Это была моя последняя ночь в море, и я была слишком встревоженной, чтобы проводить время в каюте. В ней я практически не сидела, предпочитая наблюдать, как матросы завязывали веревки на мачте, создавая огромную паутину, как они дышали ветром. В прошлые ночи, когда мое присутствие все же замечали, и мужчина с золотыми пуговицами на пальто и очками, как у мистера Барбари, загонял меня обратно в каюту, я кралась по коридорам, проскальзывала в двери, прислушивалась к разговорам, которые, как все думали, я не понимаю.
Но в то утро я встречала рассвет — ясный на фоне горизонта — пока нас не поглотила черная туча, а море не сузилось до реки. Серый дым перекрыл обзор на голубое небо; когда корабль пришвартовался к гавани, кишащей людьми, как вода — рыбой, меня начали толкать в разные стороны.
Река полнилась кораблями, берега — причалами, а здания — куполами, арками и шпилями, задевавшими небо. Трубы плевались клубами черного дыма в воздух, а мои уши упивались городскими звуками: криками, свистом, звоном и скрипом, а также другими, которые были мне в новинку, я даже не могла их назвать.
Я вернулась в каюту, чтобы собрать вещи, и обнаружила, что меня уже ждут.
Мужчина был в черной одежде, под стать своим глазам с морщинками по углам. Лицо у него было добрым, голос — насыщенным и низким.
— Я мистер Гримсби, — представился он. — Нас связывает знакомство с мистером Барбари.
Я не ответила.
— Он прислал письмо моей госпоже с просьбой проводить вас домой в Лондоне. Вы готовы, мисс?
Да.
Мужчина поднял мой чемодан, и я замерла. Он заметил.
— Могу я отнести ваши вещи?
«Нет», — хотелось мне сказать, но я кивнула.
Я спустилась с мистером Гримсби с корабля, наблюдая, как мой чемодан подскакивает на ступеньках. Из какофонии звуков топота копыт, колес, тростей и ног я разобрала цокот своих новых туфлей по каменной дорожке. Чтобы успокоиться, я считала собственные шаги.
Ветер не щадил мое тонкое платье, и я укуталась в него поплотнее, пока мистер Гримсби пробивал дорогу к ожидающему нас экипажу. Чернильная лошадь занервничала при моем приближении.
— Тише, девочка, — сказал возница, похлопав ее по шее.
Я сделала осторожный шаг в ее сторону, и лошадь фыркнула, затопав на месте. Я не понимала. У меня хорошо складывались отношения с животными; мой разум полнился расплывчатыми воспоминаниями о том, как я кормила с руки обезьянок или каталась с сестрой на спине слона, пока тот переплывал реку.
Лошадь заржала, и из-за этого ремни, что крепили ее голову и туловище к повозке, натянулись.
Хозяин извинился перед мистером Гримсби:
— Не знаю, что на нее нашло, сэр.
Я протянула руку, чтобы успокоить ее.
Тут животное встало на дыбы. Ее жидкие черные глаза закатились, оставляя лишь белки, а затем, без всякого предупреждения, она рванула вперед.
Мистер Гримсби в шоке смотрел за экипажем, несущимся по людной улице, вызывая крики и визг. Аварию мы скорее услышали, чем увидели.
Мужчина чуть обо мне не позабыл и побежал в сторону экипажа. Я следовала за ним по пятам, о чем вскоре пожалела.
Повозка перевернулась, колеса крутились в воздухе. Лошадь пыталась перепрыгнуть через железный забор с пиками.
Ей не удалось.
Мое горло сжалось от боли, грозившей перерасти в крик. Я никогда не плакала. Ни когда сожгли дядю, ни когда убили сестру. Но увидев некогда прекрасное черное тело лошади сломанным, ее скользкую от крови шкуру, услышав выстрел, прекративший ее боль и страдания, мои глаза запекло от слез. Я смахнула их, прежде чем кто-либо успел заметить.
Когда я снова открыла глаза, мир побелел, а существо исчезло. Ноздри пекло от химических запахов, а земля под ногами была твердой и неуступчивой.
Потому что это не земля, поняла я, когда в глазах прояснилось. Это стол. Операционный. Такой холодный, такой холодный, что я не ощущала собственного тела.
— Хотела бы я этого избежать, — голос принадлежал доктору Кэллс, она появилась в моем поле зрения. Никогда не видела ее без макияжа. Она выглядела поразительно молодой, не считая глубоких морщин в форме скобок у рта. Пряди выскользнули из беспорядочной дульки на затылке. От нее пахло потом и отбеливателем.
— Я хотела вылечить тебя. Думала, что могу тебя спасти. — Она покачала головой, будто не могла поверить в собственную наивность. — Считала, если мы будем регулярно вводить анемозин и амилет, то, в конце концов, сможем вернуть тебя семье. Я действительно думала, что ты сможешь вернуться в школу! — Тут женщина рассмеялась: визгливо, с нотками паники. Она не смотрела на меня… не уверена, со мной ли она вообще разговаривала. И… она плакала?
— Прости, что заставила поверить, что Ной жив. Мне очень жаль. Знаю, тебе было тяжело слышать запись его голоса. Но Джуд не оставил меня выбора, понимаешь? Он… не в порядке. Я понятия не имела, что он зайдет так далеко в Тамерлане. Ни малейшего. Иногда даже я не могу предсказать его действия, — она снова рассмеялась. — Клэр была единственной, кто мог. Но никто не в силах ее вернуть.
Кэллс вытерла покрасневшие глаза тыльной стороной ладони.
— Когда он выпустил тебя, и ты… Что произошло с Вэйном в комнате для осмотров? Господи, Мара! Что, если подобное произойдет снова? Знаю, ты считаешь меня злодейкой. Без сомнений, мысленно ты убила меня сотни раз с момента, как пришла в сознание, и кто знает сколько, пока была без сознания. Но только подумай, что ты сегодня натворила! Что совершала ранее! Люди, которым ты навредила? Жизни, которым положила конец? — Женщина смотрела в пустоту круглыми и напуганными глазами. — Я пыталась изо всех сил, но ты всегда будешь небезопасна для общества.
Затем она подошла к ряду стальных ящиков и что-то достала. Я услышала, как щелкнул пластик, и она взяла шприц.
— Я сделаю укол, который остановит твое сердце. Клянусь, Мара, ты ничего не почувствуешь.
Но я что-то чувствовала. Свои пальцы; как натягивалась грубая ткань больничной рубашки на моей груди. Я должна быть напуганной. Прийти в ужас. Но мне казалось, будто я наблюдала за происходящим со стороны.
— После, я оповещу твоих родителей о том, что ты сделала с Фиби.
Но я ничего с ней не делала.
— И Тарой.
И с ней тоже.
— Ты и раньше проявляла насилие под наркозом, — сказала она с влажными щеками и сопливым носом. — У тебя диагностировали параноидную шизофрению. Твоей семье будет очень тяжело смириться с потерей, но со временем они придут в себя. Они свыкнутся, — Кэллс положила шприц на металлический стол. Я опустила взгляд и увидела слив в полу. Оглянулась на подозрительно выглядевшие металлические ящики. Ушло пару секунд, прежде чем я поняла их предназначение и свое местоположение.
Я была в морге.
— Большую часть своей жизни я пыталась помочь подросткам, подобным тебе, и тебе в особенности. Но я больше не могу себя обманывать, — ее голос сломался в конце. — Ты неизлечима. Тебя нельзя спасти, — она закатала рукава моей окровавленной рубашки до плеч. Я почувствовала, как ее пальцы задели мою кожу. На меня нахлынула волна ощущений.
Мое тело и прежде немело, но волна гребнем прошлась по моим рукам, ладоням, спина зудела. Никаких ощущений в ногах.
Я нащупала скальпель, спрятанный за резиновым поясом трусов. Сталь нагрелась о мое тело. Либо доктор Кэллс не знала о нем, либо забыла, потому как она очень удивилась, когда я ранила ее в шею.
Я махнула рукой с такой силой, что свалилась на пол, сбивая металлический столик со шприцами. Кэллс не связала меня. Да и зачем, если я парализована? Левое плечо заболело, и я поборола инстинкт схватиться за него — мне нужна рабочая правая рука, чтобы орудовать скальпелем. Женщина попятилась к стене, затем осела на пол. Она схватилась за шею обеими руками, ее глаза были широко распахнуты, кровь свободно текла сквозь пальцы.
Я заставляла свои ноги двигаться, но они отказывались. Придется ползти. Оглянулась на дверь в морг. Возможно, я смогла бы дотянуться до ручки, но сама дверь выглядела тяжелой. Вряд ли удастся ее открыть.
Мара.
Я подняла голову, услышав голос Ноя. А затем увидела его лицо. Тонкокостное, элегантное, бледное, с саркастическим изгибом губ, который я так любила, и тенью щетины вдоль челюсти. Это был он. Точно, как я помнила.
Но затем на его горле появилась рана, будто кто-то порезал его зубчатым ножом. Крови не было, звуков он не издавал, а рана расширялась до рваной улыбки у основания шеи.
Это была иллюзия. Я знала. Но видела я ее не просто так.
Я повернулась к доктору Кэллс. Она была бледной, но все еще в сознании, все еще в состоянии двигаться, и она отползала от стены. Пол был скользким от ее крови.
— Где Ной? — спросила я равнодушно и громко.
— Мертв, — прошептала она, сжимая свой халат, чтобы остановить кровотечение.
— Врете.
— Ты убила его.
— Джуд сказал, что он жив.
— Джуд болен, — хрипло выдавила женщина.
В это я верила. Как и в то, что Ной живой. Я бы почувствовала, будь это не так, а я ничего не ощущала.
— Скажите, где он, — язык еле работал. Я пыталась придумать, что сказать или сделать, чтобы заставить ее разговориться, выдавить из нее информацию, но затем вспомнила, что она сказала Джуду.
Что я могу оживить Клэр. Джуд поверил. Может, он был прав.
— Скажите, где он, чтобы я могла его вернуть.
— Он никогда не вернется.
— Вы сказали Джуду… Клэр…
— Я солгала.
Даже мне показалось это жестоким. Только я собралась это сказать, как заметила, что женщина тянется к шприцу. Мною двигала ярость, и мне удалось смахнуть его рукой. Затем я поднялась.
Доктор Кэллс была права. Мысленно я убивала ее сотни раз, но она все еще была здесь. Какие бы лекарства она мне ни давала, они работали, лишая возможности убить ее силой мысли. Но для этого у меня были руки.
Она отпустила халат, кровь, текущая из шеи, замедлилась до минимума.
Она все равно умрет, шептала часть меня.
— Но она может убить тебя прежде.
Я повернула голову в сторону своего голоса. Уставилась на отражение в одном из стальных ящиков. Она — я — пожала плечами, мол: «Что поделать?».
Мои руки дрожали от усилия, но я не собиралась падать, пока не получу ответ.
— Как мне найти Ноя?
Кэллс отползала от двери, от меня, но постоянно поскальзывалась на собственной крови. Я дернула за ее ноги, и кожа будто бы слезла при движении. Нет. Не кожа, чулки.
— Что вы сделали с ним? Отвечайте.
Но она молчала. Посмотрела на меня, а затем без предупреждения рванула за шприцом.
Я скользнула за ней и, с приливом силы, накинулась на женщину, прижимая ее грудь и шею к полу. Она задыхалась, и я выхватила шприц из ее кулака.
Я не могла оставить ее в живых. Не после всего случившегося. Нельзя так рисковать. Но, подняв шприц, я поняла, что могу убить ее безболезненно, прямо как она планировала убить меня.
Но разве ее поступки были безболезненными для меня? Она делала мне больно и прежде. Мучила. Говорила, что у нее есть на то причины, но разве они есть не у всех? Имеют ли они значение?
Кэллс что-то произносила одними губами — может, молилась? Такого я не предвидела.
Когда я раньше думала о смерти, мысли были такими абстрактными… Я много о ней размышляла, но никогда не чувствовала. Но данный момент был реальным. Мое лицо находилось в миллиметрах от ее. Я слышала слабое сердцебиение в ее груди, напрягающееся, чтобы качать кровь, остававшуюся в теле. Чуяла запах пота на ее коже и кровь на языке: горячую, металлическую.
По-правде говоря, в ту же секунду, как я очнулась в «Горизонте», как она призналась в своих деяниях, как она показала мне список, я знала, что убью ее при первой же возможности.
— Не волнуйтесь, — сказала я доктору Кэллс. — Будет немного больно.
12
Я наполовину спотыкалась, наполовину ползла по металлическому проходу, пока мои ноги приходили в чувство. Руки стали шершавыми от подтягиваний по решетчатому полу. Когда я добралась до разветвления, то посмотрела налево, затем направо, и увидела Стеллу и Джейми в ста шагах от себя.
Без лишних слов они кинулись ко мне. Стелла поскользнулась в своих носках и схватилась за перила, чтобы восстановить равновесие, выпуская папки из рук, но вскоре друзья оказались по бокам от меня. Ребята не спрашивали о произошедшем. Вообще ничего не говорили. Просто взяли меня за плечи и подняли. Пронесли через коридор, который вывел нас к крутой узкой лестнице наружу.
— Мы боялись, что ты уже не выйдешь, — наконец сказал Джейми, когда мы прислонились спиной к бетонному зданию, из которого только что сбежали.
— А как же Эбола? — спросила я с одышкой.
Джейми закашлял и засопел, затем сказал:
— Ну, разве может испортить геморрагическая лихорадка отношения двух друзей?
Несмотря на все пережитое, я улыбнулась.
— Ребята? — позвала Стелла. — Наверное, нам не стоит здесь оставаться.
Наверное, нет.
— Нужно спрятаться, — сказал Джейми. — Пока ты не сможешь ходить.
Конечно, он был прав, но вариантов у нас было мало. Здание, из которого я практически выползла, должно быть верхним уровнем ангара с техобслуживанием. По большей части он был скрыт деревьями, но они не были такими уж густыми, а на небе светало. Можно было даже увидеть «Горизонт» — по крайней мере, часть лечебного центра — вдалеке, на Безымянном острове. К сожалению, это означало, что кто-то на острове тоже мог нас видеть.
Я опустила взгляд на свои бесполезные ноги, перемазанные кровью и грязью. Почувствовала прилив паники.
— Что, если я не смогу ходить? — я с трудом сглотнула. — Что если… что если…
Стелла присела, чтобы быть на уровне моих глаз.
— Что ты чувствуешь? — ласково спросила она.
— Будто часть моих ног омертвела, а другую часть… печет.
— Однажды я тоже себя так чувствовал, — сказал Джейми, глядя на закрытые двери. — Я проснулся и не чувствовал собственных ног.
— Что она с тобой сделала? — спросила я, но боялась услышать ответ. Зачем ей лишать нас возможности ходить? Что она с нами делала?
— Не Кэллс, Вэйн, — ответил Джейми. — И он был не особо общительным.
Не обнадеживающе. Но Джейми все еще может ходить. Что значит, я тоже смогу. По крайней мере, так я надеялась.
— И через сколько все прошло?
Парень пожал плечами.
— Там не было часов, по крайней мере, я их не видел, так что бог его знает, но мне кажется, что через час или два. После я чувствовал себя странно… словно мои конечности испарились — словно они стали облаками.
— Может, спинальный блок? — предположила Стелла. — При нем не чувствуешь, что с тобой делают.
— Откуда ты это знаешь? — спросила я.
— Моя мама медсестра.
— Можно я на секунду отвлекусь и скажу: я так счастлив, что они мертвы! — Джейми провел рукой по голове и лицу, затем посмотрел на меня сквозь пальцы. — Она ведь мертва?
О да.
— Ага.
— Что там произошло?
— Это оказался не Ной. Просто его голос. Кэллс записала его и обыграла меня.
— Так это была ловушка?
— Ага. Ты был прав, — я почувствовала его руку у себя на плече.
— Мне очень жаль, Мара.
— Все нормально.
— Нет, я про… про Ноя.
— Он не мертв. — Джейми промолчал. Я оттолкнулась от земли и села ровно. — Не знаю, откуда во мне такая уверенность, но тем не менее. Он где-то там.
— Так почему он не здесь?
Очень хороший вопрос. И я пойду на все, чтобы на него ответить.
— Кэллс сказала, что здание рухнуло, — начал мой друг.
— Мне она тоже такое говорила. Это не значит, что она сказала правду.
Узнать наверняка можно было только одним способом — вернувшись назад. Но даже если оно рухнуло, мы знали, что «Горизонт» был не просто лечебным центром. И если Стелла с Джейми выжили, то и Ной должен был. Он единственный из нас, кто мог исцеляться. Он должен быть жив.