Он снова посмотрел на этикетку. Оно было выписано для Карли Джонсон и изготовлено в Сиэтле. Почему ее зовут Карли? Что она скрывает?
Сунув пузырек в карман, Бак снова обошел вокруг кровати, остановившись около туалетного столика. Содержимое сумочки было разбросано на стертой деревянной поверхности. Оно было типично для любой женской сумочки: бумажник, чековая книжка, пачка бумажных салфеток. Маленькая плоская коробочка для пилюль, две ручки, маленькая записная книжка, губная помада и пудра. Три аптечных рецепта, две упаковки мятных таблеток и обертка от жевательной резинки.
Он коснулся ее бумажника, потом отдернул руку. Бак хотел бы знать, насколько далеко она зашла в своем перевоплощении: выписаны ли ее водительские права на фальшивое имя? Получены ли ее кредитные карточки на имя Карли Джонсон? Но он не имел права рыться в ее бумажнике, как бы ни хотел получить ответы на свои вопросы. Ответы — он знал твердо — должны исходить от нее.
Медленно проходили часы. Бак покидал комнату дважды: первый раз — предупредить Хэзел, чтобы она никому не говорила о возвращении Лоры, и второй, чтобы позвонить из автомата в холле в свое управление и попросить Харви просмотреть информацию о Карли Джонсон в компьютере. Так как у них не было своего компьютера — местный бюджет не выдержал бы таких расходов, — проверка требовала времени и означала ожидание, пока его помощник использует вторую линию для звонка шерифу Краудеру в соседний округ, чтобы один из его людей просмотрел данные. Бак ждал, пока Харви сделает это, и только несколько минут назад вернулся с сообщением: никаких данных.
Потом он позвонил в соседний квартал доктору Томасу для консультации о лекарстве. Доктор сказал, что его никому не прописывают постоянно.
Итак, почему Лора принимает его?
Возвратившись в комнату, Бак молча наблюдал, как она спит. Устав от полумрака, он поднял шторы, которые защищали комнату от послеполуденного солнца. Но когда лучи коснулись лица Лоры, она беспокойно задвигалась, издав слабый, беспомощный стон и прикрывая глаза рукой. Бак немедленно опустил шторы, и она постепенно затихла.
Большую часть времени Лора спала спокойно и глубоко, но иногда она что-то бормотала и металась из стороны в сторону. Она никогда не спала беспокойно. Интересно, что вызывает ее тревогу во сне: боль или неприятные сновидения?
Она была причиной его ночных кошмаров. За долгое время ее отсутствия они преследовали его. Все, о чем он был способен думать, — какое это хорошее было время и как его было мало, а потом наступили плохие времена, когда она просила, нет, требовала большего, чем он мог дать ей. Они мирились, она угрожала, а потом уехала. Исчезла. Пропала.
И вот она здесь снова. Жива и здорова. Прошло три года. Сегодня она вернулась, одним махом перечеркнув хрупкое подобие спокойствия, достигнутое им с таким трудом. И, черт побери, он хотел знать почему. Уж это, по крайней мере, она ему обязана объяснить.
Бак устроился в кресле в углу. Было уже больше пяти часов, время, когда он мог пойти домой. Он мог бы пригласить своих помощников, чтобы они проследили за ней, но не хотел делать этого. Бак не желал оставлять ее даже на минуту и решил не уходить до тех пор, пока она не проснется, пока не посмотрит ему в глаза и не расскажет все, что он хотел от нее узнать.
Когда солнце приблизилось к закату, Бак включил один из ночников над кроватью, осторожно отклонив свет от лица Лоры, потом сел в кресло и ждал. Однажды Хэзел подошла к двери и осторожно постучала. Она принесла поднос с кофе, две чашки и два куска своего знаменитого вишневого пирога. Бак нарочно не дал ей посмотреть в комнату, взял поднос и поблагодарил ее.
Он снова сел в кресло и съел кусок пирога. Две чашки кофе — позже, как и второй кусок пирога. Он ждет.
Ему всегда удавалось ее дождаться, подумал Бак с улыбкой. Лора всегда заставляла его ждать: ее внимания, ее раздражения, ее требований. Он ждал ее, чтобы порой увидеть лишь недовольную гримасу и уйти домой. Теперь Бак ждал, когда она проснется; он хотел не только увидеть золотистые светлые волосы и четкие линии ее лица, но и посмотреть ей в глаза, в холодные голубые глаза и услышать ее голос.
Он ожидал увидеть, что она еще хочет его; он убедится, что она все еще нужна ему; и еще он хотел проверить, по-прежнему ли он ненавидит ее.
Карли проснулась отдохнувшей. После двух недель отпуска она привыкла просыпаться в незнакомых комнатах. Правда, пробуждаться вечером — это немного обескураживало, как, впрочем, и просыпаться совершенно одетой; но уже первое движение объяснило ей и то, и другое. Когда она приняла лекарство, острый приступ головной боли прошел, но пульсирующая боль была еще в ней, сильная и резкая.
Лампа на ночном столике мягко светила в темной комнате. Разве она ее включила перед тем, как уснуть? Она не могла вспомнить. Но Карли не могла вспомнить и как снимала туфли и накрывалась одеялом, которое лежало сложенным в ногах на постели, но, наверное, она это сделала, так как сейчас ее ноги были босы, и она была укрыта.
Карли облизнула губы. Они были сухие, во рту было сухо, слишком сухо, чтобы глотать. Но она почувствовала голод. Это хороший признак. Это значит, она вынесет эту головную боль так же, как она переносила другие приступы.
Карли осторожно села. Она знала, как быстро может вернуться тошнота, как просто боль может снова овладеть ею. Когда ничего не случилось, она осторожно опустила ноги на пол и надела туфли, которые ее ждали на полу. Она окончательно встала, когда голос произнес из темноты:
— Привет, Лора.
Она вздрогнула, и резкое движение заставило ее почувствовать слабую тошноту. Прикрывая рот одной рукой, она ухватилась за железную спинку кровати другой, чтобы удержаться на ногах.
Человек, который говорил, медленно вышел из тени. Это был мужчина примерно шести футов роста, широкоплечий и черноволосый, как ночь. Несмотря на мягкость его приветствия, в нем было что-то угрожающее, опасное. Что-то злое.
Быстрые удары ее сердца начали замедляться, когда он вышел на свет и она увидела форму, которая была на нем. Жетон на его рубашке говорил, что его зовут Логан, нашивки — что это шериф Логан. Женщина внизу вела себя странно, когда она заполняла карточку, вспомнила она смутно. Может, у нее были причины вызвать к ней шерифа?
Он подошел на несколько шагов ближе.
— Нечего сказать? Ни «привет, шериф», или «как давно мы не виделись, Бак», или «я скучала по тебе, дорогой»?..
Карли сделала усилие, чтобы медленно и глубоко вздохнуть. Ко всем ее проблемам сегодня это было последней каплей. Такое случилось с ней однажды раньше, когда головная боль была такой сильной, что она думала, что не перенесет ее. Потом, как говорится в одной старой шутке, она уже боялась, что не умрет.
— Привет, шериф, — сказала она, стараясь говорить спокойно и сдержанно, но слова все равно звучали напряженно. Теперь он стоял меньше чем в футе от нее. Карли хотела отступить, уклониться от него, но не позволила себе проявить какие-либо эмоции. Если она будет терпелива, он просто скажет: «Убирайся из города до захода солнца, бродяга», — подумала она, испытывая головокружение, и потом он уйдет, а она сможет принять еще две таблетки, пообедать и немного поспать; это ей было просто необходимо.
Как он сказал, его зовут? Она была как в тумане. Бак. Бак Логан. Это звучит как имя ковбоя с Дикого Запада. Он должен поменять свою форму на пару джинсов и рубашку, блестящие ботинки — на пару башмаков ручной работы. Тогда он будет по-настоящему соответствовать своему имени.
Давай, подумай, решила она, массируя между глазами, он прекрасно соответствует своему имени в форме шерифа. Мужчина. Мужественный самец.
Время шло. Наконец она не выдержала и спросила напрямую:
— Что вы хотите, шериф?
— Давай, Лора, ты всегда знала, чего я хотел. — Он помолчал, потом усмехнулся и добавил: — И ты знала всегда, что мне нравилось.
Лора? Женщина внизу тоже называла ее так, верно. Или это часть дурного сна? Порой это случалось с ней: совсем незначительные тревоги оставляли ее после пробуждения с чувством смутного беспокойства; иногда ее преследовали во сне кошмары. Когда такие сны проходили, то ее собственные крики будили ее, подушки были мокры от слез, а постель — от пота. Но она никогда не знала, чем они закончатся, — то ли простым беспокойством, то ли ужасом. Она не хотела вспоминать о них.
— Меня зовут Карли Джонсон, — сказала она ровным голосом, — а не Лора.
— Угу, — он бросил долгий взгляд, рассматривая ее с головы до пят, и усмехнулся такой усмешкой, которую можно назвать дьявольской. — Правильно.
Как это случилось, хотела бы она знать, что ей выпало провести ночь в том единственном городе штата Монтана, где шериф связан с женщиной, которая выглядит так похоже на нее? Очень сильно похожа, подумала она, так как невозможно даже представить, что шериф Бак Логан перепутал бы свою женщину с другой.
И почему шериф оказался таким привлекательным? Если бы она не была так больна, почувствовала бы она минутное сожаление, что она не эта таинственная Лора? С темными волосами, темными глазами и дьявольской усмешкой шериф был одним из самых красивых мужчин, которых она видела.
Самым красивым и самым опасным. Несмотря на почти дружеский тон разговора, в его голосе, в его словах были заметны злоба и антипатия. Хорошо, что она не была той женщиной, о которой он говорит. Теперь ей только придется убедить его в этом.
— Вы ошиблись, шериф, — сказала она. — Мое имя Карли Джонсон, я из Сиэтла, проезжала через штат Монтана по пути домой. Я не Лора.
Сказав это, она шагнула вперед, обходя его, и, стараясь не задеть, подошла к туалетному столику. Она вытряхнула все содержимое сумочки или он? Карли не могла вспомнить, хотя предполагала, что сама. Она так торопилась найти лекарство, когда попала в комнату. Кроме того, она полагала, что шериф был бы более осторожен, осматривая не вызывающую подозрений дамскую сумочку.
Она рассортировала содержимое, когда клала обратно в сумочку, но там не было пузырька с таблетками. Мгновение она стояла, обдумывая, потом прошла в ванную. Стакан, из которого она пила, стоял на полочке, но пузырька с лекарством не было и там, как не было и на кровати, и на смятом покрывале, и…
— Ищешь это? — шериф показал пузырек. Она не заметила этого раньше, так как пузырек был мал, а рука шерифа такая большая. Когда он обхватил его пальцами, пузырек полностью исчез из вида.
Кивнув, она провела пальцами по волосам.
— За кого вы меня принимаете? Вы думаете, что нашли кого-то с наркотиками? Я уверяю, шериф, рецепт абсолютно законный. Подождите до утра и позвоните доктору — спросите у него.
— От чего эти таблетки?
— От головной боли.
— Я принимал такие же раньше, в колледже. Одна таблетка способна свалить слона…
Когда Бак увидел ее поджатые губы, он остановился, но потом продолжил:
— Это, должно быть, очень сильные головные боли.
— Я не была бы сейчас здесь, если бы они были другими. — Ее терпение было готово лопнуть, и Карли чувствовала себя все хуже с каждой минутой. — Я еду домой, — повторила она, ее голос был натянут и дрожал. — Я больна, а это был ближайший город, поэтому и остановилась здесь на ночь. Я не сделала ничего плохого, шериф, ничего, что давало бы вам право врываться сюда, рыться в моих вещах и допрашивать меня.
— Я сюда не врывался. Ты оставила дверь незапертой.
Карли заметила, что он не отрицал, что рылся в ее вещах. Что он искал, хотела бы она знать, думая о 67 долларах в своей сумочке, которых должно хватить до Сиэтла. Потом она вспомнила одеяло, свои туфли и отбросила подозрения. Этот человек, шериф, не мог украсть ее доллары, — ведь он снял с нее туфли и укрыл, чтобы ей было удобнее.
— Очевидно, вы ошиблись, шериф. Я не Лора. Поэтому, если вы вернете мои вещи и покинете комнату, я бы хотела подумать об ужине прежде, чем все в этом городе закроется на ночь.
— Ресторан внизу и открыт до десяти, Лора. Ты же знаешь это.
Вместо того, чтобы положить склянку с лекарством в ее протянутую руку, как она ожидала, Бак взял ее за руку.
— Я пропустил обед, пока ждал твоего пробуждения, поэтому я присоединяюсь к тебе.
— Нет! — Карли дернулась, разволновавшись, но потом сконцентрировалась, чтобы прийти в себя. Она тяжело дышала и снова дрожала. Она ненавидела слабость, которая всегда сопровождала головные боли. Слабость делала ее совершенно беззащитной перед таким сильным человеком, как Бак Логан.
Стараясь глубоко дышать, Карли поправила волосы, потом взяла сумочку и ключи; затем снова повернулась лицом к шерифу.
— Вы не имеете права беспокоить меня, шериф. Я не сделала ничего плохого. Сейчас я собираюсь спуститься вниз и поесть — одна. Мне наплевать, как вы тут оказались и что делали, пока я спала. Ясно?
Не дожидаясь его ответа, она открыла дверь и ждала, пока Бак покинет комнату. Когда он вышел, Карли последовала за ним и заперла дверь, потом положила ключ в сумочку. Минуту она просто стояла, используя дверь, как опору. Карли чувствовала себя так плохо, что при одной мысли о еде ее затошнило… Но она была очень голодна, и если бы не попыталась поесть, то ей стало бы еще хуже.
Двигаясь осторожно, она оторвалась от двери, приоткрыла ее и выглянула в коридор, чтобы убедиться, что шериф действительно ушел. Она пока не знала, что отвязаться от него будет не просто: он олицетворял закон в этом маленьком ничего-не-представляющем-из-себя городке. Это, возможно, давало ему преувеличенное чувство собственной значительности. Это также давало ему много возможностей злоупотреблять своей властью, и вокруг не будет никого, кто бы мог остановить его. Он мог бы преследовать ее всю ночь, обвинять в чем захочет, и никто не сможет помешать ему, по крайней мере, до тех пор, пока она не сможет пригласить сюда адвоката. Пожалуйста, Боже, слабо взмолилась она, не дай этому случиться. Только не сегодня.
Карли не обращала на него внимания, пока шла по ярко освещенному коридору. На лестнице одной рукой она держалась за перила, стараясь не замечать стука его ботинок, который словно эхо, отзывался на ее шаг. Когда Карли остановилась перед дверью ресторана, она сделала вид, что не замечает его навязчивого присутствия.
Внутреннее помещение ресторана было большим, примерно с двадцатью столиками в центре и еще с десятком кабин вдоль стен. Около половины столиков было занято обедающими, но она даже не взглянула на них, когда двинулась вперед прямо к кабине в дальнем углу. Официантка засуетилась и положила на стол завернутые в салфетку серебряные приборы, кофейные чашки и меню, потом отошла и встала около ближейшего незанятого столика.
Все столы позади были пусты, подумала Карли, когда она дошла до кабины. Как официантка узнала, что она подойдет именно к этому столу? И почему у нее жуткое чувство, что каждый смотрит на нее и что все разговоры замерли, когда она вошла в ресторан?
Когда Карли повернулась, чтобы сесть, она увидела, что чувство не обмануло ее. По меньшей мере тридцать пар глаз были обращены к ней: ее осторожный пристальный взгляд перемещался с одного вопросительного лица к другому. Шериф повесил свою шляпу на крюк в конце кабины и сел напротив нее. Он не позаботился взять меню, как она: просто сцепил свои руки и молча наблюдал за ней.
— Что за дела, шериф? Неужели жизнь в вашем городке настолько бедна, что вашего появления с женщиной достаточно, чтобы привести присутствующих в состояние шока? — спросила она сухо.
— Я имел женщин с тех пор, как ты уехала, Лора, — Бак усмехнулся; его глаза были темными, враждебными, бросающими вызов. Может быть, его Лора была ревнивой женщиной, подумала Карли; но она бесконечно устала и была не в состоянии продолжать эту игру.
Нахмурившись, Карли сконцентрировалась на меню, выбирая что-нибудь для своего больного желудка. Она знала, что красный перец будет для нее слишком острым, даже тушеная говядина была не для нее. А жареный цыпленок был жирным, куриный бифштекс фри был мороженым… Быть может, попросить кусок индейки, это будет для нее самым лучшим, а потом кусок пирога, который она видела в углу — шоколадный крем, покрытый толстым слоем ягод.