— Конечно, — настаивал Говард. — Они посочувствовали бы тебе. Особенно если бы ты сказала им, что я импотент.
— Ты не импотент! — воскликнула она.
Говард бросил на нее пристальный взгляд.
— А тебе это было бы неприятно?
Конни недоуменно взглянула на его исказившееся мукой лицо.
— Не говори ерунды, конечно, да.
— Почему?
— Почему?! — У нее внезапно перехватило дыхание. — Что за странный вопрос?
— Вполне прямой вопрос, должен сказать, — спокойно возразил он. — Тебе не нравится откровенный разговор?
— Это вовсе не такой разговор, — занервничала Конни. — Кто тебя вообще навел на эту мысль?
— Ты, — он пригладил ладонью уже прилично подросшие волосы, еще немного, и они станут столь же густыми, как и прежде.
— Но почему ты считаешь, что я не импотент?
Говард замолчал, но она поняла, что именно он хотел сказать, и бросила на него недоверчивый взгляд.
— Ты же… ты же сам сказал, что не желаешь спать с…
— Мне это прекрасно известно, — перебил ее Говард. — Но на самом деле я боялся, что ничего не смогу, поэтому и свалил все на тебя.
Конни не могла поверить собственным ушам.
— Это не может быть правдой, — неуверенно сказала она.
На губах Говарда появилась кривая улыбка.
— Что ж, мы об этом можем только гадать, — заметил он, поднимаясь на ноги. — Наверное, мне пора идти.
— Нет, — Конни схватила его за руку. — Говард, после того, что ты сказал, ты не можешь уйти просто так. Ради Бога, что с тобой такое?
Говард склонил голову.
— Ничего особенного.
— Но ведь это можно вылечить. Если только… — Она запнулась. — Если только это не психическое.
— Наверное, так оно и есть, — вздохнул он. — Как бы то ни было, это мои проблемы, а не твои.
Конни хотелось бы, чтобы это было так, но она не могла избавиться от чувства ответственности за Говарда. В конце концов, он был ее мужем и не виноват в том, что его посчитали мертвым, а она нашла себе другого.
Мысль об Адаме на мгновение отрезвила ее. Как бы он посоветовал ей вести себя в подобном случае? Наверняка не так, как она собирается, но нельзя же было оставить его один на один с этой болью.
— Ты не импотент, — осторожно сказала Конни, беря его за руку. — Я знаю.
— Откуда тебе знать…
Говард взглянул на нее с недоверием, и, хоть подозревала, что не готова справиться с подобной ситуацией, она все же продолжила:
— Потому что нет! — твердо повторила Конни, чувствуя, как холодны его пальцы. — Кому же знать, как не мне.
— Ну конечно! — с горькой иронией воскликнул Говард. — Конни, сколько времени прошло с тех пор, как мы с тобой… Ну, ты знаешь, что я хочу сказать. — Отстранив ее руки, он вновь встал на ноги. — В любом случае, спасибо за поддержку. Приятно осознавать, что хоть один из нас сохранил веру в другого.
Она бросила на него беспомощный взгляд.
— Зачем ты так? Можем мы хотя бы поговорить об этом? Может быть, останешься?
Говард тяжело вздохнул.
— Еще несколько минут назад ты хотела от меня избавиться, — напомнил он.
— Знаю. — Конни помедлила. — На самом деле я этого не хотела. Мне действительно нужно поговорить с тобой.
— О чем?
— Не знаю. — Она нахмурилась. — Мне кажется, что нам надо поговорить о нас самих.
— О нас? — Говард тяжело опустился на кровать. — Конни, нам не о чем говорить. Ты знаешь это не хуже меня.
— Но мы можем остаться друзьями, не так ли?
— Друзьями? — Конни была поражена силой эмоций, отразившихся в его глазах. — Мы никогда не сможем быть просто друзьями, и ты прекрасно знаешь об этом. А теперь прекрати этот разговор и дай мне уйти.
Она понимала, что Говард был прав, что ее беспомощная попытка наладить отношения может обернуться против нее же самой, но не могла дать уйти ему просто так. Он сидел всего в паре сантиметров от нее, и внезапно Конни испытала странное желание прислониться к его плечу.
— Конни.
Голос Говарда звучал устало, но его хриплый тембр произвел на нее странное впечатление, невольно напомнив о тех временах, когда они занимались любовью, и Конни, зная, что впоследствии пожалеет об этом, подняла голову и повернулась к нему.
— Говард…
— Нет, — неуверенным тоном возразил он. — Не говори ничего, Конни, все кончено. Можешь сказать этому Прайсу, что он счастливый человек.
Если что и могло отпугнуть ее, то именно это. Ясно было, что Говард упомянул имя Адама намеренно, пытаясь удержать ее от поспешных поступков. Но тоскливое выражение его глаз вызывало сочувствие.
— Говард, — повторила она, проведя рукой по его коротким светлым волосам и чувствуя, что вновь обретает ту власть над ним, которой всегда обладала. — Можно мне поцеловать тебя? — Говард не шелохнулся. — Я принимаю это за знак согласия.
Как не напряжены были губы Говарда, они не устояли перед настойчивым давлением ее губ. Понадобилось некоторое усилие, чтобы заставить его откинуться на шелковое покрывало постели. В первый раз в жизни Конни чувствовала себя главенствующей в любовной игре, и это доставляло ей какое-то пьянящее удовольствие. Ее язык легко скользнул между зубов Говарда, приглашающе коснувшись нежной плоти. Если у него и были какие-то сомнения насчет ее намерений, они, несомненно, должны теперь рассеяться, подумала она про себя. Если продолжать действовать по-своему, он вскоре не сможет не принять в этом участия.
Конни понимала, что в данный момент Говард сдерживает себя, но не знала, из-за желания предоставить всю инициативу ей или из-за боязни испытать свои силы. Единственно, в чем она была уверена, так это в том, что потихоньку начинала получать отклик на свои поцелуи.
Рука Говарда, почти помимо его желания, переместилась на ее затылок, длинные пальцы нетерпеливо затеребили шнурок, связывающий волосы, и мгновение спустя они рассыпались по плечам. Ей показалось, что у него вырвался еле слышный стон.
— На тебе слишком много одежды, — пробормотал Говард, и она ощутила переполнившее ее чувство удовлетворения.
— На тебе тоже, — прошептала Конни, пытаясь сорвать с него пальто и пиджак, и была приятно удивлена, когда он сам помог ей в этом. — Так намного лучше, — бормотала она, развязывая галстук и расстегивая пуговицы рубашки. — Гораздо лучше…
Уткнувшись лицом в покрытую бронзовым загаром грудь, она начала покусывать его соски, как некогда он делал с ней, и потянулась к ремню брюк. Оказавшийся на удивление чувствительным к этой ласке, Говард остановил ее задыхающимся голосом:
— Подожди!
— Но почему? — Глаза Конни были затуманены. — Тебе не нравится то, что я делаю?
— Перестань, — ответил он почти грубо. — Ты знаешь, о чем я.
— А… — протянула она, пытаясь понять его правильно. — Тебе не нравится то, что я до сих пор одета? — Не дожидаясь ответа, Конни торопливо продолжила. — Что ж, это легко исправить. — Стянув через голову свитер, она осталась в одном кружевном бюстгальтере. — Так лучше, не правда ли?
— Не надо…
— Конечно, лучше. — Немного помедлив, Конни расстегнула застежку бюстгальтера и отбросила его в сторону. — Гораздо лучше…
Вид ее обнаженных грудей заставил Говарда закрыть глаза. Полные, округлые, с набухшими темными сосками, они являли собой непреодолимый искус для любого мужчины, и, несмотря на все его протесты, Конни почувствовала себя увереннее, когда Говард притянул ее к себе. Губы его были горячими, и, когда он прильнул ими к одной из грудей, она ощутила прокатившуюся по всему телу горячую волну блаженства, распространившуюся ниже, до самого основания живота.
Ее руки вновь потянулись к поясу брюк Говарда, и, хотя по-прежнему неохотно, он все же дал Конни раздеть себя до конца. Да почему бы и нет, подумала она, чувствуя, насколько велико его возбуждение.
— Конни, — пробормотал он, задыхаясь, но она не собиралась отступать.
— Подожди, — сказала она и, не раздумывая избавилась от юбки и трусиков. — Вот и все. Тебе нравится?
И Конни, все же немного нервничая, решительным движением села на него верхом. Она понимала, что Говард считает ее опытной в любви женщиной, хотя на самом деле она не была ни с одним мужчиной, кроме него. Может быть, было бы лучше, если бы Адам оказался более предприимчив в этом смысле, но зато благодаря этому ей не пришлось нарушить свою клятву.
— Конни…
Глаза Говарда были закрыты, на лбу проступили капельки пота. По всей видимости, он нервничал не меньше нее, хотя Конни и не понимала почему.
Пальцы его, поиграв влажными завитками волос между ее ног, раздвинули мягкие складки и нащупали набухший холмик. Это легкое прикосновение заставило Конни совершенно потерять голову, тело ее конвульсивно содрогнулось.
Ей было стыдно той легкости, с которой она возбудилась. Разве можно настолько терять контроль над своими чувствами? За какого рода женщину может он ее принять? Ведь все это делается лишь ради него, для его пользы, заверяла себя Конни. Но волны наслаждения продолжали накатываться на нее снова и снова.
— Тебе хорошо? — спросил он, открывая глаза, и только сейчас она по-настоящему ощутила свою наготу.
— Хорошо, — поспешно заверила Конни, опуская глаза вниз, чтобы не встречаться с ним взглядами.
Но когда она начала было направлять его внутрь себя, он остановил ее.
— Ничего не получится, — сказал Говард охрипшим от волнения голосом, схватив ее за запястье. — Конни, я очень рад тебе, действительно рад, но теперь довольно.
— Нет…
Наклонившись, Конни поднесла грудь к его протестующим губам. Может быть, он и хотел возразить, но не смог устоять перед этим великолепием и взял один из окруженных темным ореолом сосков в рот.
Мгновенно опомнившись, Говард отдернул голову.
— Боже мой, Конни!..
Его глаза казались сейчас огромными и какими-то беззащитными. Если бы Конни не знала его лучше, то можно было бы подумать, что все это было для него внове, и, когда возбуждение Говарда явно пошло на спад, она поняла, что именно должна сделать. Необходимо было доказать ему, что он остался таким же мужчиной, каким был прежде, а для этого надо было заставить его заняться с ней любовью.
Соскользнув на постель, она склонила голову к его бедрам. По каким-то причинам, известным лишь ему одному, Говард потерял веру в свои мужские способности и, следовательно, не лгал ей. Он действительно боялся того, что не сумеет доставить ей удовлетворение.
И тут Конни увидела…
Глава тринадцатая
Увидела только сейчас. Да в этом и не было ничего удивительного. Она была слишком занята тем, чтобы доказать самой себе, что способна заставить его заняться любовью, и не обращала внимания ни на что другое. Там был еще один шрам, не похожий на тот, что неровной, рваной линией пересекал живот Говарда. Этот был маленьким, округлым и уродливым — отметина войны на коже внутренней стороны бедра.
Шрам выглядел — да, наверное, и был — как пулевое отверстие, решила Конни. Еще каких-нибудь пару сантиметров и Говард стал бы кастратом. О Боже, так вот почему он так боялся секса!..
Однако нельзя было давать ему знать о своих мыслях, и она прижалась губами к изуродованной плоти. Как бы Говард ни пытался оттолкнуть ее, Конни должна была пройти через это, хотела раз и навсегда доказать, что ему нечего бояться.
— Конни!
Она начала возбуждать Говарда, используя для этого губы и язык, и, несмотря на не слишком настойчивые попытки остановить ее, сделать этого ему не удалось.
— О Боже!.. — стонал он, но Конни не обращала на это внимания.
Под ее нежными ласками Говард быстро подошел к наивысшей точке блаженства, но прежде, чем это случилось, она вновь села на него верхом.
Память о том, что это случалось и раньше, помогала ей, вселяя уверенность. Так вышло и сейчас, когда он, прижав Конни к себе и перевернувшись, лег на нее, содрогаясь в финальном порыве страсти.
Когда все было кончено, Говард отстранился и, несмотря на все ее протесты, сел, опустив ноги на пол.
— Спасибо, — сказал он, вставая и оглядываясь через плечо, и натянул на себя трусы, потом брюки.
— Послушай…
Подобная реакция совершенно обескуражила ее. Хорошо, положим, она поступила против его желания, но неужели это все, что он нашел сказать? Спасибо? Видит Бог, Конни хотелось получить хоть какое-то свидетельство его благодарности. Несмотря на все благие намерения, случившееся затронуло ее эмоционально.
— Послушай… куда ты?
— Назад в Лондон, — ответил Говард, застегивая пояс, и, вновь остро ощутив наготу своего тела, она перевернулась на живот. — Моя машина стоит здесь неподалеку.
— Разве ты не хочешь поговорить? — просила Конни, чувствуя себя неловко.
— О чем?
Она нервно сглотнула.
— Например… не хочешь ли ты рассказать мне о ране на твоем бедре.
— Ах, это. — Говард тяжело вздохнул. — Тут нечем особенно гордиться.
— И все же…
— И все же теперь, когда ты доказала, что я снова в порядке, тебе хочется получить свою плату? — резко спросил он, и Конни подумала, что в данных обстоятельствах это не слишком красиво с его стороны.
— Просто мне кажется, что я имею право знать, — неуверенно сказала она. — Это случилось, когда они тебя захватили? По-моему, ты говорил, что застрелили твоего водителя.
— Так оно и было.
Говард потянулся за лежащими на кровати рубашкой и пиджаком и поморщился, когда Конни отстранилась, избегая прикосновения его руки. На какое-то мгновение ей показалось, что он раздумал рассказывать.
Однако, застегнув рубашку и надев пиджак, Говард все-таки заговорил.
— Мне показалось, что я нашел верный способ бегства, — начал он. — Украл джип и уже думал, что все прошло удачно, когда один из патрулей Алланга открыл по мне огонь.
— Один из патрулей Алланга! — с ужасом воскликнула она. — Но ты, кажется, говорил, что не пытался убежать.
— Я говорил, что не герой, — сухо поправил он ее. — Патруль оставил меня умирать, но, к счастью, люди Леонарда наткнулись на меня прежде, чем я истек кровью.
У Конни перехватило дыхание.
— О, Говард…
— Не надо, — мрачно предупредил он. — Не надо лишних эмоций. Я поступил глупо, теперь мне это ясно, но одна из пуль угодила не очень удачно. У меня… случилось заражение. Лагерный врач полагал, что могут возникнуть проблемы, но тогда это не слишком меня волновало, я был рад уже тому, что остался жив.
— И именно из-за этого?..
— Неужели так уж необходимо об этом рассказывать? — Взяв в руки пальто, Говард повернулся к двери. — Да, именно из-за этого я с тех пор не спал с женщинами. Но теперь, благодаря тебе, все проблемы остались позади, не так ли? Какое счастье иметь жену, которая была настолько деликатна, что… предпочла заняться с бывшим мужем любовью, только бы не заставлять его страдать.
Это могло быть и извинением, но его сарказм резанул ее как ножом.
— Довольно жестокие слова с твоей стороны, — с вызовом сказала она.
— Что ж, твой поступок тоже был не слишком добр, — возразил Говард без малейшей тени симпатии в голосе. — Спасибо за это… но ты должна сохранять себя для Адама, — добавил он. — Ручаюсь, что бедняга даже не представляет, до какой степени тебе хочется мужчины.
Теперь Говард уже жалел о том, что поселился в Томбридже, и главной причиной этого было желание осложнить жизнь Конни. Несмотря на показное принятие ее отношений с Адамом Прайсом, это до сих пор сильно задевало его, и, только узнав о проблемах, с которыми ей пришлось столкнуться, он начал понимать, что нельзя возлагать всю вину только на нее одну.
Но было тяжело, чертовски тяжело смириться с мыслью о том, что его жена полюбила кого-то другого. Когда Говард встретился с этим человеком лицом к лицу, ему понадобилось все его самообладание, чтобы соблюсти хотя бы формальную вежливость. Боже, как ему хотелось расквасить ему физиономию, и он с удовольствием сделал бы это, несмотря на всё сетования матери по поводу его здоровья.
Говард чувствовал, что Прайс побаивается его. Не то чтобы всерьез боится, а просто не знает, чего от него можно ожидать. Беднягу, вероятно, беспокоила не столько возможность физического насилия, сколько перспектива публичного скандала. Но Говард знал, что Конни никогда не простила бы ему подобного поступка.