Поэтому я не могла точно сказать, была ли сильная эмоция, которую сейчас излучал папа, побочным продуктом тех событий, или это было что-то совершенно новое и улучшенное – без консервантов, наполнителей и искусственных красителей. Он заметно хмурился. Может, у него изжога. Хотя скорее всего он слышал разговор о перцовых баллончиках.
- Привет, пап. – Я подпрыгнула и поцеловала ворчливого медведя, которым он прикидывался, в колючую щеку.
- Мы можем поговорить, милая?
- Конечно. Я мигом, - сказала я Куки.
Папа кивнул ей и закрыл дверь между нашими кабинетами. Хотя это вряд ли чем-то поможет. Рядом с этой дверью и картон покажется несокрушимым.
Внезапно я занервничала:
- Это по поводу кофе?
- Какого кофе?
- А-а, - блин, - хочешь чашечку?
- Нет, а себе налей, если хочешь.
Быстренько приготовив себе чашку контрабандного кофе, я уселась за стол, а папа сел напротив меня.
- Как дела? – спросила я.
Несколько секунд папа смотрел на меня, но не в глаза, а потом и вовсе отвел взгляд. Плохой знак.
Тяжело вздохнув, он выдал то, что было у него на уме. Слова прозвучали во всей своей психбольной красе:
- Я хочу, чтобы ты закрыла агентство.
Услышать это было так же приятно, как узнать, что у тебя хламидиоз, но надо отдать папе должное за то, что сразу перешел к делу. Как детектив, вышедший на пенсию с безупречной репутацией, он мог до посинения ходить вокруг да около, а в моем генофонде вряд ли найдется кто-то еще с такой уникальной способностью, так что разнообразие мне, в общем-то, было по душе.
Но бросить свое дело? То самое дело, которое я выстроила с нуля собственными руками, пусть и с помощью пары шедевров от Луи Виттона? То самое дело, ради которого я жертвовала кровью, потом и слезами? Ну, пусть не потом и слезами, но кровью точно. И крови было много.
Просто взять и бросить? Вот уж вряд ли. Кроме того, чем еще мне тогда заниматься? Зря я не пошла в Хогвартс, когда был шанс.
Пока папа ждал ответа, я ерзала на стуле. Он казался непреклонным, непоколебимым в своем решении. Что ж, понадобится весь мой такт. И благоразумие. И, наверное, парочка карамельно-шоколадных батончиков.
- Ты спятил? – спросила я и поняла, что весь мой план по очарованию и умасливанию вылетел в трубу, как только я открыла рот.
- Чарли…
- Нет, папа. Поверить не могу, что ты даже просишь о таком.
- Я не прошу.
От резкого тона я потеряла дар речи. Кипящее раздражение лавиной обрушилось на меня, выбив дух. Неужели он серьезно? Тем временем папа продолжил:
- Можешь работать у меня барменом полный день, пока не подыщешь что-нибудь другое. – Видимо, серьезно. – Если, конечно, не захочешь остаться. Мне может понадобиться человек, который будет вести учет, проводить инвентаризацию и организовывать поставки. – Что за черт? – Но я, конечно же, пойму, если ты откажешься. И помогу в любом другом деле. А может быть, ты захочешь вернуться к учебе, получишь магистра. – Кажется, папу просто переполняли надежды. – Я все оплачу. До последней копейки.
- Пап…
- Нони Бачича ищет нового офис-менеджера.
- Пап, перес…
- Он тебя с руками и ногами наймет.
- Папа, остановись. – Чтобы привлечь его внимание, я вскочила со стула. Добившись, чего хотела, я уперлась ладонями в стол, наклонилась вперед и сказала самым нормальным, на какой была сейчас способна, тоном: - Нет.
- Почему?
- Почему?! – Я потрясенно подняла руки. – Во-первых, речь не только обо мне. У меня есть сотрудники.
- То есть Куки.
- Вот именно. И когда того требует ситуация, я нанимаю других сыщиков.
- Куки может найти работу где угодно. У нее квалификации выше крыши, и тебе об этом известно.
Папа был прав. Я и близко не плачу ей столько, сколько она заслуживает. Но ей здесь нравится. А мне нравится, что она здесь.
- К тому же у меня дело. Я не могу просто взять, упаковать вещички и закрыться.
- Ты не взяла с него денег. Я слышал. Так что никакого дела у тебя нет.
- Пропала женщина.
- По вине того человека, - указав на дверь, папа тоже встал. – Просто расскажи дяде Бобу и не лезь в это дело.
Охватившее меня разочарование вырвало из меня вздох.
- У меня есть ресурсы, которых нет у полиции. И ты это знаешь лучше, чем кто бы то ни было. Я могу помочь.
- Можешь, если будешь просто передавать сведения дяде Бобу. – Он наклонился ко мне. – Не лезь в это.
- Не могу.
Папины плечи поникли. Внутри него боролись гнев и сожаление.
- Обещай хотя бы подумать.
Одна только мысль об этом меня парализовала. Мой собственный отец просит меня бросить то, чем я зарабатываю на жизнь. Бросить мое призвание. Надо было понять, что что-то не так, когда он сдал меня убийце.
Он пошел к выходу. Обогнув стол, я схватила его за руку. Чуть отчаяннее, чем собиралась.
- Пап, что навело тебя на такие мысли?
- А ты не догадываешься? – Кажется, его удивило, что я вообще об этом спрашиваю.
Изо всех сил я старалась понять, что он имеет в виду. Это мой отец. Мой лучший друг с самого детства. Единственный человек, к которому я могла обратиться, который верил мне и в то, что я делаю, и не смотрел на меня так, будто я ярмарочный уродец.
- Но почему? – Мне хотелось приглушить боль в голосе. Не получилось.
- Потому что, - строго начал он, - я больше не могу сидеть сложа руки и смотреть, как тебя избивают, похищают и пытаются проделать в тебе новые отверстия, как выразилась бы ты сама. И все это происходит с тех самых пор, как ты открыла агентство. – Он обвел руками мой офис, то есть второй этаж принадлежащего ему здания, как будто именно здание и было во всем виновато.
Я отошла и снова плюхнулась за стол.
- Пап, я раскрывала преступления с пяти лет. Не забыл? Для тебя.
- Но я никогда не разрешал тебе лезть в гущу событий и старался оградить тебя от этого.
Мне не удалось сдержать вырвавшийся наружу грубый, резкий смех. Надо же было такое ляпнуть!
- Две недели назад, папа. Или ты уже забыл, как нарисовал у меня на спине мишень? – Это был удар ниже пояса, но он сделал то же самое, кода пришел сюда и потребовал, чтобы я бросила свою работу.
Чувство вины, которое поедало папу, нанесло сокрушительный удар по моей решимости. Я держалась из последних сил. Не важно, какими были его намерения, когда тот бывший зек открыл на нас охоту. Папа принял хреновое решение, а теперь отыгрывался на мне.
- Ясно, - мягко согласился он, - я это заслужил. Но как насчет всех остальных случаев? Например, когда злющий муж той женщины, которой ты помогла исчезнуть, пришел к тебе с пушкой наперевес. Или когда тебя похитили и избивали, как боксерскую грушу, пока не появился Своупс. Или когда тебе врезал пацан, и ты свалилась с крыши десятиметрового склада.
- Пап…
- Я могу продолжить список. Он очень, очень длинный.
Согласна, но папа не понимал. Всему можно было найти объяснения. Я опустила голову, почему-то чувствуя себя обиженным ребенком и удивляясь, как папе удалось превратить меня в маленькую девочку.
- И ты решил, что лучший выход – попросить меня бросить все, над чем я столько работала?
Он медленно выдохнул:
- Да, именно так я и решил. – Потом повернулся и пошел к двери. – И прекрати таскать у меня кофе.
- Ты всерьез считаешь, что, если я брошу работу, это хоть отчасти снимет с тебя вину?
Папа даже не притормозил, но я его ужалила. Я это почувствовала как короткую яркую вспышку за секунду до того, как он исчез за углом.
Несколько минут мы дымились вместе с кофе. Потом я взяла себя в руки и вышла в приемную.
- Нам конец. Он знает про кофе.
- Он не прав, - сказала Куки, глядя на меня поверх компьютера с таким видом, будто только что задели не мои, а ее чувства.
- Но я действительно таскала у него кофе. – Я села на стул напротив нее.
- У меня квалификации не выше крыши.
- Нет, солнце, выше и еще больше, - сказала я, всей душой ненавидя убеждение, что честность – лучшая стратегия.
Она прекратила печатать и взглянула на меня:
- Нет. Мне нравится эта работа. Никто не делает того, что делаем мы. Никто не спасает столько жизней, сколько спасаем мы. Как можно хотеть чего-то большего?
Ее энтузиазм меня поразил. Я никогда не задумывалась, как она относится к нашей работе.
Я вымучила улыбку:
- Он просто расстроен. Рано или поздно он успокоится. Хотя, возможно, не по поводу кофе.
На мгновение Куки задумалась, а потом сказала:
- Может… может, тебе стоит ему рассказать.
- Что рассказать?
- Он знает, что ты видишь призраков, Чарли. Он поймет. Уверена, что поймет. Даже твоей сестре теперь известно, что ты – ангел смерти.
Я покачала головой:
- Не могу я ему такое сказать. Что с ним будет, если он узнает, что его дочь родилась ангелом смерти?
У всей этой «смертельной» музыки очень неприятный мотив.
- Дай мне руку.
Я посмотрела вниз на свои ладони и подозрительно глянула на Куки:
- Ты опять ударилась в хиромантию? Сама знаешь, что я думаю по этому поводу.
Она усмехнулась:
- Я не собираюсь читать по ладони. Дай руку, говорю.
Я дала, хотя и очень неохотно.
Взяв мою ладонь обеими руками, Куки наклонилась ко мне:
- Будь у Эмбер твои способности, я бы невероятно ею гордилась. Я бы любила и поддерживала ее, несмотря на то, как жутко называется эта… должность.
- Но ты совсем не такая, как мой отец.
- Не согласна. – Она ласково сжала мою ладонь. – Твой отец всегда тебя поддерживал. А весь этот негатив, скрытая агрессия и ненависть к себе…
- И вовсе я себя не ненавижу. Ты мою задницу видела?
- …все это из-за твоей мачехи. Из-за того, как она к тебе относилась. Она, а не твой отец.
- Моя мачеха, конечно, стерва, - отчасти согласилась я, - но я не смогу сказать о таком папе. О том, что я ангел смерти.
Я потянула руку к себе, и Куки меня отпустила.
- Мне кажется, он стал бы проще ко всему этому относиться, если бы знал, что на твоей стороне нечто большее, чем способность видеть призраков.
- Возможно.
- Так ты серьезно думаешь, что твой бухгалтер мухлюет?
Я тут же с благодарностью поддержала смену темы:
- Как ручной шулер. Мне почти вечность пришлось искать бухгалтера с гибкими моральными устоями. – Я дважды подмигнула, чтобы до Куки точно дошло. – Видимо, у них есть целый кодекс чести и какая-то там этика, от которых сложно отказаться.
Зазвонил мой сотовый. Вытащив его из переднего кармана, я посмотрела на номер. Это бы Нил Госсет, друг, с которым мы когда-то вместе учились и который теперь работал заместителем начальника тюрьмы в Санта-Фе.
- Алло, - сказала я в трубку, потому что «Дом булочек Чарли» было бы не к месту.
- Рейес хочет поговорить.
- Давным-давно в галактике, очень похожей на нашу, у родителей, которых звали Мама и Папа, родилась маленькая девочка.
- Эту часть я уже знаю.
- У нее были темные волосы, - сказала я в трубку, полностью игнорируя Джемму, мою слегка навязчивую сестру.
Я вела Развалюху по шоссе к Санта-Фе, надеясь, что по пути мне не встретятся копы – еще одно предупреждение за разговоры по телефону за рулем мне ни к чему.
Гаррет привез Развалюху, проверив ее на предмет механических повреждений после моего маленького дорожного происшествия. Кажется, она меня простила, так что мы снова были друзьями. Завалив Куки рутиной по проверке подноготной доброго доктора, я рванула из офиса, да так, что после меня по помещению летали бумажки.
- И сияющие золотистые глаза, - продолжала я, - над которыми день за днем ворковали медсестры.
- Ворковали медсестры? Ты такое людям рассказываешь?
- Мама так сильно любила свою маленькую девочку, что пожертвовала жизнью ради жизни дочери.
- Не думаю, что это был вопрос выбора.
- Родив дочь, мама умерла и прошла через малышку, которая была создана из магии и света. Но это опечалило отца. Не фишка со светом, а то, что мама умерла.
- И так ясно.
Я обогнала грузовик, водитель которого, видимо, был не в курсе, что сто пятьдесят километров в час – это новые сто двадцать.
- Малышка лежала в отделении для новорожденных долгих три дня.
- Три дня? Ты уверена? – с сомнением спросила Джемма.
Мы с Джеммой всю жизнь были сестрами, и она всегда знала, что я вижу призраков и что я родилась единственным ангелом смерти по эту сторону Млечного Пути, а это, в свою очередь, дало мне возможность помогать папе и дяде Бобу в их работе. Но мы с ней никогда не были близки. Я считала, что ее отталкивает то, чем я являюсь, и лишь недавно узнала, что вовсе не мой статус держал ее на расстоянии, а я сама, потому что когда-то этого потребовала. Я и не мечтала, что она когда-нибудь станет воспринимать меня всерьез.
- Ага, и прекрати перебивать, - сказала я, так вильнув в сторону, что чуть не оторвалось колесо. Из всех мест на свете, где можно потерять колесо, это я бы выбрала в последнюю очередь. – На чем я остановилась? Ах да. Никто к ней не приходил. Никто не навещал, кроме огромного множества мертвых людей, собравшихся вокруг малышки и остававшихся на страже, пока отец не справился с горем и не пришел наконец забрать ее домой.
- Не думаю, что прошло три дня.
- Малышка прекрасно все помнила, потому что у новорожденных великолепная кратковременная память.
- Допустим, - отступила Джемма. – Переходи к приятной части.
Джемма психиатр. А это значит, она может позаботиться о проблемах всех на свете, но только не о своих собственных. И это лишь одна из наших общих черт. Хотя наш внешний вид в их число не входит. У меня темные волосы и золотистые глаза, она – классическая голубоглазая блондинка, при виде которой трепещут мужские сердца. Я тоже могу заставить трепетать мужские сердца, но у меня свои методы, в которых я изрядно поднаторела. В основном они касаются того, что я умею делать ртом.
- Так ты уже в курсе, что я помню день, когда родилась?
- Еще бы! Ты мне тысячу раз говорила, когда мы были детьми.
Ничего себе. А я и не помню.
- Тогда я наверняка рассказывала об огромном зловещем существе, укутанном в развевающийся черный плащ, которое наполнило всю родильную палату незримым колебанием волн, разбивающихся о стены? И о том, как он возвышался в углу, оставаясь со мной все три дня и обещая, что отец скоро придет, хотя тогда я не слышала его голоса? И о том, как он до смерти меня пугал, потому что мне казалось, что одно его присутствие высасывает из меня силы и лишает способности дышать?
Повисла долгая пауза. Я даже успела задуматься, не уснула ли Джемма снова, но вдруг она проговорила:
- Нет, об этом ты не упоминала.
- А-а, ну ладно. – Я постукивала пальцами по рулю в такт классическому року, тихо звучавшему в машине, и была рада, что могу вернуться к рассказу. – В общем, так и было. А на третий день, когда отец наконец-то появился в больнице, чтобы забрать девочку домой, ей ужасно хотелось спросить «Где тебя носило, пап?», но не хватало двигательных навыков, отвечающих за речь. Прошел год. Она была очень счастлива, потому что больше не видела то большое страшное существо, а папа, казалось, искренне ее любил. Кроме тех дней, когда она ела гороховое пюре, но он сам виноват. А потом он привел домой женщину по имени Дениз, и с тех пор счастья значительно поубавилось.
- Ясно, - сказала Джемма, - все, что касается мачехи, я поняла. Возвращайся к могучему существу.
Наверное, Рейес был единственной сногсшибательной частью моей жизни, о которой не знала Джемма. Если, конечно, не принимать в расчет вечеринку с Двадцать второй штурмовой эскадрильей истребителей. Они праздновали повышение одного из своих товарищей. Я помогала праздновать. Чертовы «отвертки» с вином. В ту ночь я впервые узнала, как много существует разных способов отмазаться. И насколько безгранично мое желание жить, несмотря на самое кошмарное в жизни похмелье.