В ту ночь, лежа в постели в объятиях Джона, она прошептала ему:
— Давай снова поженимся.
Он нежно поцеловал ее в шею.
— Дорогая, уж если мы с тобой не муж и жена, то я не знаю, кого тогда можно считать супругами…
— Но если наш брак станет недействительным?
Джон приподнялся на локте и посмотрел Эстер прямо в глаза.
— Тебя это действительно беспокоит? Хорошо. Лично я считаю, что рано или поздно Церковь запретит заключение браков во Флит, но подумай сама, имеет ли смысл объявлять незаконными все уже существующие браки, которые там заключались? Представь только, что десятки тысяч людей превратятся в незаконнорожденных. Гораздо проще оставить все как есть.
— Я хочу снова обвенчаться с тобой. В Церкви Святого Бартоломью, возле Бишопсгейт, — объявила Эстер, пропуская мимо ушей его доводы, — там венчались мои родители.
Джон тяжело вздохнул и откинулся на подушки.
— Я тебя очень прошу, не заставляй меня снова проходить этот ритуал, — умоляюще сказал он, — это совершенно необязательно. Если ситуация действительно обернется так, что браки Флит объявят вне закона, у нас будет масса времени, чтобы подумать над этим и запланировать еще одно венчание.
— Ну а что, если вердикт о незаконности браков примут завтра?
— Не примут.
— Но могут, — никак не могла успокоиться Эстер. — Правда, Джон, я уже не чувствую себя замужней женщиной.
Джон отказался серьезно воспринимать эти опасения. Да и терпение его было на пределе из-за того, что Эстер вновь и вновь возвращается к этому.
— Глупости это все. Чепуха. Хватит разговоров о повторном венчании. Прими во внимание хотя бы чисто практические трудности. Прежде всего. Церковь Святого Бартоломью не в нашем приходе, и чтобы обвенчаться там, мне нужно будет переехать в Бишопсгейт и жить там какое-то время.
— Можешь пожить у Робина. Он как раз там и обитает.
— Ты что, выгоняешь меня?
— Но тебе ведь нужно просто ночевать там.
— Нет.
— Джон…
— Нет! Дьявол, зачем ты так настаиваешь?
Эстер прикрыла ему глаза ладонью.
— Я умру, если потеряю тебя.
Губы ее задрожали, она была готова расплакаться.
— Ты мне не веришь?
Джон был очень раздражен.
— В таком случае, ты совсем не знаешь меня, если думаешь, что я могу бросить законную супругу и своего ребенка. Эстер, будь благоразумной. Выбрось из головы все эти глупые подозрения.
Эстер изо всех сил старалась не думать об этом, но мысль о новом венчании настолько засела у нее в голове, что она подчас не могла размышлять ни о чем другом.
Однажды Джон вернулся домой и увидел на столе письмо, адресованное ему. Оно было написано незнакомым почерком, но обратный адрес указывал на Стаффордшир, поместье его деда. Джон страшно волновался, когда вскрывал конверт. По выражению его лица Эстер поняла, что произошло несчастье. Она подошла к Джону и взяла его за руку.
— Что-то с дедушкой?
— Он умирает. Я должен ехать туда.
Джон отсутствовал почти две недели. Он прислал Эстер письмо, которое ей прочитал Робин. Старик умер на следующий день после приезда Джона. Похоронив его, он теперь занимался продажей дома и другого имущества.
Вернувшись домой, Джон объявил Эстер, что унаследовал все движимое и недвижимое имущество деда и землю. Несмотря на то, что все это находилось в плачевном состоянии, продажа принесла им довольно кругленькую сумму, которую уже можно было считать заделом на будущее.
Джон распорядился, чтобы часть мебели, принадлежавшая нескольким поколениям семьи Бэйтменов, хранилась в доме до тех пор, пока он не приобретет жилище, в котором можно было бы расположить ее.
— Наконец-то мы сможем переехать! — с облегчением говорила Эстер.
— Нет, не сейчас, — отвечал ей Джон, — я долго думал о нашем будущем, после того, как прочел завещание. Теперь у меня есть возможность основать собственную небольшую ювелирную мастерскую.
— Это будет чудесно, Джон!
Эстер была чрезвычайно рада таким намерениям мужа. Это означало, что их борьба за выживание не была напрасной.
— И когда ты думаешь открыть мастерскую?
— Пока не могу сказать точно.
Увидев, что она разочарована, Джон ободряюще похлопал Эстер по плечу.
— Прежде чем бросить свою работу, я должен узнать, может быть, даже рассчитать, на какие заказы и какое их количество я могу рассчитывать. Здесь торопиться не следует.
— Я понимаю.
Но втайне она желала, чтобы Джон не был так излишне осторожен. Ах, если бы она сама могла решать! Эстер занялась бы этим немедленно, отбросив все сомнения. Ее так и подмывало подтолкнуть Джона к более быстрым действиям, но еще очень свеж в памяти был тот случай, когда она своими острыми язвительными замечаниями и настойчивостью чуть было не погубила здоровье, да и жизнь Джона. Тогда Эстер извлекла для себя хороший урок. Она поняла, что сила ее характера и непреклонность могут разрушить ее семейное счастье с любимым мужем. Постепенно Эстер научилась сдерживать себя.
Несмотря на врожденную мягкость и спокойствие, Джон обладал достаточно сильной волей, и Эстер, оказывая давление на мужа, со временем осознала и начала ощущать ту грань, за которой его ангельское терпение лопалось, и тогда уже это грозило всяческими бедами. Именно поэтому она и не стала настаивать на повторном венчании, раз и навсегда уяснив, что Джон — единственный и полновластный хозяин в доме и семье, и право принимать решения принадлежит только ему. А Эстер до конца своих дней будет всячески поощрять его в этом и помогать ему. Вот и сейчас она не стала спорить, признавая правоту Джона.
Хотя такое терпение давалось Эстер с большим трудом. Внутреннюю напряженность усугубляло ее сильнейшее желание вывезти Джосса в более приличное жилище, в нормальную, чистую атмосферу. И сейчас она смогла бы это сделать хоть на следующий день, если бы только тате решил Джон. У Эстер было такое чувство, будто она заперта в темной, душной комнате, и чтобы впустить в нее немного солнечного света и чистого воздуха, нужно лишь открыть окно, а ей никак не удается дотянуться до задвижки.
Странно, дурные предчувствия не покидали Эстер, и она не могла от них избавиться, как ни старалась. Настроение ее ухудшалось с каждым днем. Эстер стала раздражительной, начала злиться из-за бытовых мелочей и трудностей, которых раньше как-то не замечала. Ее начал невероятно злить мусор, выкидываемый соседями прямо в коридор, который раньше она просто выметала на улицу. Ей стало казаться, что у нее усилились боли в пояснице от постоянного ношения маленького Джосса на руках по грязным узким улочкам, которые были до того захламлены, что она боялась пускать сына ходить по залитым помоями тротуарам. Вывешивая белье и одежду после стирки, Эстер приходилось караулить свои вещи, буквально не отходя от них ни на шаг. Однажды, когда Эстер на секунду отвернулась, все ее белье пропало.
Как-то раз, развешивая только что выстиранную одежду на веревках, натянутых между столбами на заднем дворе, Эстер услышала странный звук, который она сначала приняла за далекий раскат грома. С удивлением она подняла голову и посмотрела на почти безоблачное ярко-голубое небо, и в этот момент сзади послышался грохот и треск ломающегося дерева. Земля задрожала у нее под ногами. Эстер обернулась и увидела, как одна из огромных балок, подпирающих стену соседнего дома, разломилась пополам. В стене появился огромный черный разлом. Посыпалась штукатурка и куски кирпича. Эстер услышала, как из соседнего дома стали доноситься приглушенные крики.
— Великий Боже! воскликнула она и бросилась к дверям дома. Наверху, в их комнате, мирно спал в своей кроватке Джосс.
Здание уже начало дрожать и вибрировать, когда Эстер мчалась вверх по лестнице. Черная пыль клубами вылетала из всех щелей старой развалюхи, окутывая балки и перекладины. По пути Эстер попались охваченные паникой соседи снизу, и она еле-еле прорвалась через эту толпу. Вбежав в комнату, она увидела, что Джосс, разбуженный шумом, сидит в кровати и испуганно рыдает. Стены их комнаты расползались прямо на глазах, стало невозможно дышать от заполнившей воздух пыли.
Эстер схватила на руки кашляющего и чихающего Джосса и побежала к лестнице. Достигнув верхней площадки, она увидела, что парадную дверь завалило. Оставался черный ход, ведущий на задний двор… Раздался звук, похожий на взрыв вулкана. Перекрытия рухнули. Эстер успела закрыть своим телом Джосса, но тут с потолка отвалился огромный кусок штукатурки и ударил ее по затылку. Перед глазами Эстер все поплыло, она потеряла сознание и уже не почувствовала, как на нее и Джосса рухнула огромная куча сухой штукатурки и бута.
Люди сбегались на место происшествия отовсюду. Из-за рухнувшей балки перекрытия одного здания развалилось полквартала. Жильцы домов, которым удалось спастись, бродили вокруг груды обломков. Все они, конечно, были в шоке, некоторые получили серьезные травмы. Миссис Берлей, знавшая, что Эстер с ребенком находилась у себя в комнате в момент катастрофы, отправила двух своих сыновей в Хиткок и мастерскую Бартона, чтобы известить обо всем случившемся Джека Нидема и Джона. Кто-то уже начал потихоньку разбирать завалы в надежде отыскать оставшихся в живых.
Событие такого рода было в те времена в порядке вещей. Никто не удивлялся, что в бедных районах рушились целые кварталы, и гибли тысячи людей.
Джек первым примчался на своей двуколке. Для того, чтобы прорваться через толпу праздных зевак, ему пришлось использовать кнут. Джек немедленно включился в спасательные работы, с удивительной силой и легкостью разбрасывая в разные стороны обломки прогнивших бревен. Вскоре приехал Джон. Увидев его, миссис Берлей поспешила навстречу:
— Я знаю, они там, мистер Бэйтмен! Я видела ее в окне.
Джон кивнул, будучи не в силах произнести ни слова, скинул с себя пальто и буквально врезался в толпу, прокладывая себе путь к завалу.
Спустя час из-под обломков начали извлекать первые трупы, и в толпе раздались стоны горя и отчаяния. Это члены семей погибших узнавали тела своих родственников. Команда спасателей разделилась на бригады, и они стали работать посменно. Однако ни Джон, ни Джек словно не ведали усталости. Они продолжали разбирать завал без перерывов, и все же только к вечеру наконец раскопали Эстер и ребенка. Ей повезло, так как падая, она оказалась под лестницей, и над ней оставалось свободное пространство. К тому же, ступеньки защитили ее от прямого попадания обломков перекрытий.
Эстер была без сознания. Волосы ее посерели от пыли и грязи, на лице и шее были кровоподтеки. Джосс, который устал реветь и заснул, вновь было разрыдался, когда его извлекли на свет Божий. Джон нащупал пульс Эстер.
— Она жива! — воскликнул он. — И Джосс тоже! Слава Богу!
Он отнес Эстер в двуколку. Джек подал ему малыша и повез всех в Хиткок.
Пока Марта с помощью служанок мыла и переодевала Эстер и ребенка, Джек сходил за врачом.
Сознание вернулось к Эстер двенадцать часов спустя. Она обнаружила, что лежит в чистой постели, что голова ее перевязана, правая рука — в гипсе, а за дверью слышится протестующий плач Джосса, которому наверняка запрещают входить в ее комнату.
— Пустите его ко мне, — слабо позвала Эстер.
Вошла Марта, держа мальчика на руках.
— Через несколько дней ты поправишься, — по-прежнему отрывисто заговорила она. — Но знай, что ты потеряла все, что имела, все свое имущество. Джек разрешил тебе остаться здесь с сыном до тех пор, пока Джон не найдет для вас новое жилье.
Марта, разумеется, преподнесла это как великое одолжение с ее стороны, но Эстер догадывалась, что Джек был на самом деле чрезвычайно рад, что мог предоставить ей и ее малышу крышу над головой, пусть даже ненадолго.
Прошло полтора месяца, пока Джон и Эстер не возобновили свою прежнюю семейную жизнь.
Как только Эстер встала на ноги, она принялась каждый день выходить на поиски нового дома. По выходным они с Джоном делали это вместе, за несколько пенсов какая-нибудь горничная или служанка с радостью присматривали за Джоссом во время их отлучек. И для Джона не явилось большим сюрпризом, что Эстер разыскала-таки дом, причем в приходе Церкви Святого Бартоломью, как ей и хотелось. Джон согласился посмотреть этот дом. К тому же район был очень хорош с точки зрения его специальности, так как поблизости располагалось довольно много ювелирных мастерских.
Дом, который присмотрела Эстер, был на углу двух оживленных торговых улиц и казался довольно скромным, но и не бедным. Джон был очень удивлен, когда Эстер провела его не к парадной двери, а к боковой калитке. Они оказались в небольшом внутреннем дворике и, пройдя его насквозь, вошли в дом через заднюю дверь. Сердце его запрыгало от волнения, когда Джон обнаружил, что эта дверь ведет прямо в маленькую комнату, бывшую когда-то мастерской плотника. Вдоль стен рядами стояли рабочие столы и скамейки, над ними висели полки для инструментов. Пол был вымощен каменными плитами, в углу лежал старенький, потемневший от времени коврик.
Джон немедленно проверил все столы на прочность и удобство и широко, радостно улыбнулся Эстер:
— Это замечательно!
Потом Джон подошел к окну, которое выходило во двор, открыл его, тщательно осмотрел рамы, закрыл и сказал:
— Прекрасно! И света достаточно.
— Тебе нравится? — спросила его Эстер. — Как ты думаешь, смог бы ты здесь работать?
Джон обнял ее и ответил:
— Знаешь, если все остальное в доме тебе нравится, я, пожалуй, даже не буду его смотреть.
— Нет, пойдем! Ты должен сам все увидеть.
На первом этаже располагалась кухня, гостиная и небольшая столовая. Окна выходили на улицу. Наверху было две спальни и кладовка. Спросив у Эстер об оплате, Джон понял, что они вполне могли позволить себе жить в этом доме.
— Мы сможем переехать, как только все документы будут оформлены, — заявил Джон, спускаясь вниз по лестнице.
Эстер последний раз перед уходом осмотрела гостиную и столовую.
— Это почти идеальное место, чтобы начать свое дело. Очень надеюсь, что вскоре мне удастся открыть свою мастерскую и подобрать рабочих.
Эстер кивнула.
— Мне здесь очень нравится. Совсем недалеко до магазинов и рынков.
— Правда. К тому же, отсюда буквально два шага до Церкви Святого Бартоломью.
Брошенная Джоном фраза заставила Эстер вздрогнуть и обернуться. Она закрыла руками лицо, боясь даже подумать о том, что он скажет дальше. Джон, улыбаясь, не стал долго мучить ее сомнениями и ожиданием.
— Думаю, что ты скоро снова сможешь стать моей невестой.
Эстер отвела руки от лица, и Джон увидел на нем выражение неописуемого восторга. Тихонько взвизгнув от счастья, она бросилась Джону в объятия.
Две огромные повозки доставили по новому адресу фамильную мебель Джона. Эстер пришла в восторг, обнаружив кроме прекрасной резной мебели, включавшей кровать с пологом, на которой родилось несколько поколений семьи Бэйтменов, еще и истертые, но по-прежнему красивые ковры, несколько ящиков с прекрасным фарфором, а также более скромной домашней утварью, которой можно было найти полезное применение. Все имущество Эстер было похоронено под обломками их прежнего жилища, и в том, что новый дом был полностью обставлен мебелью Джона, она видела некую символичность.
Они въехали в свой новый дом незадолго до второго венчания. В тот же день Джон окончательно завершил ремонт в мастерской, а Эстер — чистку и уборку в жилых комнатах и кухне.
Эстер чрезвычайно интересовало огромное количество инструментов, которые Джон разместил в мастерской. Там были тиски, прикрепленные к рабочим столам, небольшая круглая наковальня и литейные формы. Все эти предметы носили странные названия, которые (как утверждал Джон) были такими же старыми, как и само ремесло. Эстер на всю жизнь запомнила впечатления от посещения выставки ювелирных изделий, поэтому ей было особенно приятно увидеть все те инструменты, с помощью которых производили на свет такие чудесные вещи.
— Ой, как много молотков! — восклицала она, разглядывая длинные ряды инструментов всех размеров, развешанных по стенам.
— И каждый имеет свое особое назначение, — отвечал Джон, распаковывая очередную коробку и доставая специальные весы для драгоценных металлов.