сюртук и отбросил в сторону. — Должен признать, это что-то новенькое.
Аниша сморщила нос.
— От твоего сюртука пахнет дымом, — сказала она с укором. — Как от гашиша. У тебя опять бессонница, Раджу?
— Не уходи от разговора, — отозвался он, расстегивая свой шелковый жилет. — Мы обсуждаем Лукана. Нельзя, чтобы он учил мальчиков играть в карты. — Он сел и начал стягивать сапоги. — Проклятие, где Фрики?
— О, ради Бога, дай мне этот чертов сапог, — сказала Аниша, нагнувшись.
— Аниша! — одернул он ее. — Что за выражения! Что бы сказала мама?
— Она бы сказала, что ты опять придираешься ко мне.
Рутвен молча признал ее правоту, с улыбкой наблюдая, как сестра опустилась на колени, взялась за каблук и потянула. Но промокшая кожа набухла и сапог не поддавался. Аниша дернула сильнее, сапог соскочил с его ноги, и она неуклюже шлепнулась на пол. Оба рассмеялись.
Сестра сидела на полу, опираясь на ладони. Сари натянулось у нее на коленях, и он мог видеть ее лодыжку, украшенную браслетом, когда-то принадлежавшим их матери.
Рутвен носил такое же украшение, но под рубашкой, рядом с сердцем. Это была одна из многих вещей, связывавших его с Анишей. Конечно, он любил младшего брата. Но Лукан не только принадлежал к другому поколению, но и к другой культуре. Он был рожден совсем не в той Индии, что его старшие брат и сестра. В его жилах текла шотландская кровь отца, но мать была английской розой чистой воды. В нем не было ничего от Востока — и ничего мистического. Жаль, что парень не понимал, как ему повезло.
Оторвав взгляд от браслета, Рутвен обнаружил, что сестра наблюдает за ним.
— Раджу, — тихо сказала она, — что случилось?
— Ничего, — отозвался он. Аниша нежно улыбнулась:
— Меня не обмануть, братик. И ты это знаешь. Я беспокоюсь о тебе. Прошлой ночью твои звезды начали мистическое путешествие. Так что произошло?
Рутвен вздохнул, проведя пятерней по влажным волосам.
— Сними второй сапог, — сказал он, — и, возможно, я расскажу тебе все после ванны.
Аниша встала на колени, глядя ему в глаза.
— Дай мне твою руку.
— Аниша…
— Дай мне твою руку, — настойчиво потребовала она.
Рутвен неохотно послушался.
— Ты не можешь прочитать мои мысли, — предупредил он.
— Я могу читать твою ладонь и звезды, — возразила она, — и, возможно, твое сердце.
Аниша стала разглядывать его руку, водя пальцем по линиям. Затем прижала свою ладонь к его ладони и замерла на долгое мгновение, закрыв глаза.
— О, все дело в женщине, — уверенно сказала она. — И ты испытываешь противоречивые чувства.
— Можно сказать и так, — буркнул Рутвен.
— Эта женщина, — продолжила Аниша, — причина твоей бессонницы. И досады. Она в твоих мечтах, она сводит тебя с ума — отчасти потому, что ты находишь ее такой соблазнительной…
— Аниша!
Ее губы изогнулись в лукавой улыбке.
— Ладно, — промолвила она, не открывая глаз. — Скажем, ты находишь ее привлекательной. Ты испытываешь симпатию к этой женщине. Ты боишься за нее. Она взывает к тебе, и в то же время ты… не совсем доверяешь ей, да? — Глаза Аниши удивленно открылись. — Раджу, ты… не видишь ее.
Рутвен хмыкнул.
Аниша схватила его за руку.
— Это правда?
— Похоже на то, — признал он.
Она хитро прищурилась.
— Но есть только один способ узнать истину, — усмехнулась она. — И мы оба знаем какой. Если эта женщина красива…
— Мы не будем это обсуждать, Аниша, — произнес ее брат предостерегающим тоном.
Но сестра только понимающе улыбнулась.
— Скажи мне, братик, у этой загадочной дамы есть муж? Или любовник? Каждой женщине нужен близкий мужчина, не так ли?
Рутвен не нашелся с ответом.
— Полагаю, нам следует предоставить ей самой решать за себя, сестричка, — сказал он, вставая, и протянул ей руку, чтобы помочь подняться на ноги. — И хватит об этом, пока я не начал искать мужа, чтобы тот согревал твою постель.
— Пожалуй, я предпочла бы завести любовника, — отозвалась Аниша, невинно хлопая ресницами. — Разве не так поступают лондонские вдовы? Думаю, лорд Лейзонби мне отлично подойдет.
Рутвен притянул ее ближе.
— Поверь мне, Аниша! — прорычал он. — Если я застану его в твоей постели, то забуду все свои благородные идеи об угнетении женщин и мигом выдам тебя замуж, но не за Лейзонби.
— Хм…
— Аниша! — Он слегка дернул ее за руку. — Мы поняли друг друга?
Она испустила страдальческий вздох.
— Да, Раджу. Ты, разумеется, прав.
За их спиной кто-то кашлянул. Обернувшись, Рутвен увидел своего камердинера, стоявшего в дверях.
— Добрый день, сэр, — сказал Фрики. — Позвольте снять вам второй сапог.
Глава 6
Чай для двоих
В ожидании приглашения в черной рамке, которое так и не пришло, Грейс провела дома остаток дня и весь следующий день. Лорд Рутвен, мрачно отметила она, был бы доволен ее поведением.
Она решила вообще не думать о нем, однако не слишком в этом преуспела. Воспоминание о его поцелуе запечатлелось у нее в мозгу, как и тяжесть его теплых ладоней, блуждавших по ее телу. И за всем этим маячило тревожащее осознание, что она чуть не вышла замуж за мужчину, который никогда не возбудил бы в ней подобных чувств. У нее ни разу не возникло желания поцеловать Итана Холдинга — или влепить ему пощечину, если уж на то пошло.
Чтобы отвлечься, Грейс все воскресное утро приводила в порядок свое траурное платье из черного бомбазина, которое она купила в Париже на похороны отца и, из уважения к английской чопорности, отпорола с него атласный рюш.
Так и не дождавшись стука в дверь, Грейс написала письма всем парижским знакомым — их старой кухарке, холостому дяде, которого она едва знала, бывшему денщику ее отца и еще полудюжине человек — с просьбой помочь ей в поисках коттеджа. И хотя они составили прискорбно маленькую стопку на столе в холле, предназначенную для отправки с утренней почтой, это помогло ей занять себя делом.
К понедельнику стало ясно, что она ждала напрасно. Ей так и не прислали приглашение на похороны, и Грейс пришлось довольствоваться подробным и красочным описанием в утренней газете, которое она читала за завтраком, орошая сандвич слезами. Ее несостоявшийся жених упокоился в могиле.
Разумеется, она не пошла бы на похороны. В Англии, как предупредила ее тетя Абигайль, считалось, что женщины — слишком утонченные создания для подобных церемоний. Но Грейс очень хотелось побывать дома — точнее, на Белгрейв-сквер — или хотя бы посидеть с Фенеллой и другими скорбящими дамами. Предложить утешение Элизе и Анне, а потом пообедать в обществе людей, которых любил и уважал покойный.
Но этому не суждено было осуществиться. Они забыли о ней. Или — упаси Боже — винят ее в том, что случилось.
Грейс задумалась над такой возможностью. Именно она нашла Итана при последнем издыхании и вышла из его кабинета с руками, испачканными в крови. Пожалуй, лорд Рутвен прав, предупредив ее относительно Нейпира. Это была пугающая мысль.
Во вторник, однако, Грейс успокоилась и взяла дело в свои руки. Она убрала черное платье в гардероб и надела серое. Отсчитав несколько шиллингов из своих скромных сбережений, она отправилась на Оксфорд-стрит, купила венок из свежих цветов и наняла двухколесный экипаж. Ее больше не волновало, следят ли за ней. Пусть, если им больше нечем заняться, ей нечего скрывать.
— На Фулхем-роуд, пожалуйста, — велела она кучеру.
Пока видавшая виды коляска, дребезжа, катила по Парк-лейн, Грейс созерцала зеленые глубины Гайд-парка и изо всех сил старалась не думать о прошлом, об ужасной ночи на Белгрейв-сквер. И о лорде Рутвене, с его резкими чертами и черными глазами, острыми как осколки стекла. Вместо этого она пыталась представить добродушное лицо мистера Холдинга, веселое и подвижное.
Мистер Холдинг…
Красноречиво, не так ли? Мысленно она уже называет его по фамилии, а его лицо превратилось в смутное пятно. Как печально. Итан Холдинг, который заслуживал лучшей участи, умер, помолвленный с женщиной, которая уже не помнит ни его лицо, ни его имя.
Впрочем, даже если забыть о ее внезапном влечении к лорду Рутвену, это вполне понятно. В течение шести месяцев она была служащей мистера Холдинга. Итаном он стал только в последние недели, хотя, сказать по правде, ей было неловко называть его по имени. Собственно, она всегда испытывала неловкость в его обществе.
Но многие женщины, утешала себя Грейс, выходят замуж, не зная толком своих мужей. Она изучила его характер, и считала, что этого достаточно. Тем не менее, если она так быстро забыла его лицо, пожалуй, неудивительно, что его семья отвернулась от нее. Возможно, ничего другого она и не заслуживает.
Грейс велела кучеру остановиться и, захватив венок, вылезла из коляски.
— Спасибо, — сказала она, опустив в его ладонь несколько монет. — Дальше я пойду пешком.
Он дернул себя за чуб, глядя на ее цветы.
— Вы на кладбище, мисс? — Он указал в сторону Фулхема. — Тут недалеко, прямо и направо.
Грейс поблагодарила его и направилась к южным воротам по тропинке, пересекавшей травянистую лужайку. Она не нуждалась в указаниях. По просьбе мистера Холдинга она приходила сюда раз в две недели с девочками, чтобы возложить на могилу их матери венок из роскошных оранжерейных цветов.
Холдинг не жалел средств на увековечение памяти свой покойной жены, соорудив мавзолей с белым портиком и двумя дорическими колоннами, заметный даже издалека. Но сегодня кое-что еще привлекло ее внимание.
Грейс подняла руку, загораживаясь от солнца, слепившего глаза. Из мавзолея вышли мужчина и женщина, облаченные в черное.
— Фенелла! — воскликнула она достаточно громко, чтобы ее услышали. Спутник дамы обернулся. Затем запер дверь и положил руку на талию Фенеллы, увлекая ее вниз по ступенькам. Грейс ускорила шаг, но они уже двинулись прочь по дорожке, и ей ничего не оставалось, кроме как окликнуть их или бежать следом, что было бы неприлично.
Она в ужасе наблюдала, как пара торопливо свернула в проход между могильными плитами и скрылась за деревьями. На мгновение ей стало дурно. Ею не просто пренебрегли, ее унизили.
Неужели Фенелла даже не удостоила ее взглядом? Через плотную вуаль ее глаз не было видно. Похоже, Ройден Нейпир сделал свое черное дело. Джозайя Крейн, вне всяких сомнений, видел ее, и его намерение уклониться от встречи было очевидным.
Грейс поднялась по ступенькам, убедившись, что железные ворота действительно заперты. Вытоптанный мох, покрывавший плиты внутри, свидетельствовал о недавнем погребении. Взявшись одной рукой за чугунную решетку, Грейс нагнулась и прислонила свой венок к ворогам.
Она тщательно подбирала цветы: ярко-желтые розы в честь дружбы и пестрые соцветья репешка, обозначавшего благодарность. Возможно, она не любила мистера Холдинга в полном смысле этого слова, но недостаток любви с лихвой возмещался чувством благодарности. Он не только дал ей работу, но и вселил надежду. Он доверил ей двух самых милых детей, которых она когда-либо знала. И он дал ей величайшую из всех возможных оценку, попросив ее руки.
Да, она не любила его — и сегодня Грейс ощутила странную уверенность, что никогда бы не полюбила. Что делало его смерть еще более тягостной и невосполнимой.
Желтые и зеленые краски вдруг начали расплываться перед ее глазами, и одинокая слеза обожгла ее щеку. Грейс упала на колени на холодный камень и расплакалась, захлебываясь рыданиями. Она оплакивала несбывшиеся обещания и утраченные надежды. Детей, оставшихся без отца, и хорошего человека, жизнь которого безжалостно и хладнокровно оборвали намного раньше отведенного срока.
И тем не менее она не могла вспомнить лица Итана.
От этой мысли она расплакалась еще сильнее.
Грейс вернулась домой в середине дня, проделав последний отрезок пути по Оксфорд-стрит, где купила хлеб и свежие овощи, которые заказала кухарка. Свернув на Дьюк-стрит, она с удивлением увидела у кромки тротуара роскошную карету — покрытую черным лаком, с красно-золотым гербом на дверце, парой надменных лакеев, расположившихся на запятках, и чернобородым кучером, восседавшим на облучке. Рядом с этим великолепием ее обшарпанная коляска казалась еще более убогой.
Бросив на троицу беглый взгляд, Грейс поднялась на крыльцо и вошла в дом. В холле ее встретила Мириам, с круглыми как блюдца глазами.
— Я ничего не забыла, — сказала Грейс, сунув ей пакеты. — Даже купила любимый тетин салат…
— Бог с ним, с салатом, мисс, — перебила ее горничная, понизив голос. — К вам джентльмен.
Грейс приглушенно выругалась, догадавшись, кому принадлежит великолепный экипаж, который она видела у входа. Маркиз Рутвен, надо полагать, никогда не ездил в наемных кебах.
Карточка, которую вручила ей Мириам, подтвердила ее подозрения.
Грейс положила ее на столик, стараясь не обращать внимания на охватившее ее волнение.
— Тетя дома?
— Она на собрании дамского общества, мисс, — сказала Мириам. — Но джентльмен хотел видеть вас — и вряд ли он пожелает ждать.
— Да уж! — сухо отозвалась Грейс. — Подай нам крепкого чая, Мириам, пока я переобуюсь.
Она поспешила вверх по лестнице, чтобы сменить пыльные уличные ботинки на туфли и привести в порядок прическу. А заодно припудрила красноватые круги вокруг глаз. Она не нуждается ни в чьей жалости.
Не было нужды спрашивать, куда Мириам препроводила лорда Рутвена. Единственной комнатой, достойной столь блестящего посетителя, была гостиная, но даже и там ощущались следы запустения. Дверь была распахнута.
Грейс помедлила на пороге. Лорд Рутвен стоял спиной к ней, глядя в окно. Одной рукой он опирался на трость, другая лежала на бедре, приподняв полу черного фрака, так что виднелся серый шелковый жилет. Он являл собой образец мужской элегантности, и Грейс потребовалось мгновение, чтобы собраться с мыслями.
— Доброе утро, мадемуазель, — сказал он не оборачиваясь. — Надеюсь, я не доставил вам беспокойство своим визитом?
Грейс сухо кашлянула.
— Как вам это удается, милорд?
— Доставлять беспокойство? — Он повернулся к ней, выгнув бровь.
— Нет, производить впечатление, будто у вас глаза на затылке, — пояснила девушка. — Это действует на нервы.
Маркиз небрежно помахал рукой перед своим носом.
— Ваш аромат, мадемуазель, — промолвил он. — Его ни с чем не спутаешь.
— Я не пользуюсь духами.
— Именно поэтому он ваш, — улыбнулся Рутвен. — Вы позволите мне сесть?
— Mais oui. [12] — Грейс закрыла дверь и слегка улыбнулась. — Мне бы не хотелось задирать голову, глядя на вас.
Рутвен уселся на изящный стул, что при его росте и длине ног могло бы выглядеть довольно несуразно. Однако, как ни странно, он казался даже более опасным, чем обычно, словно сокол, восседающий на краю скалы, озирая окрестности в поисках добычи.
Внезапно Грейс вспомнила их первую встречу и его жесткое лицо, нависшее над ней, когда она пришла в себя в саду клуба. С еще затуманенным сознанием она приняла его за Люцифера — красивого, смуглого и демонического. Теперь она и вовсе не знала, что думать о нем.
— Мадемуазель Готье? — Его вкрадчивый голос вернул ее к реальности.
— Прошу прощения? — спохватилась Грейс, сообразив, что тупо глазеет на него.
— Я спросил, хорошо ли вы провели утро, — повторил маркиз.
— Merci, да… — Она замолкла. — Вообще-то нет. У меня было ужасное утро. Я ездила на кладбище.
— Одна?
— Да.
— Сожалею. — Он отвел глаза. — Никто не должен посещать подобные места в одиночестве.
— Такое впечатление, что вы судите по личному опыту, — заметила Грейс.
Рутвен по-прежнему избегал ее взгляда.
— Я потерял жену, будучи совсем молодым, — отозвался он после короткой паузы. — Это было… невыносимо.