За запертой дверью - "BowieBowie"


========== Глава 1. Безумно молодая. ==========

Синие брови, парные тату, горячее мороженое и мультфильмы для взрослых — время стало странным. Остановитесь, посмотрите — чего только не происходит! Почти за каждым порогом, за каждой дверью, в каждом окне обязательно вы найдете что-нибудь, чего не поймете. Погодите. Не спешите хмуриться и плеваться. Не спешите осуждать. У тех, кто бежит вслед за безумным миром, у молодых, у открытых сердец, как правило, не бывает времени для передышки, и в бешеном ритме жизни совершаются в день тысячи глупостей, тысячи странных глупостей, и даже не утруждайтесь, не пытайтесь найти им объяснение. Время того требует, и особенно это ощущается, когда ты молод. Глупости для юности — явление совершенно обыденное, и их по обыкновению прощают, а потом вспоминают с улыбкой. Главное — всегда запирайте двери, задергивайте шторы и не изменяйте себе.

А, впрочем, жизнь Аде улыбалась: она была по-своему красива, по-своему умна и совершенно по-своему обаятельна. Но на кафедре, в университете, где она работала, её отличительным качеством, в котором она оказалась для всех превосходна, была молодость. В этом она никому не уступала и этим притягивала к себе. Свежая, легкая она входила утром в кабинет, и он преображался, заливался светом. Ада, как красивый цветок в стеклянной тонкой вазе, сидела за своим столом и выполняла, сама того не подозревая, сразу несколько обязанностей: составляла отчеты и служила украшением для своей кафедры. Такой её видели другие. А то, какой была она на самом деле, признаться честно, мало кого волновало. Зачастую это не волновало даже её саму. Уже взрослая, но всё ещё безумно молодая, она могла позволить себе вдвое больше, чем девочки-студентки, и вдвое меньше, чем её коллеги-преподаватели.

Стоит сделать небольшое отступление, чтобы вы понимали, с кем мы имеем дело, кем оказались эти люди на кафедре. Нет, это были не те преподаватели, которые представляются многим. Нет. Эти женщины были — и Аде казалось, что с коллективом ей страшно повезло, — совершенно свободные в общении, в действиях, в одежде, в мыслях и в прочем. Это были люди искусства, литераторы. Не те, с тяжелыми платками на плечах и с пучками на затылках, а те, что живут легко и широко, позволяя себе то, чего не могут позволить многие другие. Отчасти высокомерные. Несмотря на весьма солидный возраст, в большинстве своем они были одиноки, и, казалось, даже этим они наслаждались. Семья их не обременяла. Ада ими искренне восхищалась, потому что сама была близка к литературе, и отчасти боялась, казалось, без особой причины.

Я не буду томить вас долгими вступлениями, а просто расскажу эту историю так, как суждено ей было произойти. А начало было положено в один неплохой осенний день, весьма неожиданно и, знаете, довольно странно.

Время шло к вечеру. В кабинете, когда никого не было, Ада занималась своими делами, создавая также имитацию деятельности. Это от неё и ожидалось.

Дверь открылась и вошла Вера Александровна.

Вера Александровна. Удивительно статная. Удивительно грациозная. Это — первое, что приходит на ум. Однако мне не представляется возможным дать вам понять, кто она, в паре абзацев. Одно могу сказать точно: если однажды вам довелось иметь с ней дело, вы никогда ее уже не забудете.

Не стану раскрывать вам все секреты сразу. Да и разве можно человека, как конфету, развернуть?

— Заканчиваете? — она завязала разговор, присаживаясь на диван напротив.

— Здравствуйте, — Ада улыбнулась и придвинула стул обратно к столу, — кажется, да.

Вера Александровна была настоящим профессионалом своего дела, имела ученую степень и была всегда одета с иголочки. Она оперлась на руку и уставилась на девушку, легко улыбаясь.

— Ну, какая красота, — заключила она.

Это был тринадцатый. Да, тринадцатый за неделю. Тринадцать раз Вера Александровна привычным сладким голосом вот так легко и живо говорила ей комплименты. Слов ей было не жаль. Ну, а Ада никогда не отличалась особой наблюдательностью, или, скорее сказать, решительностью делать выводы. Может быть, вы бы на её месте повели себя иначе. Хотя я сомневаюсь в этом.

Ада улыбнулась в ответ.

Взгляд она от девушки не отрывала, будто пытаясь её заворожить или что-то по ней прочитать. Казалось, она уже читала, и это давало ей повод сидеть там, на диване напротив, говорить комплименты.

— И не скучно тебе здесь одной сидеть? — Поинтересовалась Вера Александровна, закинув ногу на ногу как-то по-особенному наигранно.

Поверьте мне, если бы вы были там, то ясно почувствовали бы неладное. В каждой фразе, в каждом жесте было больше, чем должно быть, каждое слово было обманкой, было не тем, чем казалось. И вы бы, оказавшись на месте Ады, уже давно сбежали оттуда, если бы захотели. Если бы только захотели.

========== Глава 2. Вера Александровна. ==========

— Бывает иногда, но это ведь моя работа, — она ответила так вежливо, насколько смогла.

— Ну, знаете, работа не всегда должна быть скучной.

Вера Александровна подошла к двери и вполне непринужденно повернула ключ. Не поднимая глаз, Ада сидела за столом, уткнувшись в компьютер. Чувствовала ли она происходящее? В какой-то момент она допустила забавную мысль, но в следующую же секунду её отвергла — слишком смелой она ей показалась.

Вера Александровна была когда-то преподавателем у Ады. Это было не так давно. Казалось, буквально вчера девушка сидела за партой и записывала за ней лекции, а сегодня, сегодня они уже коллеги.

— Будь добра, закрой жалюзи, — попросила преподавательница, — Вы здесь всё равно ярче солнца светите.

На щеках девушки появился легкий румянец, она вздрогнула, нелепо улыбнувшись, и сделала так, как ей было сказано. Было довольно странно, и всё же приятно: одна женщина может вот так легко и просто сделать искренний комплимент другой. Так легко и просто!

Ада улыбалась. Улыбалась, потому что Вера Александровна заставляла её. Улыбаться. Краснеть. Да, было что-то, что Ада не могла себе объяснить, а в ответ на расспросы удивленных одногруппников только разводила руками. Было что-то. Очень глубоко.

Вера Александровна замерла в центре комнаты.

— Вам помочь чем-нибудь? — спросила наконец Ада, не ожидая никакого ответа.

Преподавательница сделала пару медленных, но до неприличия уверенных шагов к её столу.

-Вы — красивая молодая особа, дорогая. В этом твоя сила и твоя слабость.

Она медленно обошла стол и положила руки девушке на плечи.

— А ещё Вы, должно быть, очень чистая, — протянула она, крепче сжимая их в длинных пальцах.

Что-то — нет, вовсе это было не сердце, — заколотилось внутри. Куда-то пропала ясность. Ужас! Ада почувствовала, как окаменело её тело под тяжестью чужих рук, как страшно ей пошевелиться, будто от малейшего движения зависела вся её жизнь. Просто безумие! В животе что-то сотрясалось от неожиданности и ещё от чего-то. Мысли рассыпались, не успев означиться.

— Что вы делаете? — взволнованно спросила Ада, имея в виду другое. Она хотела ненавязчиво заглянуть Вере Александровне в глаза и, может, найти там ответы на вопросы, которые она не может задать.

— Только то, что могу, — ответила та, развернув её голову обратно вперед, — и ничего больше.

Девушка сидела в оцепенении, плохо представляя, что должно произойти в следующую минуту, или наоборот — слишком хорошо.

Руки женщины ядовитыми змеями сползли Аде в блузку и обожгли её холодом. Холодом ли?

От неожиданности она дернулась.

— Не нервничайте, — успокаивала её преподавательница, — случится то, что должно случиться.

— Простите, я не хочу, — Ада предприняла попытку вырваться из рук, что прижимали её к спинке стула, но она не увенчалась успехом. Слишком была осторожная.

— Я хочу, — Вера Александровна говорила спокойно, будто дело было обычным, как наклеить пластырь. — Да и насчет Вас сомневаюсь.

Ада почувствовала, казалось, всё сразу. Такого опыта у неё никогда не было, и ей, разумеется, было страшно. Страшно — то ли слово? Однако помимо нарастающего страха в сердце девушки проникло и другое чувство. То самое, что не позволяло вскочить и закричать. Не позволяло убежать. Не позволяло двигаться. Головой она сразу поняла, что всё это очень неправильно. Но дверь была заперта и жалюзи закрыты — весь мир остался за кармой. Она ничего не должна была, и она могла этого легко избежать, и она этого, кажется, хотела. Однако, видимо, недостаточно сильно.

Она никогда не питала особой любви к женщинам. Да и сама любовь, как и радости интимной жизни, всегда обходила её стороной. Но уважение — нет, это было скорее вознесение — этих людей, людей с кафедры зарубежной литературы, поселилось в сердце Ады ещё в первые дни учебы, во времена её студенчества, и до тех пор не отпускало. Казалось, это чувство было сильнее многих других, и порой Ада сама принимала его за что-то большее, что-то личное, интимное. Разумеется, — хотя нам ли знать наверняка? — она и подумать не могла, что когда-нибудь окажется в подобной ситуации. Разве бывает в жизни такое? И вот над ней склонилась профессор и сжимает её плечи в руках. Представьте только!

Вера Александровна легко запустила длинные сухие пальцы в волосы юной лаборантки и растянула её на столе — как дурно это звучит! И Ада думала об этом, лежа там, среди бумаг и прочих ненужных вещей: она думала о том, как дешево она выглядит.

— Конечно, было бы удобнее, будь Вы в юбке, — отшутилась Вера Александровна.

— Я почти не ношу юбки, — прошептала девушка.

— Что ж, это Ваш выбор.

Она оценила ситуацию и вытащила Аду из-за стола, в каком-то глухом порыве толкнув её к шкафу. Непринужденно, как весеннее утро проникает в окно, её рука оказалась под брюками девушки. Ощутив тепло, Вера Александровна легко улыбнулась, но не Аде, а будто самой себе. Она прижала её сильнее к шкафу, запуская вальяжные пальцы в свою лаборантку.

Как, как могло такое случиться? Как можно было это допустить? Ада не понимала и, наверное, с того самого момента уже не хотела понимать. Ей было стыдно за себя, за всё, что происходит, и сочный румянец обличал все её волнения, но дверь была заперта — она чувствовала, что может себе это позволить. Делать плохие вещи и краснеть за них.

Ноги отказывались держать её, она, как ей казалось, себе больше не принадлежала. Пальцы Веры Александровны уверенно входили в девушку, заставляли её двигаться в такт, делали беззащитной — в тот самый момент она готова была на всё, что угодно.

Преподавательница это чувствовала, и для этого большого опыта не требуется. Она по-профессорски строго взяла Аду за волосы и поставила на колени, а сама упала на диван, довольная собой. Придвинувшись на самый край, она посмотрела на неё, и взгляда одного хватило для того, чтобы угадать её просьбу, походившую больше на приказ.

Юбка быстро скользнула вверх по её бедрам, когда она раздвинула ноги перед своей юной лаборанткой. Ада никогда не делала подобного. Она никогда об этом не просила. Но вот она стоит на коленях перед женщиной, что старше её не на одно поколение, жалюзи закрыты — никто об этом никогда в жизни не узнает. Она обхватывает горячие бедра профессора и неуверенно — от отсутствия опыта и от страха — касается её промежности. Боже, как плохо это звучит! Вера Александровна прикрыла глаза и властной рукой, как провинившегося котенка, ткнула Аду ближе.

Всё куда-то пропало: и кафедра, и день, и даже тишина. Всё испарилось. Выветрилось. Периодически только мелькали звезды или, может, огни фейерверков — как вам угодно.

Это выглядело безумно откровенно, в какой-то степени даже плохо, но никто этого не видел. Уединение успокаивало Аду, позволяло ей больше, чем может она сама себе позволить.

Когда всё закончилось, она подняла глаза на Веру Александровну. Та тяжело дышала.

— Умница, — заключила она победно, приводя себя в порядок, и взъерошила волосы девушки, — я этого ожидала.

Она молчала. Сказать ей было нечего. Вера Александровна, несмотря на то, что Аде пришлось увидеть больше, чем она должна была видеть, — не говоря уже о сделанном, — всё ещё была профессором с ученой степенью и невероятно умной и развитой женщиной в её глазах. И они все ещё были вдвоем. Вдвоем за запертой дверью.

— Ну, до завтра, и я прошу Вас, Ада, не думайте об этом. Давайте оставим, — бросила преподавательница, накинув пальто. Она хотела было сказать ещё что-то, но быстро осознала, насколько это будет лишним, и просто улыбнулась.

Дверь захлопнулась. Ада вдруг услышала, как бьется её сердце и как всё тело отзывается на его удары. Она осталась одна, сама с собой и с тем, что с ней произошло.

========== Глава 3. Ирина Дмитриевна. ==========

Аду не покидало острое ощущение того, что ею воспользовались. Было неприятно, точнее, должно было быть, однако мысль об этом почему-то забавляла её. Она сама себе удивлялась. Почему она позволила сделать такое с собой? Почему это всё-таки случилось? Почему она опустилась на колени перед женщиной, которая в свою очередь просто соизволила развлечься? Думать обо всем этом было куда более неприятно и неуместно, чем делать, и мысли разветвлялись, сворачивали на другие тропинки. Ей было стыдно, но Ада быстро оставила попытки всё оценить и взвесить. Нет, легкомысленной она не была, но что-то внутри будто запрещало ей оборачиваться, запрещало об этом волноваться. Сначала она даже подумала было уволиться, но сама же быстро отмела эту идею. “Не вариант,” - отрезал голос в её голове, и она незамедлительно согласилась с ним. Да, ей было стыдно. Но не стыд ею руководил.

На следующий день Аде пришлось дожидаться, пока заседание кафедры закончится. Быть всегда на месте, быть под рукой - в этом состояла основная её обязанность. С Верой Александровной они больше не виделись, и, в отличие от преподавательницы, девушка понятия не имела, как должна теперь она с ней разговаривать и смотреть в глаза.

Но вот дверь открылась. Вера Александровна вошла первой и поздоровалась с Адой совершенно обычно, бросила ей свою дежурную улыбку. Этой улыбки всегда удостаивались обычно студенты в коридорах, которых она не могла вспомнить.

Они приходили одна за другой, и все кивали Аде и здоровались вполне повседневно, однако ей самой почему-то казалось, что каждая их них видит её насквозь и знает, что произошло.

- Адочка, поставьте, пожалуйста, чайник, - попросила Мария Геннадьевна по обыкновению любезно.

Мария Геннадьевна всегда была очень вежливой. Аде нравилось, когда она заходила: та всегда интересовалась её настроением и новостями, причем делала это так, будто действительно ей было интересно. Она, как, впрочем, и все филологи, любила поговорить.

На кафедре собрались почти все - пришлось взять стул из соседнего кабинета.

Они долго сидели и смеялись о чем-то своем.

На улице уже сто раз стемнело, а компанию грела старая электрическая лампа.

Ада смотрела на них с теплом. За круглым столом их было семеро: Вера Александровна, спокойная, как сытый удав, которая в упор её не видела, Ольга Борисовна, заведующая с тяжелыми бусами на шее, Наталья Олеговна, что смеялась всех громче над очередной шуткой Марии Геннадьевны, которая в свою очередь бурно жестикулировала, Екатерина Петровна, уставшая явно больше других, Ирина Дмитриевна, высокая с диктаторским голосом, и Геннадий Аркадьевич, который молча пил чай и созерцал. Их всех объединяло общее дело и то, что были они действительно все потрясающе умны и, соответственно, обаятельны.

- Елены Владимировны сегодня не было? - спросила Ада, как она сама думала, ненавязчиво, стараясь не обращаться к Вере Александровне лично. Та посмотрела на неё и легко улыбнулась.

- Нет, она сегодня не в городе.

Почему-то Аду это успокоило. Она выдохнула.

- Адочка, - начала Мария Геннадьевна, отстранившись от общей беседы, - Вы с таблицами закончили?

Дальше