- Я думала закончить завтра, - девушке стало неловко.
- Завтра ведь уже нужно отправлять.
- Да не переживайте Вы об этом, - спустилось как будто с грозового неба, - не ребенок, справится.
Голос Ирины Дмитриевны всегда возвышался над остальными голосами. Не только потому, что был он громче и ниже, а ещё потому, что она одним своим видом могла убедить кого угодно в чем угодно. Всё, что ей требовалось, чтобы привлечь внимание - это просто открыть рот, и все замолкали, готовые слушать. Она говорила уверенно и иногда даже слишком строго, но на кафедре все давно привыкли. Все, кроме Ады.
- Может, Вам помочь? - поинтересовалась с долей сочувствия Мария Геннадьевна, заметив, что лаборантка от волнения вытянулась на своем стуле.
- Да нет, спасибо, я справлюсь сама.
- Я сегодня останусь, - отозвалась Ирина Дмитриевна, посмотрев задумчиво на Аду.
Они встретились взглядами. Девушка почувствовала, как что-то съежилось в груди и упало в живот. Знаете, как это бывает, когда тебе становится достаточно одного только взгляда, чтобы понять наверняка? Ада это почувствовала. Она заметила, как Вера Александровна взволнованно вертит ручку чашки. Значило ли это то, что она подумала? Могло ли? Ей захотелось убежать. Стало действительно страшно. “Какого черта?” - Дрожало в голове.
- Тогда закончите сегодня, пожалуйста, - попросила Мария Геннадьевна, - это важно.
Постепенно все начали расходиться, и пальто в шкафу становилось всё меньше. В конце концов их осталось два: короткое серое и тяжелое черное с поясом.
- Так, ну что тут у нас, - выдохнула Ирина Дмитриевна, наклоняясь к компьютеру. Она была очень спокойной.
Тем не менее, Ада сидела неподвижно, боясь пошевелиться. Преподавательница напомнила ей акулу - так холодно и устрашающе тихо нависшую прямо рядом с ней. Страх этот вы бы почувствовали, даже если бы просто проходили мимо. И Ирина Дмитриевна, разумеется, чувствовала. Она чувствовала его часто.
Действительно, её боялись. Она, высокая и статная, с волосами черными, как смоль, и глазами острыми, наточенными, заходила в аудиторию, и все попадали под её гипноз. Ада сама помнила, как она, будучи студенткой, дрожала всякий раз, когда нужно было отвечать на парах. Ирине Дмитриевне это всегда льстило. Она чувствовала себя во всех отношениях выше, и за это её никто не судил. Во многом это было оправдано. Если бы вы встретили её случайно на улице или имели бы возможность познакомиться с ней лично, и по вашим спинам непременно пробежался бы холодок. И всё же она бы вам определенно понравилась. Аде она нравилась тоже, и это её в тот самый вечер пугало больше всего.
Ирина Дмитриевна поставила стул рядом и подсела за стол лаборантки, коснувшись её плечом. Все её движения были легкими, и не было в них ничего, что могло бы заставить Аду нервничать. Преподаватель и лаборант сидели за столом и составляли последнюю таблицу - почему бы и нет?
Делать оставалось немного.
- Ну, это можно было сделать и днем, да? - строго спросила она Аду.
Ада по-детски сжалась в плечах, на что Ирина Дмитриевна рассмеялась так, как она может: густо и обличающе.
- До сих пор меня боитесь, - утвердила она победно.
- Немного, - соврала Ада и выдавила из себя некое подобие улыбки.
- Я думаю, смысла в этом немного, - смягчилась она и перекинула руку через плечи юной лаборантки, уверенно обвив её.
Ада почувствовала, как гром пронесся по всему её телу.
- Вера Александровна Вам ничего не рассказывала? - она не хотела это спрашивать, но спросила, посмотрела на Ирину Дмитриевну и поняла, что, наверное, не стоило.
Та улыбнулась и характерно прищурилась.
- Вера Александровна много чего рассказывает, - начала она издалека, - ну а если вы о том, что произошло между вами вчера здесь, то не переживайте - это здесь и останется.
Она встала и закрыла дверь.
- Нет, не надо, - Ада вскочила со своего места возмущенная и ужасно напуганная. Почти багровый румянец залил её лицо. Как глупо, как глупо все получилось!
Она попятилась назад к окну.
- Я смотрю, ты сегодня не в настроении? - Голос Ирины Дмитриевны становился жестче. Казалось, от её нарастающего недовольства бумага должна была вихрем полететь со столов. Ада уперлась в подоконник и почувствовала, как предательски дрожат её колени. Говорить она не могла. В голове проносились разные мысли. Настолько разные, что самой ей становилось непривычно страшно за себя.
Ирина Дмитриевна сделала шаг навстречу, от чего девушка дернулась и, будто стояла она в темном переулке с огромным черным псом, выставила вперед ладони.
Преподавательница снова рассмеялась, и смех её пожарной сиреной отозвался в сердце девушки.
- Ада, вы знаете, что будет умнее всего сделать, так?
Она улыбнулась, увидев какой-то дикий страх в юных глазах. Он ей будто придавал сил, но в то же время ей стало её искренне жаль. Однако это не сыграло особой роли. Она видела в них что-то ещё.
А Ада действительно знала. Знала, что вырываться и кричать не имеет смысла, знала, что лучше всего будет сделать то, что от неё хотят. Знала. Ей было страшно. И, если бы вы были там, если бы в упор смотрели, ни за что бы не поняли, что же двигало юной девушкой. Нет, отнюдь не страх. Самой себе ей было безумно стыдно признаться…
Она этого не хотела. Нет, нет! Но Что-то внутри неё, животное, дикое, что-то плотское, что она никогда не считала частью себя, а, скорее, чем-то чужим, хотело. И Ада была бессильна перед ним, чем бы оно ни было. Она хранила его глубоко внутри, изо всех сил держала, не давала вырваться наружу, но Ирине Дмитриевне достаточно было одного точного выстрела холодных глаз, чтобы понять, почувствовать. Она уверенно подошла к девушке, обвила её, кажется, всю, и победно вцепилась ей в губы.
Аду трясло, трясло от головы до пят. Она была не в силах сопротивляться, да и не было у неё такой возможности. И, наверное, в тот момент она уже сама не понимала, хочет ли она, нужно ли ей это. Сопротивляться. Нет, она об этом не думала. Ирина Дмитриевна выпустила её из рук и упала на диван, потянув Аду за собой. Ловким движением в пару секунд Ада оказалась на ней. Преподавательница властно обхватила её и силой посадила себе на бедро, просунув пальцы, которые, казалось, знали всё, девушке в брюки.
От такого напора с губ Ады сорвался легкий стон. Боже, как же стыдно ей было!
Ирина Дмитриевна уверенно тянула её вниз на себя, входя в неё, как к себе домой.
- Ты у меня сегодня тоже поработаешь, - усмехнулась она, глядя на Аду, которая готова была прямо там умереть от всего сразу.
Она перешла в какую-то другую плоскость бытия, где ничего не имело значения, кроме того бурлящего, обжигающего чувства, что бежало по венам.
Ирина Дмитриевна закинула ногу на плечо своей юной жертвы и довольно бесцеремонно толкнула её вниз.
- Расстегни, - приказала она.
Ада спустила её черные брюки и без промедления сделала то, что от неё требовалось. И не могла она сделать иначе - видели бы вы, что там творилось!
Когда всё утихло, снова стало слышно, как гудит тишина. Ирина Дмитриевна поднялась на руках, оказавшись лицом к лицу с Адой.
Ада заглянула ей в глаза и расплакалась.
- Боже, ну что такое? - Сурово спросила преподавательница, пусть она этого и не планировала. Она обняла её за плечи.
- Простите, ничего, - Ада пыталась успокоиться. - Спасибо.
Ирина Дмитриевна легко улыбнулась.
Она встала и достала из шкафа пальто.
========== Глава 4. Падение. ==========
- А чего плачете-то? - спрашивала она, пока завязывала пояс.
Ада и сама не знала, почему слезы катились по щекам.
Нет, она знала. Знала, и от знания этого ей лучше не становилось.
- Не понравилось? - Шутила Ирина Дмитриевна легко и живо, правда вполне серьезный взгляд её обратился к девушке.
Ада молчала. Не было, как ей казалось, ничего хуже того страшного факта, что ей действительно понравилось. Что она готова была броситься ей на шею, как школьница. И даже теперь, когда реальность означилась перед глазами, когда туман рассеялся, она смотрела на преподавательницу, на её черное, тяжелое пальто, на его массивные складки и на то, как безукоризненно она его запахнула, на этот тугой узел пояса, на грубые нубуковые сапоги и ей казалось, что с трезвой головой и сердцем она бы сделала это ещё раз. Ещё не раз. Как плохо, как низко это звучит! Она плакала. Она плакала, потому что это единственное, что могла она для себя сделать.
Ирина Дмитриевна стояла у зеркала и в отражении наблюдала свою лаборантку, поедаемую собственными демонами. И она бы подошла, села рядом, посмотрела бы ей в глаза и обязательно бы её успокоила, если бы только задалась она такой целью. Она повернулась и их глаза как-то неожиданно встретились. В ту секунду молчание показалось обеим настолько неловким, что пришлось говорить.
- Ада, успокойтесь, - строго сказала преподавательница, - я Вас не принуждала, в конце концов.
Задумавшись, она добавила:
- Ну, может, чуть-чуть, - и мысль эта её развеселила.
- Да Вы не причем, - Ада вытерла слезы с лица.
- Понятное дело, - усмехнулась Ирина Дмитриевна. Что-то мелькнуло в её глазах.
- Я просто ошиблась.
- А кто не ошибается?
- Этого могло не быть.
- Но, кажется, это было.
- Я не должна была.
- Это сомнительно. Но теперь-то, теперь-то что?
- Не знаю. Теперь я чувствую себя грязной.
- Грязной? - Ирина Дмитриевна нахмурилась и лицо её в момент ожесточилось. - Была бы Вы грязной, я не стала бы марать об Вас руки. Глупая! Разве не в этом великое счастье - позволить себе то, чего желаешь? Знаете, для этого нужно обладать внутренней свободой, какой-то особой силой: не каждый способен вот так взять и сделать то, что хочет. Большинство только и может, что закрыть глаза и под звездами, в ночи, в одиночестве, в тени дерзнуть и представить что-то такое, что при свете дня навсегда останется непозволительным. Вы же не глупая девушка, правда? Должны понимать.
- Нельзя идти на поводу у желаний, - убежденно говорила Ада, устремившись в окно, - иначе можно потерять волю, а потом заодно и себя.
- Это заблуждение, - преподавательница добродушно рассмеялась, - Вы русской классики перечитали. Сотни лет людям внушали, что уподобляться желаниям - греховно, но скажите мне, разве не рождаются грехи у нас в голове? В голове и только! И всякое желание, всякая идея, что стараемся мы в себе подавить, оседает в сердце и постепенно отравляет нас, не находя выхода. Конечно, гораздо легче отречься от собственных желаний и упиваться тем, что поступаешь правильно, - она надменно усмехнулась, - но найти в себе силы посмотреть самым сокровенным, самым глубинным мыслям в лицо, принять их без страха и самоуничижения, принять самого себя - это совсем непросто.
- Подождите, - Ада развернулась к Ирине Дмитриевне, - с этим можно поспорить, можно, - запиналась она, - но я не нахожу нужных слов…
Она сидела неподвижно и смотрела на преподавательницу, её лицо сковали мысли, совсем новые мысли и чувства, которые она пока что смутно осознавала. Всё это было как-то неправильно, но ведь у темного всегда есть светлое в противовес, и Ада судорожно пыталась его найти.
- Вы говорите плохие вещи, - начала она, - я чувствую.
Ирина Дмитриевна рассмеялась.
- Плохие, хорошие - какие размытые, общие слова! Ада, есть просто вещи, которые происходят в определенном порядке, это и есть жизнь. Мы с Вами не в детской сказке, написанной каким-нибудь старым моралистом, понимаете. Не у всего есть мораль. Люди выдумали её, чтобы чувствовать себя лучше, чище. Выдумали, потому что боялись - и до сих пор боятся! - признать правду о самих себе. Я понимаю, Ада, с детства вам говорили, что есть хорошо, а что - плохо, но подумайте только, - Ирина Дмитриевна, медленно прохаживаясь, по-профессорски пронзительно смотрела на лаборантку, - какими красками заиграет жизнь, если принять в конце концов, что нет в природе ни черного, ни белого.
- Может быть, - неуверенно протянула Ада, - но некоторые вещи заставляют нас плакать, а другие - улыбаться, ведь так?
- Любые чувства - это опыт. Радостный или грустный - это ведь, милая, смотря как посмотреть. Вот Вы сидите, плачете от того, что сами себе навязали какую-то политику, а вполне могли бы всё отпустить. Жалеть о сделанном - самое бесполезное занятие в этом мире. Я бы даже сказала, что оно вредное, - Ирина Дмитриевна остановилась напротив девушки. - Да и что такого катастрофичного мы с Вами сделали?
Ада задумалась. Перед ней стоял профессор, умнейшая женщина, и говорила, кажется, умнейшие вещи. Ада не могла с ней спорить. И, наверное, больше не хотела.
- Вам проще верить тому, что кажется правильным, - усмехнулась преподавательница, - а Вы попробуйте подумать своими мозгами. Хотя бы раз в жизни.
- Вы, наверное, правы, - облегченно выдохнула девушка, - ничего не поделаешь с тем, что уже случилось.
- Ада, признайтесь, - Ирина Дмитриевна оперлась руками о спинку стула, - Вам понравилось. Вам понравилось и Вы бы сделали это снова. Будь у Вас сегодня шанс всего этого избежать, Вы бы упустили его. Вы это и сделали, Ада.
Лаборантка виновато опустила глаза.
- Ничего, ничего, - преподавательница подошла к девушке ближе и ненавязчиво коснулась её плеча, - никто Вас не осуждает и Вы не смейте. Но я говорю так, как есть: отмотайте время и окажитесь снова перед выбором - он бы остался прежним.
- Я не хочу ничего отматывать, - призналась Ада и подняла глаза на Ирину Дмитриевну. Та победно улыбнулась. В её глазах сверкнули какие-то искры.
- Действительно, - преподавательница гладила Аду по спине, как кошку, - всё самое интересное - впереди. Хотя бы потому, что пока оно остается загадкой. А то, что случилось, выветрится скоро. Вы молоды, Вам рано оборачиваться. Живите дальше и ни о чем не жалейте.
Ада почувствовала какое-то воодушевление. Нет, жалеть ей уже не хотелось. Что-то совершенно новое поднималось с глубин её души, что-то теплое, искрящееся, как бенгальский огонь. Она посмотрела на Ирину Дмитриевну и оправдала свою маленькую глупость, а заодно и все последующие.
- Я и не жалею, - улыбнулась девушка. - Вы правы. Мне действительно понравилось.
От того, что она сказала это вслух, на щеках её вспыхнул румянец.
- Я не сомневаюсь, - утвердительно заключила Ирина Дмитриевна и легко рассмеялась. Она затянула крепче пояс пальто и повязала свой черный шарф на шею. - Пойдемте выпьем кофе.
========== Глава 5. Блестели фонари. ==========
Кофе. Его Ада всегда любила. И даже тем вечером, несмотря на то, что это был даже слишком очевидный предлог. А Ирина Дмитриевна - здесь она не могла себя обманывать - была приятна, была как-то по-особенному притягательна. Она смотрела открыто и открыто говорила. Кофе. Да, на кофе Ада была точно согласна.
Она сорвалась с дивана и хотела было накинуть свое пальто, когда раздался телефонный звонок.
- Адочка, здравствуйте! Вы там ещё?
- Добрый вечер, Мария Геннадьевна, - не скрывая досады, выдохнула лаборантка.
- Ох, я уже думала, вы уехали! Устали? Вас можно попросить?
- Да, конечно, - Ада смотрела на Ирину Дмитриевну, та улыбалась в дверях.
- Мне не для себя, Адочка, но Вы помните, наверное…
Да. Да, она помнила.
И если это - то самое, то самое, о чем она помнила!…
- …что завтра Елена Владимировна выходит, ей нужны все списки вместе с часами, ну, Вы знаете…
Она говорила что-то ещё о таблицах, о группах, сводках, но были бы вы там, видели бы вы мою Аду! Как по-детски, казалось бы, глупо растянулась на её лице улыбка! Улыбка, которую зачем-то пыталась она держать, но, поверьте мне, - да и вы знаете сами не понаслышке - держать её было невозможно. Нет. Захотелось даже смеяться, как хочется по обыкновению в компании близких друзей, когда нет никаких дел на плечах. У Ады были дела. Правда, сама она перенеслась в плоскость, где им не было места, не было места ничему, кроме этой глупой детской радости и этой улыбки. Она улыбалась.
- …Успеете?
- Да, конечно, - ответила девушка слишком весело, и самой ей от этого стало немного не по себе. Ирина Дмитриевна всё ещё на неё смотрела.
- Вы идите, конечно, домой, заканчивайте там, - Мария Геннадьевна продолжала заботливо, - уже поздно, и простите, что только сейчас предупредила: мне она сама вот только что звонила из поезда - обещала Вам передать.