— Да, это стоит проверить. Если нам позволят приблизиться к «Эросу», наверняка там все чисто; если же нет, тогда, пожалуй, тебе завтра же следует отправляться на поиски Марка. Для них двоих не составит никакого труда после наступления темноты подплыть сюда на своей яхте, перейти на борт «Эроса» и хорошенько осмотреть его. Смыться они смогут мгновенно. А мы что-нибудь придумаем, дабы удержать Стратоса и компанию подальше от гавани, — подожжем гостиницу или сотворим еще что-нибудь в этом роде.
Я прыснула со смеху, потом с любопытством взглянула на нее.
— Знаешь, а я ведь подумала, что ты это всерьез!
— Если ничего другого не останется, то почему бы и нет? — решительно заявила Франсис. — Ведь речь идет о мальчике, напуганном и страдающем от шайки головорезов, более того — он, вероятно, все это время считает, что его брат мертв. О да, если бы небольшой поджог сыграл нам на руку, я ничуть не возражаю подпалить отель мистера Алексиакиса с ним самим в придачу. А пока что мы вполне можем взглянуть на «Эрос». Отправимся туда прямо сегодня вечером, хотя бы для того, чтобы тебя успокоить.
— Ты сказала — мы?
— А почему нет? Это будет выглядеть более естественно. Погляди, там, на террасе, нас поджидает этот самый Тони?
— Да.
— В таком случае давай, не мешкая, примем непринужденный вид. Предполагается, что я известный ботаник, — ты, по всему видать, создала мне рекламу, которой позавидовал бы и Линней. Итак, не изволишь ли ты остановиться на минуточку и со жгучим интересом воззриться вот на это растение — да нет же, сюда, ослица, на то, что растет на скале!
— Оно действительно редкое?
— Прелесть моя, оно растет на каждой стене на юге Англии. Это постенница, но можешь поспорить на что угодно, Тони это не известно! Давай-давай, можешь оторвать от него побег или сорви эту хрустальную травку, да что хочешь! Продемонстрируй чуточку рвения.
— Астры сойдут?
Я послушно нагнулась. Тони ждал под тамарисками, не далее чем в пятидесяти ярдах.
— Посмотри, — сказала я, протягивая ей цветок. — Они уже свернулись в трубочки. Ну разве они не похожи на пластиковые зонтики?
— О святые небеса! — патетически воскликнула Франсис. — А я-то рассчитывала когда-нибудь сделать из тебя натуралиста! Да, кстати, эта белая цапля, о которой ты говорила… Если верить книгам, в Греции белые цапли не водятся.
— Знаю. — Даже не глядя в сторону Тони, я почувствовала, что он вышел из-под сени тамарисков и теперь стоял у края площадки, выложенной гравием. Мой голос, должно быть, отчетливо доносился до него. — Точно так же, как здесь не водятся иволги — официально, однако я видела их в Эпидавре и, признаться, встретила парочку сегодня, между Ханьей и Кастелли. А уж в отношении иволг ошибиться я не могла. Насчет белой цапли я, может, и ошиблась, но кто же это тогда был?
— Может, желтая цапля? В полете они кажутся белыми. Ой, нет, ты ведь сказала, черные лапки с желтыми кончиками… Привет, Тони, что это так восхитительно пахнет?
Я весело заметила:
— Надеюсь, это не тот осьминог, которого я сегодня видела в гавани?
— Нет, мои дорогие, это фрикасе, фрикасе из телятины, приготовленное по моему собственному рецепту — с вином, грибами и крошечными, малюсенькими горошинками. Я называю это блюдо «veau à jouer» — «телятина по-азартному».
— Но почему?
— Разве вы забыли мою фамилию? Телятина а ля Гэмбл, — пояснил Тони. — Итак, дамы, ужин почти готов. Когда вы спуститесь, напитки уже будут ждать вас. Что предпочитаете?
ГЛАВА 11
Ах, что за птица так поет,
Выводит жалобную трель?
Да это в клетке соловей.
Тоскливо, скорбно он кричит,
И грусть разносится в ночи.
Джон Лили. Кампаспе
Яхта стояла на прежнем месте, неподвижно замерев в спокойных водах гавани. На мачте горел фонарь, его отражение тускло мерцало в воде. Еще один светильник, только побольше, был установлен на железной треноге в конце пирса. Не считая этих двух источников света, все вокруг было окутано тьмой и пропитано влажным, соленым запахом моря.
Тот юноша, Алкис, по-видимому, на ночь покинул яхту, поскольку маленькая шлюпка больше не жалась к ее бортам, а лежала в дрейфе рядом с пирсом, у наших ног. Мы стояли и молча на нее смотрели.
И тут вдруг рядом со мной раздался голос.
— Хотите поплавать на лодке? — спросил Георгий. — Я вас покатаю!
Я снова взглянула на яхту, так мирно и спокойно замершую в темноте. Стратос где-то рыбачит, Тони — за стойкой бара, Алкис, наверное, ушел домой. На первый взгляд, нам, похоже, выпал шанс, который не стоило упускать… Но отправиться кататься сейчас, вместе с Георгием и, возможно, на самом деле обнаружить там Колина… среди ночи…
— Что он говорит? — спросила Франсис.
Я сказала ей о предложении Георгия и поделилась своими сомнениями.
— Боюсь, ты права. Придется нам подождать до утра со своими изысканиями. Если мы действительно найдем его на борту… — Она тихонько хохотнула, — Тогда нам останется лишь одно — сниматься с якоря и гнать этот самый «Эрос» на всех парусах на поиски другой яхты. Не сомневаюсь, что именно так и поступил бы твой предприимчивый приятель, но давай мыслить трезво — это один из тех случаев, когда принадлежность к слабому полу налагает определенные ограничения. Вряд ли ты умеешь управлять такими посудинами, а?
— Угу, не умею.
— Что ж, ничего не поделаешь.
— Но есть же еще гребная шлюпка.
Я высказала это предложение с заметной неуверенностью в голосе, и Франсис насмешливо хмыкнула:
— Представляю, как мы с тобой гребем вдоль южного берега Крита в кромешной тьме и выискиваем яхту, запрятанную в какой-то бухте. Как ни жаль, но придется нам примириться со своей неполноценностью и подождать до утра.
— Как всегда, ты права. — Я вздохнула. — Что ж, скажу Георгию, что утром мы спросим у Стратоса разрешения по всем правилам. — Я посмотрела на мальчика, который, изумленно вытаращив глаза, следил за нашим непостижимым для него диалогом, — Спасибо тебе большое, Георгий, но не сегодня. Завтра мы попросим об этом мистера Алексиакиса.
— Мы можем попросить его прямо сейчас, — бесстрастно заметила Франсис. — Вон он приближается… и до чего же было бы мило, кабы мы с гобой сейчас находились на «Эросе» и судорожно пытались запустить двигатель! Никола, крошка моя, определенно нам с тобой следует избрать какую-нибудь иную преступную стезю, не требующую столь напряженных усилий.
Теперь, когда лодка обогнула пирс, тихий стрекот ее мотора слышался совсем отчетливо.
— Вот он! — радостно объявил Георгий, подскочив к самому краю бетонированного пирса и встав на цыпочки. — Он рыбачил с острогой! Теперь увидите эту громадную рыбину, морского окуня! Он наверняка его отловил, иначе не вернулся бы так скоро!
Я вдруг поймала себя на мысли, что наблюдаю за приближением лодки, как ни смешно, с облегчением: во всяком случае, теперь от нас не требовалось проявлять героизм. Более того, необходимость в нем вообще отпадала. Мы могли выяснить все, что хотели, безо всяких усилий. И не нужно было ждать до утра.
Нам даже не пришлось ни о чем просить — за нас это сделал Георгий. Лодка с приглушенным мотором плавно скользила по воде, и Стратос бросил Георгию канат, приветливо помахав нам.
— Кого поймали? — поинтересовался Георгий.
— Я не рыбачил с гарпуном. Ходил проведать садки. Ну, дамы, снова вышли прогуляться? Мисс Скорби, если не ошибаюсь? Как поживаете? Я вижу, вы, не теряя времени понапрасну, осматриваете наш крупный городище. Жалко, что не составили мне компанию, ночь выдалась чудесная.
— Леди хотели побывать на «Эросе», — сообщил Георгий. — Швартовы закрепить?
— Нет, я обойду на лодке вокруг и причалю у гостиницы. А сюда подплыл, чтобы оставить на «Эросе» кое-какие снасти. — Он стоял, без труда удерживая равновесие в покачивавшейся на волнах лодке, и смотрел на нас. — В самом деле хотите взглянуть на «Эрос»? Вообще-то суденышко так себе, но если вам интересно…
Он сделал широкий жест рукой, приглашая нас на борт «Эроса».
Я рассмеялась:
— Собственно говоря, это была идея Георгия, он хотел покатать нас на лодке. Само собой, я с удовольствием взглянула бы на вашу яхту, но давайте подождем до завтра — лучше все-таки путешествовать при свете дня. А что вы поймали?
— Лангустов. Завтра отведаете — это очень вкусно.
— Название мне знакомо, но я в жизни их не ела. Это они? Как же вы их ловите?
— Ставятся садки вроде как на омаров, а приманкой служат свежие овощи. Уверяю вас, они гораздо вкуснее омаров, да и красивые какие, разве нет? Вот, Георгий, это можешь отнести своей матери… Как же этот мальчишка догадался, что я сюда подплыву? — заметил он, ухмыльнувшись и состроив гримасу, когда Георгий убежал прочь, радостно прижимая к себе добычу.
— Именно этого он и ждал?
— А то как же! Все знает, пострел; он был бы настоящей находкой для Скотленд-Ярда. Ну, дамы, подвезти вас до гостиницы?
— Нет-нет, спасибо, мы собираемся погулять по деревне.
Стратос расхохотался.
— Осмотреть Агиос-Георгиос в ночи? Что ж, едва ли вам понадобится экскурсовод или телохранитель, а то предложил бы свои услуги. Доброй ночи.
Он оттолкнулся веслом от пирса, и лодочка заскользила по направлению к безмолвному «Эросу».
Мы пошли обратно в сторону домиков.
— Ну, пожалуй, это уже кое-что, — наконец произнесла я. — Яхта вне подозрений, и наша прогулка по деревне тоже не встревожила его. Как и тот факт, что наш вездесущий и любопытный маленький Георгий крутится поблизости днем и ночью и без умолку болтает се мной по-гречески. В сущности, я бы сказала, что Стратос совершенно спокоен. Где бы ни находился Колин, Стратос не боится, что его могут найти.
— Да, не боится, — повторила Франсис каким-то странным тоном.
Мы как раз проходили мимо освещенного дверного проема, и я увидела выражение ее лица. Сердце екнуло у меня в груди, меня словно обдало холодом. Наконец я выдавила из себя:
— Ты все это время была уверена, что Колин мертв, да?
— Милая моя, — ответила Франсис, — а для чего им оставлять его в живых?
Ночь выдалась очень темной. Хотя дело близилось к полуночи, луна еще не взошла, а звезды закрывала туча. Я позаимствовала у Франсис темно-синий поплиновый пиджак и, закутавшись в него, выжидала наверху каменной лестницы возле своей комнаты.
В домике Софьи все еще горел свет. Хотя я заставляла себя признать, что Франсис, возможно, права насчет Колина, свыкнуться с этой мыслью было нелегко, и я была готова «пасти» Софью, если понадобится, хоть всю ночь напролет, а если она выйдет из дома — идти следом. Однако наступила полночь, миновали следующие нескончаемые полчаса, а свет у нее по-прежнему горел, хотя все остальные домики в деревне давно погрузились во тьму.
Лишь в половине первого произошла кое-какая перемена, да и то совершенно безобидная: полоска света под дверью ее домика исчезла, а вместо нее тусклое светлое пятно появилось на фоне плотных занавесок окна спальни. Она засиделась допоздна, быть может, дожидаясь Джозефа, а теперь собралась ложиться спать. Но я не сдвинулась с места: если Софья не покинет своего двора, возможно, тому есть основательная причина. Я решила дать ей еще несколько минут, а затем лично взглянуть на этот дворик, даже если Франсис и не составит мне компанию.
Словно призрак, я соскользнула вниз по ступенькам и, миновав, подобно осторожной кошке, открытое пространство, очутилась под прикрытием фисташковых деревьев. Песок под ногами заглушал мои шаги, и я бесшумно проскочила мимо Софьиного садика, обогнула ее дом и очутилась на узкой тропке, которая, петляя, вела из конца деревушки к скудным виноградникам под отвесной скалой.
Здесь, в стене позади домика, находилась калитка, открывавшаяся во двор. За ней неясно вырисовывались контуры печи, остроконечной груды дров в углу дворика и сарая, вплотную прижавшегося к неровной стене рядом с тропкой.
Интересно, заскрипит ли калитка? Я осторожно протянула к ней руку, но наткнулась на пустоту. Калитка была широко открыта.
На мгновение я замерла, прислушиваясь. Ночь выдалась на редкость тихой. Из домика не доносилось ни звука, ни одно окно сюда не выходило. Сердце мое билось часто-часто, во рту пересохло.
Что-то шевельнулось возле моих ног, и я едва не вскрикнула, но тут же сообразила, что это всего лишь кот, выполняющий, как и я, некое секретное задание, но, судя по всему, ничуть не возражающий против компаньона в своих преступных деяниях. Он тихо мурлыкнул и принялся тереться о мои ноги, но, когда я наклонилась к нему, выскользнул из-под моей руки и исчез.
Что ж, придется мне, кажется, действовать в одиночку. Я глубоко вздохнула, чтобы унять сердцебиение, и через калитку вошла во двор.
Дверь в сарай, должно быть, справа. Я ощупью двинулась по направлению к ней, осторожно ступая по обломкам строительного мусора.
Где-то позади дома, через площадь, вдруг открылась дверь, и в возникшей полосе света рельефно проступил приземистый домик. Едва я успела отскочить назад, в тень штабеля дров, как дверь снова захлопнулась, полоса света исчезла, и я услышала торопливые шаги — сначала по дощатому полу, затем через площадь, по песку. Шаги приближались.
Стратос отправился проведать сестру. Если Колин здесь… если Стратос войдет во дворик…
Но он не вошел. Толкнув садовую калитку, он спокойно направился к двери дома. Она оказалась не запертой. До меня донесся щелчок замка, а затем приглушенные голоса. Софья, наверное, снова вынесла лампу из спальни, чтобы встретить его у двери, поскольку мне теперь опять был виден слабый отблеск света из-за темного силуэта дома.
Пришел он сюда не таясь, а значит, вряд ли замыслил что-нибудь дурное; однако рисковать быть замеченной им во дворе Софьи без малого в час ночи я не хотела. Если уж меня обнаружат, то пускай лучше на тропинке…
Судя по тому, что я успела здесь рассмотреть при свете дня, это была грязная, запущенная тропинка, проходившая между группками кипарисов и упиравшаяся в небольшой виноградник под отвесной скалой. Каким образом я объяснила бы свое присутствие здесь — этого я не знала, но, поскольку у Стратоса не было оснований в чем-либо заподозрить меня, я решила, что запросто отделаюсь извечной ссылкой на бессонницу и желание прогуляться в ночной прохладе. И хуже некуда, если меня поймают здесь, затаившуюся в засаде. Я быстро проскользнула сквозь калитку и очутилась на тропинке.
Там я остановилась в нерешительности. Одного беглого взгляда в сторону гостиницы было достаточно, чтобы понять: добраться туда незамеченной мне не удастся — свет, струившийся из двери домика, падал на стену сада, и я могла даже различить движущуюся тень Стратоса. Придется остаться на тропинке.
Неслышно ступая, я поспешила прочь от калитки и почти сразу же наткнулась на камень и едва не упала. И, не успев еще прийти в себя, услышала, как хлопнула дверь домика и Стратос торопливо зашагал к калитке.
Я замерла, отвернувшись в сторону. Оставалось надеяться лишь на то, что после яркого света глаза его не сразу приспособятся к темноте. В противном случае, стоило ему, огибая стену, посмотреть в эту сторону, как он непременно увидел бы меня.
Сжав руки в кулаки, я засунула их в карманы пиджака Франсис, в то время как мозг мой лихорадочно работал. Что я могла ему сказать? Какое правдоподобное объяснение изобрести для полуночной прогулки в столь неуютном месте?
И вдруг пришел ответ — пронзительный, мелодичный и громкий, — и донесся он из кипарисовой рощицы по ту сторону стены в виде песни соловья, неожиданно ворвавшейся в тишину. И сразу же показалось, что именно ожиданием этого пения и была проникнута вся эта тихая ночь. Я затаила дыхание. Трели, посвистывания и длинные рулады лились и журчали с черного кипариса. Птица, наверное, пропела целых две минуты, а я все стояла, благословляя ее, замерев в ожидании и прислушиваясь одним ухом к удаляющимся шагам Стратоса.