Парню же, видимо, молчать просто понравилось. Он с прищуром посмотрел на свою спутницу и нажал на «Вызов», не глядя на телефон. Заиграл рингтон Eminem&Sia Beautiful pain.
Юноша приятно удивился, но покер, мать его, фейс, держал твёрдо и с ним же сбросил вызов.
— Спасибо, — спрятал он айфон под «торпеду». — Я помогу тебе с тортом.
— Да-да… не стоит… пожалуйста, — ответила Жак уже его спине.
Алекс открыл её дверцу, взял у неё торт и держал его, пока девушка доставала с заднего сиденья сумки с покупками.
— Ну, вот и всё. Спасибо, что подвёз. — Жаклин вытянулась в струнку перед парнем и, наклеив улыбку, посмотрела ему в глаза. Она сама не поняла, как и почему это сделала, но, вдруг, ни с того ни с сего, взяв торт из рук Алекса, довольно привычным движением, как будто всю жизнь только этим и занималась, присела в красивом, элегантном книксене и даже немного склонила голову так, что её богатые красивые волосы упали ей на лицо.
«Господь всемогущий, что это со мной? Что я творю! Остановите меня! — она тут же покраснела как помидор. — Что я наделала! Теперь остаётся только бежать. Беги, Жак, беги».
— Звони, если тебе в Оксфорде понадобится помощь. Пока, — протараторила девушка, глядя куда-то в район его груди, и быстро направилась ко входу в дом, ибо, как только она, отвернувшись, моргнула, по её щекам градом покатились слёзы.
Александр это заметил. Ведь у него была младшая сестра.
— Пока, — сказал он вслед Жак. А потом, проследив, как она зашла в дом и за ней закрылась дверь, добавил: — Фак. — И аккуратно стукнул кулаком по капоту новой красивой машины, будто ставя там какую-то печать, наверное, тоже очень красивую.
Глава 6 Разлука
Глава 6. Разлука.
«Мы выбираем, нас выбирают,
Как это часто не совпадает.
Я за тобою следую тенью,
Я привыкаю к несовпаденью.»
М. И. Танич
«Почему в книгах всегда так скучно и неинтересно описывают природу?» — думала Жаклин, сидя у окна скорого поезда «Лондон — Оксфорд».
В детстве она очень любила читать. Как же давно это было.
Когда её дядя просиживал неделями в библиотеках, роясь в первоисточниках и документах, племянница тоже, вольно или невольно, «вошла» в литературу.
Началось всё, как ни странно, с того, что ей нравился в библиотеках запах. Девушка с удовольствием вдыхала этот дух старой, лежалой бумаги и типографской краски, покрытой закоксовавшимся налётом от прикосновений человеческих рук. Он запомнился таким… сладковатым и навязчивым, но вместе с тем еще и очень натуральным и естественным, природным.
Под этот запах она буквально «глотала» Верна и Диккенса, Скотта и Дойля, Твена и Дюма, Остин и Кристи, Купера и Майн Рида. Чуть позже их сменили Золя и Флобер, Лагерквист и Брэдбери, Стейнбек и Хэмингуэй, Толстой и Набоков. Дядюшка не спешил покупать племяннице всякие новые гаджеты — в тех местах, где они проводили по нескольку месяцев кряду, не везде имелась связь, и уж тем более интернет. Зато книги, включая электронные, он с собой таскал целыми библиотеками: и всевозможные сборники, энциклопедии и справочники для себя, и для племянницы — учебники и «книжки почитать».
Когда девочка выросла и поступила в Университет, современная жизнь взяла своё, и она стала читать гораздо меньше — её подруги интересной книге предпочитали интернет, и Жак тоже поддалась влиянию этого столь популярного и незаменимого изобретения человека. И тем не менее, проходя мимо книжного магазина, не могла не заглянуть. Даже если и не встречалось ничего интересного, любила побродить между стеллажами — была для неё в этом какая-то необходимость, какая-то магия.
«Редко, когда можно встретить даже у очень хорошего, интересного автора описание природы, от которого невозможно оторваться, — продолжала грустить мечтательная пассажирка у окна. — В основном написана какая-то романтическая, нудная чушь про ветки, листики, птичек, свежий воздух, и как им легко дышится. А природа ведь, она вон какая… — девушка прикоснулась лбом к стеклу вагона, — просторная, спокойная и разная: в Шотландии — зелёная, сочная и оптимистичная — в Англии, тёплая и страстная — в Африке, и заигрывающая и таинственная — в Америке. На неё можно бесконечно смотреть. А свежий воздух! Он ведь поднимает тебя над землёй. А солёный морской воздух с просторов океана, это же, наверное, почти как Космос, только тут, на Земле, и лететь никуда не надо».
«Англия прекрасна, — как бы согласилась сама с собой англичанка, глядя на свежесть и какую-то особую умильность или даже благодатность, исходящую от аккуратных зелёных лугов за окном, на которых паслись кругленькие, пушистые, маркированные красителем овечки и лошадки, укрытые попонками, и на низкое, тяжелое, строгое, набухшее дождём небо Великобритании, по которому наперегонки с поездом неслись сизые облака, словно вакуоли, наполненные водой. — Смотрела бы и смотрела, и смотрела. И думала бы и думала, и думала. Обо всём на свете… Александр… — Жаклин обреченно вздохнула. — И вот теперь так всегда. Всё последнее время — о чем бы я ни размышляла, какие бы проблемы ни занимали мою бедную голову, всё заканчивается одним и тем же — ним».
Тогда, в ту саму счастливо-несчастную среду, сбежав от Алекса, девушка, воспользовавшись безлюдностью холла, поставила торт на журнальный столик и мышкой прошмыгнула в свою законную комнату для гостей, где спряталась в ванной и разрыдалась под включенным на всякий случай душем. Мысли отчаяния взрывались в мозгу маленькими бомбочками и оседали брызгами слёз на её щеках. Боль из-за несбывшихся надежд рвала изнутри в клочья.
«За что-о-о-о? Почему-у-у-у? Почему так? Почему так плохо? Почему он так со мной? За что? Неужели это всё? Боже мой, как жалко! Как же я хочу к нему! Хочу быть с ним. Не хочу, чтобы он был таким каменным со мной. Я знаю его — он может быть совсем другим, он другой, я это вижу, я это чувствую. Какой же он классный, какой же он весь такой желанный и недоступный, каждая черточка на лице, каждый ноготок на пальце, лицо, губы, глаза — это просто невыносимо. Какой же он… мой».
Люди придумали поговорку о надежде, которая, как известно, умирает последней, но они мало чего вразумительно написали о том, в какую агонию она ввергает человека в свои последние минуты.
Вволю наплакавшись и выплеснув накопившееся, чуть успокоившись и придя в себя, девушка включила мозги.
«А почему ты вообще решила, что он ответит тебе? — думала она, просушивая волосы феном после душа. — А почему ты решила, что он должен тебе отвечать? А почему тебе вообще кто-то должен отвечать или кто-то должен тебя любить? Не вой — он абсолютно нормально себя с тобой вёл, даже иногда с большим участием, чем следовало бы. Скажи спасибо. Спасибо. Вот так. И не забывай, что ты на добрых восемь лет его старше. Максимальный статус, в котором он может тебя воспринимать — это старшая сестра. К тому же тут есть такой пустячок, как твоё замужество — если ты замужем, значит, предположительно, любишь своего мужа, так ведь? Так. Ну так и при чем здесь Алекс? Вообще непонятно, на что ты там рассчитывала и о чем ты там думала. Всё правильно он сделал, отталкивая тебя и не давая тебе надежду — ничего хорошего из этого всё равно не выйдет. Молодец он. Ты влюбилась в классного парня, Жак, поздравляю. Внимание, вопрос — что теперь делать? С чего начинать учиться быть к нему равнодушной? Как забывать? Как?»
А в это время.
*
А в это время, на другом конце Глазго, в пабе, сидел Александр и ничего не понимал. И в этом было его спасение. Пока. Чуть позже он поймёт и разозлится не на шутку. А сейчас…
Парень сидел в окружении своих парней и удивлялся: почему ему всё это абсолютно индифферентно. Вроде бы, всё как всегда. Ну и что, что не пришел Квёльц — его «приземлила» у себя дома родня, но зато здесь были и Март, и Кэм, и Луск, которого он давно не видел. Но наш герой сидел, смотрел на всё это и с ужасом осознавал, что мог бы сюда сегодня и вовсе не приходить, и ничего не потерял бы.
А ведь еще днём он так сюда рвался. И что же изменилось?
Алекс принялся вспоминать и остался вполне собой доволен — после того, как ушла «эта англичаночка», ему её стало немного жаль, но, выезжая с подъездной дорожки на улицу, он уже начисто о ней забыл. У него впереди был вечер, классный вечер, и что ему там какая-то профессорша, пусть с ней её муж разбирается, раз она заглядывается на других мужчин.
Потом он поехал в мастерскую, забрал кофемашину из починки и завёз матери в кафе, как и обещал. Затем приехал домой, и залез в интернет, поскольку в теле фоне увидел на почте письмо от профессора Ли, его куратора, который обещал ему скинуть задания — к новому учебному году в Оксфорде бывшим ученикам Глазго требовалось подготовить кое-какие работы. Юноша слегка просмотрел материал и, закрыв всё это дело, начал собираться сюда, в паб. Они встретились с парнями, перекинулись последними новостями и сплетнями, обсудили подруг, новых и старых, своих и чужих и… всё. И вот они сейчас все уже весёлые и на взводе сидят и обсуждают самое главное — футбол и гаджеты, а ему не интересно даже это.
У Александра что-то свербело внутри. У него как будто внутри невесть откуда взялся какойто пазл, и парню предстояло найти следующий фрагмент, подходящий к нему. Он точно знал, что если этот фрагмент найти и приложить, то картинка сложится сама.
«Может быть, мне нужны тёлки? Не, не то. Пока не нужны. Это точно. Может, я уже скучаю по Кирку? Не, тоже не то. Может, мне нужна хотя бы хорошая дрочка? Опять? Да ну нах. Ну а что тогда? Может, нужно рвануть в горы? Неплохо бы, но точно не оно». — Он менял в голове варианты, как вор меняет отмычки к замку, но картинка не складывалась никак — «отмычки» не подходили и «замок» не открывался.
Парень тёр пальцами подбородок, опёршись локтём о колено. Он выпил еще виски. Потом еще. Потом попробовал забить на это «грёбаное настроение» и продолжить «тереть» с парнями обо всём на свете как ни в чем ни бывало, но очень быстро устал себя насиловать и опять приступил к рефлексии.
И тут, видимо, уже сработал переход количества в качество, ибо ни с того ни с сего, вдруг, в полной неожиданности для себя самого, Александр представил, что сейчас, здесь, в этом пабе, рядом с ним сидит Жаклин. И у него срослось! Именно Жаклин ему сейчас была нужна. Именно её ему недоставало. С ней он хотел быть, а не со своими старыми друзьями.
Эффект догадки оказался настолько неожиданным, а суть настолько нелепой, что красавец дёрнулся вперёд на диване, на котором сидел, и уставился злым, шокированным взглядом в крышку низкого столика, вокруг которого собралась их компашка.
— Э, парень, с тобой всё нормально? — спросил сидевший рядом Арчи, его бывший однокурсник по университету.
— Да. Нормально. Просто я кое-что вспомнил, — паренёк вымученно улыбнулся, — ладно, потом, — он отмахнулся рукой.
Арчи похлопал его по плечу и ничего не сказал.
«Т-т-т-т-тв-а-а-ай-й-й-йу-у-ума-а-а-ать! — между тем вопил про себя Алекс, с трудом сдерживаясь, чтобы не запустить свой стаком в противоположный угол паба, а вместо этого пятернёй вцепляясь себе в волосы. — С-с-сучка!! Гадина!! Фак! Фак! Фак! Всё-таки пробралась! Эта английская похотливая дура всё-таки пробралась в меня! В мои «настройки». И «сбила» их! Убить её мало, с-с-с-с-суку! И как смогла только, а? В ней же нихрена ничего интересного! Ну, во всяком случае, такого, чего нет у других!! Таких сотни! Тысячи! Да мне только бровью повести — любая у меня отсасывать будет! Т-т-т-т-тва-а-ай-й-йу-у-ума-а-а-ать! Этого просто не может быть. Ф-ф-фа-а-ак. — Высказав самому себе всё это, он перенаправил настроение: — Так, ну это мы еще посмотрим. Мне срочно нужно выпить».
И он выпил.
Потом еще.
Потом еще.
И понял он, что «виски против Жак» — это самая плохая идея за всю историю плохих идей только тогда, когда уже в пограничном состоянии между забытьём и реальностью ему вдруг нестерпимо захотелось позвонить ей. Или набрать СМС. Просто так. Ни о чем. Написать там: «Привет. Как дела?» Или: «Не режь торт без меня — я еду». И держался он только тем, что всё плыло перед глазами и валилось из рук.
«Фак. У меня никакого опыта против таких вот цепких сучек. Эта первая такая. Не надо было мне надираться. — Но, подумав, добавил про себя: — А может, и хорошо, что надрался: я сейчас не в состоянии ни её номер найти, ни СМС набрать. Всё правильно. Тогда я, пожалуй, еще выпью».
Но было уже поздно. Все стали собираться по домам. Попрощавшись с парнями уже на улице, стараясь не шататься сильно, «пьяница» двинулся ловить такси.
А наутро было похмелье, потом душ, потом Дженни с её компьютерной программой по заполнению пространства, и потом опять мать с её кафе. На следующий день — игра в футбол и сильный ушиб локтя и коленки, а потом к ним в гости приехал его двоюродный кузен Хэмиш, четырнадцатилетний, младший сын дяди Рональда, и заботу о нём поручили, конечно же, «крайним» Алексу и Дженни, и так далее.
И когда парень в следующую пятницу сидел почти всё с теми же парнями в этом же пабе, он, вспомнив о Жаклин и о том, как в прошлый раз тут неуютно себя чувствовал без неё, самодовольно смеялся про себя: «Вот болван, а! Идиот! И какого так было паниковать? Паникёр хренов. Всё прошло как пена с волн! Фух… хорошо-то как». — И он дальше погрузился в разговор о сноубордах, кроссах и e-bay.
А еще на следующих посиделках, дней через десять, только уже в другом пабе, Алекс уже вообще ни разу не вспомнил о «профессорше».
Которая в это время «писала» свой вариант этой истории.
Приняв душ и помыв голову, Жаклин немного успокоилась. Перед чаем, когда они с Эшли накрывали на стол небольшой ужин, позвонил Чарльз. Это был звонок вежливости, ничего такого особенного он не хотел, просто поинтересовался, как проходит её визит к дядюшке и намерена ли она вернуться послезавтра, как и планировала, потому, что звонила из Хелстона его мама и спрашивала, когда же можно ждать их в гости — лето заканчивается, а они так и не собрались её навестить.
Жаклин успокоила мужа, заверив, что всё нормально, всё в порядке, скоро они всей компанией садятся пить чай и завтра она посвятит весь день дядюшке — будет измерять ему давление через каждые два часа и изучать его медицинский журнал. А послезавтра, как и планировала, двинется в обратную дорогу, поэтому, возможно, на следующей неделе, они смогут выбраться в Хелстон к миссис Рочестер. Супруга, судя по всему, удовлетворили её объяснения, и он свернул разговор, напоследок предложив встретить жену в Бирмингеме. Она согласилась.
Вечером они всей своей компанией очень хорошо и уютно посидели за чаем. За столом присутствовали: дядюшка, Эшли, Марго, Итан, который всё-таки смог вырваться с работы, и Алиса, которая тоже к ним присоединилась и как бы случайно за столом оказалась рядом с Жаклин.
Разговор, начав крутиться вокруг особенностей менталитета и национальной кухни американцев, англичан и шотландцев, по ходу вечера вобрал в себя темы о здоровье, спорте, ценах на велосипеды, преимуществе низкопрофильной резины и «шел на всех парах» к качеству продуктов на рынках и в розничных сетях.
Гостья сидела притихшая и спокойная, в беседе участвовала с неохотой, но зато слушала с большим интересом.
В один из моментов, когда все увлеклись спором о том, чьи же огурцы лучше — шотландские на парных грядках или английские грунтовые, Алиса, воспользовавшись всеобщим зашкаливающим уровнем эмоциональной вовлечённости в эту животрепещущую тему, повернулась к девушке.
— Жаклин, большое тебе спасибо, что ты приехала и своим присутствием украсила нашу старую, устоявшуюся компанию, мы очень тебе рады.
— Ой, ну что ты, Алиса, это мне было приятно, — мило улыбнулась гостья.
— Мне хотелось тебя еще раз попросить не отказывать моему сыну Александру в общении и компании там, в Оксфорде. Не бросай его там, пожалуйста. — Женщина говорила медленно, спотыкаясь на каждом слове. Она накрыла ладонь Жак, лежащую на столе, своей уже немолодой рукой. — Мне было бы несказанно спокойнее знать, что хоть некоторые выходные, хоть изредка, он будет проводить вместе с тобой и твоим мужем. Поверь, я об этом прошу не из-за излишней материнской опеки, вернее, не только из-за неё, — она помолчала, как бы раздумывая, а потом продолжила, — просто понимаешь… Александр… и все эти девушки…