— Ничего, — Аня пожала плечами. — Как будто здесь никого нет, есть только там, — она кивнула на потолок и поежилась.
Да уж, нам нельзя было здесь оставаться. День с самого утра явно не задался, и судя по всему, то ли ещё будет. А пока нужно было срочно двигаться дальше.
Зарисовка 9. Всё страньше
Серая, 5 сентября 3340 года
Мы шли по странному каменному полу, внимательно глядя по сторонам. Коридор был довольно широкий, но все шли преимущественно парочками, замыкали Зарина с Леей. Многие тихо переговаривались; шли мы не быстро, но споро: неизвестно, сколько нам предстоит идти, пока пауки не догонят, — или пока мы не найдем выход наверх.
Здесь было намного холоднее, чем наверху. По счастью, у всех были с собой пончо или накидки, но руки всё равно мёрзли, и я кутала их в специальную муфточку, пришитую к накидке.
Анкин шел рядом. Он больше не заглядывал виновато мне в глаза, что, внезапно, сделало мою жизнь намного приятнее. Он просто шел — верный друг, молчаливая поддержка, хоть что-то постоянное в этом меняющемся Мире. Я говорю про Лабиринт, конечно, хотя и мир вне Лабиринта понятным и, что важнее, постоянным назвать было никак нельзя. Последнее время на обычных жителей сыпались указы за указом, и создание Курорта было лишь одним из них. Да, самым масштабным и основным… но не единственным. Появились ограничения на медицинскую помощь для совершеннолетних, чья потенциальная польза была низка; и, говоря о медицинской помощи, я имела в виду не только хирургию, а всю медицинскую помощь. Даже банальный аппендицит — болезнь, существующую кучу лет, но не побеждённую. В общем, Совет закручивал гайки.
Высших не трогали. И это было обидно. Да, они доказали свою полезность для общества… Но часто от таких «доказательств» после повышения не оставалось и следа. Разжалования из «Высших» не было.
Мне не грозило повышение в Высшие. Кто я? Один из проводников, который, к тому же, в последнее время не особо любит свою работу. У меня не так много связей, а мои родители — всего лишь фермеры, к тому же далеко не лучшие. Просто обычные люди со своими проблемами.
Но, всё-таки, мои родители сделали для этого мира намного больше, чем сотни псевдоталантливых литераторов и бардов, ньюпоствестмодернистов и нацистов-генетиков. Пока те старались привить окружающим свои мнения о том, как надо жить (и как перевернутый стул может убедить окружающих в том, что война — это плохо?), мои родители, как и сотни других фермеров, их кормили.
Мои размышления прервал хор. Он доносился из-за стены, но я даже не разбирала язык, на котором пели.
— Что это? — прошептала я. Вы слышите?
Они пожали плечами. Вдруг Эрик странно дернулся и кивнул.
— Хор.
— Да, хор. На каком языке он поет?
— На латинском.
Я знала латинский. Это точно был не он.
— Ты знаешь латинский?
— Да. Они поют «да будет славен путник, вперед идущий», а дальше… Дальше не совсем понятно.
— Я тоже слышу, — сказал Крей. — Это греческий. Про… — он покраснел, но добавил, — про грехи отцов.
Крайя тоже почему-то смутилась.
Я попыталась разобрать слова — но у меня ничего не получилось.
— Звуковые галлюцинации, — вдруг отрезал Анкин. — В пещерах такое часто бывает. Ну же, Серая, не поддавайся. Это хорошо еще, что не шаги, а просто хор. Эхо, тишина, где-то — вода; где-то — еще что-то. Мы же в пещере. Так что большую часть услышанного додумывает ваш мозг.
Он был прав. Пещера часто подсовывала звуковые, визуальные или тактильные галлюцинации. Но чем больше человек, тем менее вероятно было услышать нечто подобное. А здесь с десяток людей, и сразу три человека что-то слышат.
К тому же, было еще что-то, появившееся сразу после его слов, но мы не сразу это распознали.
Шаги.
Мы все остановились, когда пытались понять, что за хор поет за стенкой; и сейчас мы стояли, и кто-то невидимый обходил нас. Шаги раздавались то с одной стороны, то с другой. Мы замерли, затаив дыхание: пусть это тоже всего лишь галлюцинация, но менее страшно от этого не становится. Лабиринт, да что ж это такое!
Шаги подошли к каждому из нас, обошли вокруг и, наконец-то, удалились в ту сторону, которую мы шли. Было страшно идти туда же — но выбора не было. К тому же Аня сильно вздрогнула и сказала:
— Хоть это и обычный звук — но он, возможно, будет поопаснее. Пауки, видимо, прорыли отверстие и теперь падают в воду.
Зарисовка 10. Слово во мраке
Анкин, 5 сентября 3340 года
Мы снова отправились, ускорив шаг. А я… я задумался о том, что никогда не смотрел на инфицированных с такой точки зрения.
Аня сейчас превратилась из обычной девушки в ценного члена отряда. Её уникальный слух может еще не раз нас выручить… Но какова гарантия, что на этом все эффекты от инфицирования закончатся?
Я наблюдал за ней, пытаясь отметить хоть что-то — дрожание пальцев, изменение цвета кожных покровов, изменение походки… Всё было в порядке. Надолго ли?
Меня утешало, что с нами был Эрик — его гордиев узел оказался разрублен так кстати появившимся Скитом. Он не шёл — он гордо шествовал с дамой своего сердца под руку, чуть задрав нос, и рассказывал ей что-то, что та с удовольствием слушала. Из нежильца этот парень превратился в полезного человека, доктора, специалиста по инфицированию. Он был нашей защитой от пороховой бочки по имени Аня.
Скит и Некрида тоже шли рядом и о чем-то шептались. Они еле-еле касались друг друга, но их язык — смесь птичьего с гномьим — явно показывал, что они либо друг к другу неравнодушны, либо просто сошли с ума. Оба. Нет, любовь, конечно, это хорошо, но с первого взгляда — и навсегда? Так не бывает. Да и любовь — по сути лишь смешение родительских инстинктов с инстинктами продолжения рода. Другое дело — дружба, основанная на любви — как у меня с Серой.
Я отбросил мысли про девушку и задумался о шагах. Хор — скорее, просто какой-то шум. У Ани слух лучше, она сразу понимала, что это. А вот те, кто слышит хорошо, но хуже нашей инфицированной, сами достроили себе что-то, про что они думали.
Но если про «вперёд идущего» путника понятно, да мы все здесь такие — вперед идущие, то услышать про «грехи отцов» было странно. Что же такого странного случилось с родителями парня, что он так беспокоится об этом?
Крей… Фамилию я не знал. А имя мне было не особо знакомо — может, конечно, и слышал где, но никого из Высших с таким сыном я точно не знаю.
Возможно, имеет смысл просто спросить? Часто сложные задачи решаются самым простым путем.
Коридор внезапно повернул и закончился тяжелой дубовой дверью. Что это за место? Возможно, именно здесь обитают Инструкторы? И… Лея как-то подгадала, чтобы мы пришли сюда? Нас что, в инструкторы хотят посвятить?
Серая распахнула дверь, и я присвистнул. Эхо моего свиста многократно разнеслось по сводам пещеры.
Печатные станки.
Десятки допотопных печатных станков.
И ни одного человека.
Зачем Лабиринту печатные станки? Что они собрались печатать? Инструкцию по выживанию?
Я подошел к большой стопке листов и хмыкнул. Надо же, ткнул пальцем в небо и оказался прав! Прочитав полностью листовку, смял её в руке.
— Что случилось? — подошла ко мне Серая.
— Ты… ты только посмотри! — вырвалось у меня.
Она взяла следующую листовку и внимательно её изучила.
— А мы такую видели, — заметила Крайя. — Когда заходили на Курорт. Там такими листовками разве что трава не обклеена.
— Что?
— Я еще удивилась — надо же, заботятся, — продолжила девушка. — И задумалась, не лучше ли будет войти всё-таки через бесплатный выход… Но, видимо, из-за того, что это предложила именно я, — девушка неприязненно взглянула на Некриду, всецело занятую своим другом, — кое-кто воспротивился. Ну а дальше ты знаешь.
Я перечитал листовку.
Это была катастрофа.
На качественной бумаге были вытиснены красивые золотые буквы.
«Дорогие друзья!
Вы устали, вы много работали и заслужили свой отдых.
Отдых под солнцем на берегу моря, в окружении длинноногих красавиц и плечистых красавцев.
Отдых на теннисном корте, на горных лыжах под палящими лучами, на зеленой траве с клюшкой в руках или в дорогих игорных домах.
Вы действительно всё это заслужили!
Но подумайте — разве у вас есть столько денег?
Мир несправедлив. Вы работали не покладая рук, но сможете провести на курорте своей мечты лишь день или, в лучшем случае, неделю.
А что потом? Сможете ли вы вернуться назад?
Готовы ли вы, друзья, быть здесь вечность, надеясь, что слухи про исчезновение безработных — всего лишь слухи?
Или же вы готовы пройти сквозь бесплатный выход, и столкнуться с такими ужасами, про которые не говорят вслух?
Или вы откажетесь от всего и вернетесь домой, весь остаток жизни сознавая, что вы отказались от самого главного, что есть у каждого человека — от мечты?
Помните: на Земле слишком много людей.
Помните: в прошлый раз это чуть не окончилось катастрофой.
Помните: есть и иной выбор.
Страшный Лабиринт не так уж и страшен, если проникнуть в него… снаружи.
Если вы войдете на Лазурный Курорт не через платный выход, а через бесплатный — Лабиринт примет вас не как нарушителей, а как гостей.
Сколько бы вы ни пробыли на курорте, возвращение домой через Лабиринт станет реальным. Это будет встреча друзей — не без доли риска, но с долей тепла и нежности.
Помните.
И подумайте: что важнее, жить спокойно… или долго?
Ваш Лабиринт».
Зарисовка 11. Геноцид — хорошо, но жизнь — лучше?
Серая, 5сентября 3340 года
Я смотрела на Анкина и не могла понять его недовольства.
— Ну, написано, конечно, странно, — заметила я, — но смысл-то есть! Действительно, если попасть на Курорт через Лабиринт, то путь обратно окажется на порядок проще. А многие боятся Лабиринта, и уверены, что не потеряют счет времени, а эта листовка предупреждает их об этом… Что не так?
— Всё не так, — нахмурился Анкин. — Вот скажи, зачем нужен Лабиринт в частности и весь этот курорт вообще?
— В мире стало слишком много людей, но убивать людей просто так — плохо, поэтому создали место, куда люди сами идут умирать?
Сзади послышались удивленные возгласы. Странно, я думала, все это знали.
— Примерно так, — Анкин нахмурился. — Ну а эта бумажка что делает?
— Увеличивает шанс людей на выживание…
— Именно! Значит, можно просто выбросить все ресурсы, потраченные на всё это, — он обвел рукой высокие своды, — и проводить людей на курорт — или с курорта бесплатно?
— А мы думали, Курорт построили, чтобы сделать жизнь людей лучше, — ахнула Лидия. Драйян крепче прижал её, но насупился.
— Постой, Анкин, — заметил Крей. Он, Аня и Крайя, судя по всему, знали про такую цель Курорта, но не афишировали её. — Ведь чтобы пройти через Лабиринт, нужно заплатить проводникам, — и неважно, в ту или иную сторону ты идешь.
— Проход туда плюс обратно стоит так же, как просто обратно, — нахмурилась я. — Только мало кто, почему-то, об этом помнит.
— Вот. Так что деньги всё равно нужны. Люди, не способные заработать денег, вряд ли сами смогут пройти через Лабиринт. Шанс выживания слишком низок. Так что те, кто не достойны шанса жить, и не пойдут через Лабиринт.
Внезапно в спор встрял Эрик.
— А я понимаю, о чем говорит Анкин. Дело же не в деньгах, ведь так?
Анкин кивнул.
— Просто Правителям нужно как можно больше жертв. Причем не только среди обычных людей, но и Высших, у которых хватает денег на обычные курорты. И такой приманкой и одновременно средством устранения ненужных Высших становится Лабиринт — нервы пощекотать и себя показать.
Я похолодела. Действительно, Высших было много — они это не афишировали, так что их можно было отличить по каким-нибудь деталям: умным девайсам, качественной одежде и еде, более осознанному поведению. Хотя последнее, пожалуй, было совсем не обязательно. Хватало мне и нервных особей, которых мне самой хотелось придушить — а потом я уже узнавала от коллег по цеху, что это, оказывается, был Высший.
Анкин нехотя подтвердил:
— Да, это, насколько я знаю, одна из целей создания Лабиринта. Проредить многочисленную толпу, жаждущую хлеба и зрелищ больше, чем приносить пользу человечеству. Жалеющую ребенка, но способную уничтожить весь мир. Только Лабиринт оказался несколько мягче, чем предполагалось.
— Что ты имеешь в виду? — уточнила Крайя.
Ответил, как ни странно, Скит.
— Лабиринт давно перестал быть карающей машиной. Да, он становится сложнее, появляются новые уровни, пещеры, переходы. Появляются новые животные — про которых вне Лабиринта никто не слышал. Я жил здесь — сколько? полгода? год? — и за всё это время я не помню момента, когда Лабиринт действительно хотел меня убить.
— Он… разумен? — прошептала я.
— Похоже на то, — кивнул Анкин. — Ты же сама давно уже говоришь о нем как о разумном — человеке? существе? сущности? А за то время, пока ты отдыхала — я знаю, что тебе это было нужно, не надо на меня сердиться, — он еще сильнее изменился. Он словно учится, он знает, кого можно убивать, а кого нет. Ты сама знаешь про зависимость сложности прохождения Лабиринта от количества человек и длительности их проживания на Курорте. Как и про то, что Лабиринт не трогает детей. Про соблюдение договоров и говорить нечего.
— Я думала, это запрограммировано. Какой-нибудь… искусственный интеллект? Их же много где делают?
— Да, делают, — подтвердила Некрида. Не ожидала, что её тоже заинтересует наш разговор, но постаралась внимательно выслушать её.
— Я тоже слышала очень много про искусственные интеллекты, — продолжила она. — Но их развитие всегда было также запрограммировано. Люди давно обсудили потенциальное развитие искусственного интеллекта и пришли к выводу, что неограниченное развитие может привести к большой беде. К созданию машины, которая будет решать, как человечеству жить. К рабству людей. Поэтому идеи о неограниченном развитии — не более чем миф. В любом искусственном носителе разума зашиты способы развития и его пределы. Конечно, при больших мощностях, знаниях и навыках это можно взломать… но такого еще ни разу не было.
— То есть мы имеем дело с хакером? — удивилась Аня.
— Я не знаю, — вздохнул Анкин. — Я просто знаю, что вот эти листовки просто не могли быть санкционированы Высшими. Более того, они рушат тщательно выстроенную систему геноцида. Их нужно сжечь, а эти станки — разрушить.
— Нет, — твёрдо произнесла я. — Даже если предположить, что Лабиринт — живой; или что он управляется каким-то умелым хакером, шанс на спасение — это всегда хорошо. Если против подобного геноцида я не могу возражать, то против лишнего шанса — не хочу. Люди должны иметь так много шансов, как это возможно.
— Но людей слишком много!
— И что? Может, стоило, вместо Лабиринта, в таком случае просто поставить крематорий? Или заградительный кордон, с проволокой? Тут куча зверушек разного размера и разных пищевых привычек; тут непонятные растения, узкие лазы, лавины, газовые ловушки, огненные ловушки, водяные, электрические… Это огромное сооружение — и неважно, природное или человеческое, разумное или нет — всего-навсего огромная машина смерти! И если у кого-то будет лишний шанс пройти её — разве это не чудо? — я вдохновенно говорила, не обращая внимания на слёзы, струящиеся по щекам. Как они не понимают? Как он не понимают?
— Разве не чудо, что мы почти дошли до середины Лабиринта — вдесятером — и до сих пор живы? Разве это не чудо? Разве ты, Анкин, готов отнять шанс на спасение у Скита? Некриды? Зарины? Эрика? Крайи? У Леи, в конце концов? Кого бы ты готов был убить, чтобы спасти нас от мифических последствий, до которых нужно еще дожить? И уж тем более, готов ли ты отнять шанс на спасение у меня?