— Это была твоя неудача, беда! И пусть я допустил это один раз, больше этого не будет! Обещаю тебе, что скоро у нас будет больше денег!
И Джон пулей вылетел из комнаты. Через секунду Эстер услышала, как за ним хлопнула входная дверь. Джосс уже всерьез расплакался, и она подошла к его колыбели, взяла сына на руки и принялась укачивать.
Напевая Джоссу песенку, Эстер думала, что Джон опять забыл одеть пальто, а ночь-то холодная, и что Джосс теперь долго не заснет, и куда это мог направиться Джон на ночь глядя?
Уложив вновь заснувшего малыша в колыбель, Эстер немного успокоилась и призадумалась. Куда мог пойти Джон в такое время? Бросив свое высокопарное обещание, он словно удалился выполнять какую-то особую миссию…
Она подняла его недоштопанный чулок с пола, но не стала заканчивать работу, так как слишком разнервничалась.
Прошел час, за ним другой, а Джон так и не появился.
В ту ночь погода была скверной, дул сильный холодный ветер, который заставлял стонать и скрипеть старый, разваливающийся домишко.
Эстер не отходила от окна. Сторож на улице прокричал десять вечера. Она переоделась в ночную сорочку, приготовила постель и вновь принялась смотреть в окно.
Джон вернулся домой около полуночи. Он показался ей каким-то одичавшим, усталым и чужим.
— Можешь не беспокоиться о нашем финансовом положении. Пока, — сказал он Эстер совершенно бесцветным голосом, — я был у одного знакомого, который согласился взять меня к себе в мастерскую.
— Но ты ведь не бросил ювелирное дело? — взволнованно спросила его Эстер.
Что-то в нем явно указывало на серьезные перемены, произошедшие за время его отсутствия, и это не на шутку взволновало Эстер.
— Представь себе, нет. А сейчас я хочу спать. Уже очень поздно.
В ту ночь и еще несколько ночей после Джон и Эстер не были близки. Они спали в одной постели, отвернувшись друг от друга, будто чужие. Но вскоре, поняв всю нелепость такого положения, стали пытаться восстановить прежние отношения.
— Прости меня, Эстер, — говорил Джон, — теперь я думаю, что ты была права во всем, меня преследует мысль о том, что я фактически бросил тебя на целых четыре месяца после нашего венчания. Тебе пришлось работать, будучи в положении, но я должен был бы быть рядом с тобой. Я виноват, виноват в том, что не сразу осознал всей ответственности быть женатым мужчиной. Если бы только можно было повернуть время вспять! Я клянусь, что никогда не расстался бы с тобой, выйдя за ворота Флит.
— Да я не виню тебя, это же было мое решение, — отвечала ему Эстер, нежно гладя его лицо и волосы.
Все стало как прежде. Ни Джон, ни Эстер не вспоминали о причине ссоры, да и о самой ссоре. Джон ни слова не говорил о своей новой работе, но денег стал приносить в два раза больше, чем прежде. И хотя Эстер была рада, что сможет купить некоторые необходимые для Джосса вещи, к радости ее примешивалось смутное чувство тревоги, что деньги эти были «грязными», полученными нечестным путем. Когда-то Джон рассказывал ей, что среди ювелиров тоже есть мошенники, которые обделывали разные сомнительные делишки, скупая и тут же переплавляя краденые вещи, продавая втридорога изделия с низким содержанием золота и серебра, обманом уклонялись от налогов, и проделывали еще много разных трюков, к которым никогда не прибегали уважающие себя мастера. И Эстер непременно заподозрила бы Джона в проведении таких сомнительных сделок, если бы не знала его достаточно хорошо и не была бы уверена в нем. Однако что-то определенно было не так с его новой работой.
В первый раз она стала думать об этом, стирая его сорочки. По установленному ею порядку Джон каждый день надевал чистую сорочку, и раньше, когда Эстер опускала его грязные рубашки в деревянное корыто с мыльным раствором, она ощущала запах пота, а теперь от них исходил какой-то непонятный кислый, почти химический запах, происхождение которого Эстер никак не могла определить. На все ее расспросы о том, с чем ему теперь приходится работать, Джон отвечал рассеянно, невпопад, или не отвечал совсем. Эстер заметила также, что пальцы его покрылись странными пятнами, и он никак не мог отмыть их или оттереть.
Однажды, покупая на рынке овощи, Эстер увидела на соседнем прилавке гору дешевой металлической посуды, украшенной орнаментом, имитирующим золотую отделку. Догадка сверкнула в ее сознании. Вот оно что! Скорее всего, Джон теперь занимается золочением! Все сразу встало на свои места. И запах от сорочек, и пятна на пальцах.
Золочение было самой «грязной» и самой вредной для здоровья работой. Эстер знала, в каких условиях это делается, поэтому до того разволновалась, что чуть не потеряла сознание. Выронив пучок лука-порея, который она собиралась купить. Эстер резко развернулась, перехватила Джосса на другую руку и бросилась бежать.
Джон много рассказывал ей о ювелирном деле, поэтому она знала практически все, включая и процесс золочения. Тонкие пластины металла расплавлялись, а затем в тот же тигель добавляли три-четыре части ртути на одну часть золота. Получалась амальгамная, маслообразная смесь. И эту смесь пальцами наносили на рабочую поверхность, а потом выпаривали ртуть. На изделии оставался слой золота. После этого изделие чистили и полировали.
Ртутные испарения губительно действовали на легкие. Понятно, что очень мало мастеров по золочению жили долго. Большинство умирали молодыми от страшных легочных болезней. И Джон пошел на это, потому что Эстер вынудила его.
Она увидела вывеску «Чарльз Хардкасл. Золочение и полировка». Здесь было новое место работы Джона. Из труб мастерской валил черный ядовитый дым. Эстер села на скамью неподалеку и стала ждать полудня. В двенадцать часов дня рабочие выходили из цеха на свежий воздух, отдохнуть и поесть.
Увидев толпу этих несчастных, она почувствовала, как сердце ее разрывается от боли и жалости. Многих душил приступ кашля, лица были бледные, похожие на обтянутые кожей черепа. Казалось, дни этих людей были сочтены. Среди них попадались и женщины. Более или менее нормально выглядели вновь поступившие в мастерскую, среди них Эстер увидела Джона. Он также узнал ее и быстро подошел к ней.
— Господи, Джон, только не это! — воскликнула Эстер.
— Иди домой, — ответил ей Джон, не прикасаясь к сыну, словно боясь заразить его.
— Пойдем вместе! Не возвращайся в эту адскую дыру!
— Поговорим об этом вечером.
Джон присоединился к группе рабочих, и Эстер ничего не оставалось, кроме как вернуться с Джоссом домой.
Перерыв закончился. Джон набрал свежего воздуха в легкие. Пора было возвращаться на работу.
Для получения изделий с тонкой золотой пленкой не существовало лучшего способа, чем «ртутный». Кроме того, серебряные коробочки, чашки, корзинки и мисочки, покрытые изнутри слоем золота, выглядели весьма изящно, пользовались большим спросом, но мало кто из покупателей знал, какой ценой появляются на свет эти красивые безделушки.
Джон одел на голову специальный кожаный шлем с дыхательной трубкой, которая была отведена через плечо за спину. Так рабочие не вдыхали напрямую, по крайней мере, худшие испарения. Шлем был тяжелый, неудобный, но Джон и его товарищи могли считать себя счастливчиками, что их обеспечили этим приспособлением. В других местах он видел, как некоторые рабочие сами пытались соорудить что-то вроде защитных коробок, чтобы хоть как-то обезопасить свое здоровье и продлить срок жизни. В общем, Джон был даже рад, что оказался именно в этой мастерской. Единственное, чего он не мог предположить, это то, что Эстер догадается о его новой работе и сможет найти его.
В тот же вечер она искренне пыталась убедить Джона бросить это занятие, но он не послушал ее.
— Платят там хорошо, — упрямо отвечал он, — и нам нужны эти деньги.
За ужином он заметил, что Эстер как будто потеряла аппетит. Она не притронулась ни к чему и рассеянно двигала кусочки овощей по тарелке.
— Платят там хорошо, потому что работа очень вредная и опасная, — настаивала она.
— Согласен. Но ничего не случится, если я некоторое время поработаю там, — ответил Джон, беря кусок хлеба с блюда.
— Но ведь каждый час, каждая минута, проведенная там — смертельна!
В эту секунду Джон поперхнулся и закашлялся. Эстер, уверенная в том, что его легкие уже заражены, побледнела и уронила вилку. Джон сделал глоток эля из кружки и восстановил — дыхание.
— Если в течение полугода не подвернется ничего лучшего, я вернусь к своей прежней работе. За полгода мы сможем скопить хоть чуть-чуть денег.
Эстер была довольна уже тем, что Джон вообще согласился бросить эту ужасную работу, пусть даже через полгода. А вскоре, месяц спустя, дела их совсем пошли на лад, когда к ним в гости пришел Робин. Он только что зарегистрировал свою пробу, стал мастером и принес Бэйтменам хорошие новости.
— Знаете, я собираюсь работать у одного очень преуспевающего ювелира, Бартона. Это в Холборне, недалеко от таверны Кросс Кейз, там есть вакансия рабочего. Я поговорил с хозяином о тебе, он дал положительный ответ. Если тебе интересно это предложение, приходи туда завтра утром к семи часам.
— Разумеется, приду! — благодарно воскликнул Джон. — Я ведь несколько раз встречался с Бартоном и его семьей у Харвуда. Может быть, он уже забыл мое имя, но я уверен, он обязательно вспомнит меня, как только увидит… Послушай, Робин, но ведь тогда он и вспомнит, что Харвуд меня прогнал и «проклял»?
— Не волнуйся. Он уже ничего не помнит. И давно порвал «черный список» Харвуда с твоим именем. Они, видишь ли, рассорились по каким-то своим делам, и теперь семьи Бартона и Харвуда враждуют.
— Как бы там ни было, завтра в семь утра я буду в мастерской в Холборн. Спасибо тебе, дружище.
В тот вечер, когда Джон вернулся домой после своего первого дня работы в мастерской Бартона, Эстер открыла ему дверь и от удивления застыла на пороге. Джон улыбался той самой счастливой улыбкой, словно школьник, у которого наконец-то начались каникулы.
— Эстер! — воскликнул он. — Какая это замечательная мастерская! И какие там делают вещи! Пока я выполняю простые операции, но скоро перейду на лучшее место, уверен!
Эстер бросилась к нему в объятия, и он с нежностью погладил ее плечи и руки.
— Я так рада! — прошептала она.
Все случилось так, как и предполагал Джон. Вскоре он был признан рабочим с навыками высочайшей квалификации, и ему стали доверять творческую работу, которая требовала также таланта и вдохновения. Джон зарабатывал двадцать четыре шиллинга в неделю, и они с Эстер начали потихоньку откладывать деньги. И когда, казалось, все обернулось как нельзя лучше и дела их семьи пошли в гору, однажды вечером Джон произнес фразу, от которой Эстер стало не по себе, и которая разбудила в ней старые страхи и опасения.
— Между прочим, — заявил Джон, — сегодня к нам в мастерскую опять приходила Каролина. Она стала часто появляться у Бартонов.
Эстер сразу же заволновалась. Ей не понравилась интонация, с которой Джон произнес эти слова, но она не подала виду, продолжая разыскивать катушку ниток в своей коробке.
— Я думала, что эти семьи теперь не поддерживают дружеских отношений.
— Несмотря на вражду родителей, дочери остались близкими подругами.
— Кто это тебе сказал? Робин?
— Нет, я слышал это от самой Каролины.
У Эстер душа ушла в пятки.
— Ты разговаривал с ней?
— Да, сегодня в первый раз, хотя до этого и видел ее неоднократно у хозяина. А сегодня утром она разговаривала с Робином и увидела меня.
— Раньше ты мне не говорил, что виделся с ней.
— Просто забыл.
Джон открыл газету, которую теперь мог покупать раз в неделю, и углубился в чтение, закончив, таким образом, разговор. Эстер, продевая нитку в иголку, обнаружила, что у нее от волнения сильно дрожат пальцы…
Однажды вечером Джон вернулся из мастерской очень поздно. Эстер приготовила тушеную баранину — одно из самых любимых блюд Джона. Мясо слегка пригорело.
— Меня задержали, объяснил Джон, умывая лицо и руки теплой водой. — Я уже собирался идти домой, но в дверях столкнулся с Каролиной. Мы немного прошлись вместе. Она хотела, чтобы я рассказал ей о работе у Бартона, так как слышала уже много хвалебных отзывов обо мне.
Эстер до крови прикусила губу, изо всех сил сдерживая рвущееся наружу возмущение, и сжала ручку ковша с такой силой, что пальцы ее побелели. Враг вторгся в их счастливую семейную жизнь. Да, Каролина очень умно выбрала момент, чтобы восстановить порванные отношения с Джоном. Их браку с Эстер почти уже исполнилось два года, и Каролина, как и многие, знала, что первый всплеск романтической страсти уже утих. А мужчины всегда так падки на лесть, в особенности из уст молоденькой симпатичной девушки! Хотя Эстер и не думала, что Каролина заранее планировала посещение мастерской Бартона, чтобы повидаться с Робином и как бы невзначай столкнуться с Джоном. Скорее всего, дочь Бартона обронила в разговоре с ней, что Бэйтмен теперь работает у них.
— Надеюсь, мясо не очень пригорело, — напряженно произнесла Эстер.
Джон заверил ее, что мясо превосходное, и, казалось, очень обрадовался, что она не стала придираться к его объяснениям.
Неделю спустя он принес домой маленькую пушистую игрушечную обезьянку, которую Каролина передала для Джосса. Малыш забавлялся с ней часами, она стала его любимой игрушкой. Только это удерживало Эстер от того, чтобы бросить ее в камин… После того дня Джон больше не вспоминал о Каролине. Когда он возвращался домой поздно, то всегда объяснял это необходимостью срочно закончить работу. Эстер была уверена, что Каролина вовсе не стала реже посещать Холборн, и скрытность Джона в отношении ее визитов волновала Эстер гораздо больше, чем все его возможные рассказы о дочери Харвуда. Однажды, не выдержав, она напрямик спросила Джона, виделся ли он с Каролиной в последнее время. Тот на мгновение опешил, и Эстер показалось, что своим вопросом она застала его врасплох.
— Да, виделся. Мы всегда беседуем, когда она приходит в мастерскую. Знаешь, ее отец очень болен. У него был сердечный приступ.
В следующий раз она спросила:
— Ты не слышал, как здоровье мистера Харвуда?
Джон даже не поднял глаз от газеты.
— Вроде бы выздоровел, однако Каролина считает, что он уже никогда не вернется в свое прежнее состояние.
Единственным утешением Эстер было то, что любящее отношение Джона к ней не менялось, к тому же они состояли в законном браке. Но даже эта, казалось бы, более чем прочная связь оказалась под угрозой, когда во время одной из воскресных проповедей в Церкви Всех Святых настоятель призвал аннулировать все браки, заключенные во Флит, и положить конец этой, как он выразился, «богомерзкой пародии на священную церемонию бракосочетания».
— Браки, заключенные в тюрьме Флит, — издевательство над святым таинством Церкви, и их необходимо объявить недействительными, — говорил он.
Эстер пришла домой задумчиво-расстроенная.
— Послушай, — спросила она Джона, — а могут объявить недействительными браки Флит?
Джон играл в этот момент с сыном «в лошадки», оба веселились от души, поэтому он ответил немного рассеянно:
— В газете кое-что было об этом, но я лично не думаю, что так может действительно случиться.
— А вдруг случится? — настаивала Эстер. — Тогда как? Мы не будем считаться мужем и женой?
Джосс с пыхтением нахлобучил на голову Джона его шляпу и наконец натянул ее до самых глаз. Джон запрокинул голову вверх и весело поглядел из-под полей шляпы на Эстер.
— Ну, тогда я опять стану холостяком и смогу выбирать подружку из всех девушек Лондона.
— Джон, ты все еще любишь меня?
Вопрос прозвучал крайне глупо, да и он не был готов на него отвечать серьезно, но Эстер искренне хотелось еще раз убедиться в его чувствах.
— Да кому я нужен, кроме тебя? — пошутил Джон и, к вящему удовольствию Джосса, встал на четвереньки и пробежался по комнате, взбрыкивая как настоящий конь.
— Нужен. Я знаю одну девушку, — упрямо продолжала Эстер, — которая будет очень рада заполучить тебя.