Я понимала, что она говорит о том, что все будет хорошо. Но я тоже об этом знала.
Бабушка Аманда, любительница дешевых мыльных опер, опять бог знает что устроила.
— А ты не хочешь найти офис где-нибудь рядом с домом, заняться научной деятельностью и быть поближе к нам и к своему ребенку? — поджав губы, спросила она.
— Хочу, — ответила моя мама, — да не все в моей власти.
И, хлопнув дверью, ушла собирать дорожный саквояж.
— О, Фредерик! — обратилась бабушка Аманда к портрету дедушки Фредерика. — Я, конечно, никогда особо не жалуюсь, но ты видишь, как мне тяжело?
Это был запрещенный прием, бабушка Аманда прибегала к нему в самых торжественных случаях. Например, когда хотела показать всем в доме, как она недовольна сложившимися обстоятельствами и не в ее силах их изменить.
Но никакие уловки ей опять не помогли. Ни натравливания на мою маму тети Бетси, ни воззвания к портрету дедушки Фредерика, ни горькие вздохи у кровати больного ребенка.
И только когда мама уехала, бабушка Аманда вошла в мою комнату, села в кресло и с улыбкой сказала, что гордится моей матерью. Я улыбнулась и сказала:
— Я знаю это.
— Не обращай внимания, когда я ворчу на нее, — посоветовала она.
— Я и не обращаю, — призналась я.
— Ну не до такой же степени! — рассмеялась бабушка Аманда.
Без мамы мне особо скучать не пришлось, на следующий день к нам пришел Ричард Камер. Он шумно ввалился в наш дом с шутками и улыбками, но было видно, что ему тяжело таскать ногу, почти целиком закованную в гипс, он чуть не упал на пороге.
Бабушка Аманда отнеслась к его визиту с подозрением. Но надо отдать должное Ричарду Камеру, он ни разу во время своего визита не упомянул о Санди Хоггарде.
Это была его дань уважения к чувствам бабушки Аманды и к ее решению отказать Санди от дома. Ричард Камер принимал ситуацию такой, какая она была, и понимал, что все должно разрешиться само собой.
Но в его визите так же ясно чувствовалась направляющая рука его друга Санди Хоггарда. Даже если они и не обсуждали этот визит друг с другом.
Ричард Камер вошел в мою комнату и сказал:
— Привет, Доминик. Я тут просто проходил мимо.
— Я так и поняла, — улыбнулась я.
Он попытался наклониться и обнять меня в знак приветствия, но мы оба увидели, что это нереально, и рассмеялись. Хотя его положение было явно лучше моего, он мог передвигаться на костылях, а я не могла даже встать с кровати.
— Вот, решил спуститься с гор и узнать у врачей, не снимут ли они мне гипс уже сейчас, — сказал Ричард Камер, показывая на ногу.
Но мы с ним оба понимали, что это шутка. Гипс на ноге иногда надо держать до полугода, и никто бы ему не разрешил снять его уже через месяц.
Так что он спустился с гор только для того, чтобы проведать меня.
— Не удалось уговорить? — спросила я с улыбкой.
— Не удалось, — вздохнул Ричард Камер, — но я не унываю.
Он был такой большой. Наверное, ему было нелегко скакать в горах во время съемок за дядей Санди на костылях.
Я была очень рада его визиту. Он принес с собой дух иной жизни. Жизни, где носят фраки и цилиндры, где рыцари взбираются по веревочным лестницам к прекрасным дамам и где все сказки непременно имеют счастливый конец.
Он принес своим визитом такой заряд оптимизма и бодрости, которого мне теперь надолго хватит. Бывают люди, как источники, их энергия вдохновляет других людей на подвиги. Или хотя бы просто повышает им настроение.
8
На следующий день ко мне пришла загадочная Ванесса.
— Я должна тебя кое с кем познакомить, — сказала она.
— Только когда я встану с кровати.
Ванесса оглядела меня с подозрением.
— А когда ты встанешь?
Как будто мы уже не обсуждали это раз двести.
— В ближайшее время не обещаю.
Она огорченно села в кресло.
— Когда же я тебя с ним познакомлю?
— Когда снимут гипс.
— А когда его снимут?
— С руки через месяц, с ноги — неизвестно.
— Так долго, — вздохнула Ванесса.
— Это с какой стороны смотреть. С точки зрения вечности — совсем недолго.
Она почала головой.
— Ты становишься философом.
— Полежи с мое, тоже станешь философом.
Тогда Ванесса встала с кресла, подошла ко мне, наклонилась и обняла. Она поддерживала меня, и это было здорово.
Но ей уже не терпелось рассказать о своем таинственном знакомом.
— Так рассказывать или не рассказывать? — спросила она.
Я улыбнулась.
— Конечно, рассказывай.
Она кивнула.
— Мы познакомились на экзаменах, — стала рассказывать она, — я уронила сумку, из нее вывалились книги и тетради, вся косметика рассыпалась. И только он один бросился помогать мне все собирать.
— Косметику?
— Книги и тетради!
— А ты хотела, чтобы к тебе весь университет бросился?
— Что-то в этом роде, — кокетливо улыбнулась Ванесса.
— А дальше?
— Он — самый лучший!
— Узнаю тебя.
— У него самое чудесное имя — Аллен Мэйл!
— Слишком мягкое.
— Да, нежное.
Ну вот, ничем ее не проймешь.
— У него карие глаза, темные волосы, прямой нос, мужественный подбородок и обворожительная улыбка.
— Самая обыкновенная внешность.
— Его видеть надо, — вдохновенно улыбнулась Ванесса.
— Чего еще в нем такого необычного?
— Сильные руки.
— Это ты, когда он твою косметику подбирал, приметила?
— Нет, я же еще и сама вслед за своей сумкой упала. Вот синяк, посмотри.
На фоне моих проблем синяк выглядел впечатляюще, но я не стала иронизировать еще и на эту тему.
— Он мне помог встать.
— Да, без него ты не встала бы.
— Я чувствовала, что с кем-то обязательно познакомлюсь.
— Ванесса, спешу тебя огорчить: ты же в университет поступила, а это и предполагает новые знакомства.
— Но это не простое знакомство, сердцем чую.
— Только не впутывай сюда сердце.
— У нас завтра свидание.
— Я рада за тебя, — улыбнулась я.
— Но я хочу как можно скорее тебя с ним познакомить. Мне нужно твое мнение.
Я подумала.
— Карие глаза никогда не понимала, — сказала я.
— Я тоже, — призналась Ванесса, — но он все равно — лучший.
— Поверю тебе на слово.
Ванесса горько вздохнула. Она из тех людей, которым непременно нужны советы окружающих.
У нее появился парень, а я не могу ей ничего посоветовать. Это была трагедия.
— Мы идем в кафе, — сказала она. — Идти в кафе?
— Конечно, идите, — кивнула я.
— Это он придумал. Хорошо придумал?
— Конечно, хорошо.
— А кафе напротив моего дома находится, и мои родители смогут разглядеть Аллена из окна.
— А это ты придумала?
— Да, — смеется она.
— Какая ты несамостоятельная! А без мнения окружающих — никак?
— Никак, — вздыхает она.
Ванесса уходит готовиться к завтрашнему свиданию. И я весь день провожу тихо, спокойно и без приключений.
А на следующий день наш дом подвергается нашествию цветов.
Их приносили из всех ближайших цветочных магазинов, и нам от них было некуда деться. Тетя Бетси, ругаясь, выискивала дополнительные емкости, в которые можно было поставить очередную партию.
Розы всех цветов, размеров и сортов стояли по всему дому. Нежные орхидеи радовали глаз всем присутствующим.
Но поскольку из присутствующих здесь были только три слабые женщины, одна из которых вообще не могла передвигаться по дому, то такое обилие цветов никого не радовало.
Бабушка Аманда чихала в своей комнате, у нее проснулась аллергия. А тетя Бетси к вечеру сбилась с ног, подыскивая вазы и емкости для такого количества цветов.
— Этот Маркус пусть только попробует появиться на нашем пороге, я ему устрою! — пообещала бабушка Аманда.
— Боюсь, что он продал дом своих родителей, чтобы обрадовать нас этими букетами, — предположила тетя Бетси.
— Доминик, не вздумай ответить ему согласием! — ворчала бабушка Аманда.
— Пусть придет и поможет мне вынести все это обратно, — говорила тетя Бетси.
— Это этим он собирался нас удивить? — периодически спрашивали они меня, как будто я могла отвечать за поступки какого-то Маркуса.
Он появился на нашем пороге через пару дней. Бабушка Аманда и тетя Бетси к тому времени с ним уже два дня как не разговаривали, но он об этом ничего не знал.
Тетя Бетси открыла ему дверь и молча впустила в дом. На букет нежных азалий в его руках она взглянула с отвращением.
— Да, кажется, я перестарался, — сказал Маркус, оглядывая дом.
— Ты всегда мог испортить самую хорошую идею, — поддержала его я.
— Я уже и сам это понял.
— У бабушки Аманды проснулась аллергия, которая тридцать лет спала!
— Но все равно, признайся, никто тебе не дарил столько цветов.
— Да, я отправлю это событие в копилку хороших воспоминаний.
— Будет что рассказать нашим внукам, — тут же сказал он.
— Ты — своим, Маркус, а я — своим. По отдельности.
— Ничего себе! — сказала Ванесса, которая пришла ко мне на следующий день. — Сколько цветов, какое великолепие! У вас с Маркусом новая волна в отношениях?
— Ванесса, скажи, что ты шутишь, и я тебе все прощу! Маркус это не тот человек, который должен дарить мне цветы.
— А он об этом знает?
— Он меня не слышит.
— Все мужчины таковы!
Ванесса вздохнула, как вздыхают опытные женщины, досконально изучившие мужчин.
— А как прошло твое свидание?
Ванесса опять вздохнула.
— Неудачно.
— Что так?
— Половину свидания я промучилась, а видно ли Аллена из окна моим родителям, и поэтому слушала его вполуха и заказала напитки, которые терпеть не могу.
— А потом?
— А потом я стала прислушиваться к тому, что он говорит. Он говорил о машинах, устройстве карбюраторов и марках бензина.
— Бедная Ванесса.
— Мне было невероятно трудно его понять.
— А дальше?
— Родители его не разглядели, так что их мнение я тоже пока не могу узнать.
— Приведи его в свой дом и познакомь с ними.
— Ты что, молодой человек — это так серьезно! Разве я могу знакомить его с родителями после недели общения?
— А когда ты сможешь их познакомить? Когда вы все дружно постареете?
— Доминик, должно пройти время. Я должна убедиться, тот ли это человек, которого я должна знакомить со своими родителями.
— Ванесса, будь проще, и мир улыбнется тебе.
— Легко говорить, когда мир так сложен и непредсказуем.
Ванесса опять тревожно вздохнула, а потом вспомнила и обо мне.
— Ну а ты как? — спросила она.
— У меня все прекрасно, — сказала я, — я знаю наизусть все мировые новости и все последние новинки кинематографа.
— Тоже неплохо, — с сомнением сказала она.
— А еще я мечтаю надеть шорты и весь день играть в пляжный волейбол.
— Ты же его не любишь!
— Теперь люблю.
9
Через пару недель меня свозили на обследование в больницу. Результаты нас утешили, со спиной было все нормально, мне даже разрешили сидеть, обложившись подушками.
Но так как моя нога была в гипсе от бедра, то сидеть у меня все равно не получалось. Так что в моем положении ничего особо не изменилось.
— Чем тебя порадовать, что сделать для тебя хорошего? — тревожно спрашивал Маркус во время своих визитов.
— Изобрети водонепроницаемый гипс и столкни меня с пирса в океан, — говорила я.
— Я тебя и так скоро туда столкну, — говорил он, — вот увидишь.
— Только попробуй, — говорили ему тетя Бетси и бабушка Аманда, — только этого нам еще не хватало.
Тетя Бетси развлекала меня кулинарными шоу. Она притащила в мою комнату большой стол и готовила свои кулинарные изыски прямо передо мной.
Правда ей приходилось периодически бегать на кухню и обратно, чтобы взять там какой-нибудь ингредиент или что-то подогреть. Но в целом получалось мило и интересно.
Мы общались, смеялись и пытались научить меня любить и понимать древнее искусство приготовления пищи. Бабушка Аманда тоже присоединялась к нам.
— Сегодня готовим с сюрпризом, — говорила тетя Бетси. — Доминик, открывай мои рецепты и говори, что мы будем готовить.
Я открывала наугад и читала:
— Пицца из молодой кукурузной крупы.
— Разве бывает молодая кукурузная крупа? — удивлялась бабушка Аманда.
— Бывает, если написано, — говорила тетя Бетси. — Ну-ка дай я прочитаю. Доминик! Здесь написано — из молотой кукурузной крупы. Неужели тебе все равно, молотая крупа или молодая?
— Боюсь, что ей все равно, — вздыхала бабушка Аманда.
— Да, — признавалась я, — я тоже боюсь, что мне ни в жизнь не разобраться в древнем искусстве приготовления пищи.
А еще по вечерам мы играли во всякие настольные игры. Я могла, например, держать карты в правой руке, пальцы которой были открыты и могли как-то действовать, и даже частенько выигрывала.
А когда все расходились спать, я еще долго лежала с открытыми глазами и слушала ночь. К концу лета невыносимая жара стала спадать, и по ночам в моей комнате уже было немного прохладно.
Я научилась слушать звуки. Смотреть телевизор двадцать четыре часа в сутки было нереально, и большей частью я, конечно, обозревала свой внутренний мир и с интересом прислушивалась к миру внешнему.
Далекий стрекот цикад, плеск волн о берег, шум удаляющегося самолета, шелест шин проезжающих автомобилей, дуновение ветра. Вокруг меня была жизнь, я узнавала ее по неким незримым движениям, прислушивалась к ней и безумно ее любила.
Я придумывала истории, которые происходили с какими-нибудь людьми. Я представляла, что эти люди находятся где-то недалеко от моего дома, у них своя жизнь, свои радости и проблемы, и они даже не подозревают, что их жизнь незримо связана с моей.
Они играют в мяч на нашем пляже, ныряют с пирса в теплую синюю воду, катаются на серфинге, и волны играют с их детьми. Самые легкомысленные — пьют прохладительные напитки и стреляют глазами по сторонам, умные — читают книги, ленивые — заснули, положив на лица журналы, спортивные — двигаются, прыгают и бегают.
По дорожке между нашим домом и пляжем проезжают велосипедисты, проходят женщины под летними зонтиками. В окружающих домах люди вынесли шезлонги на веранды.
По утрам звуки наполняли пробуждающийся мир, пели птицы, люди выезжали из гаражей на машинах и говорили друг другу: «С добрым утром!». А по вечерам все заходили в магазины и возвращались домой с большими пакетами покупок, которыми они собирались порадовать своих близких.
И никто из них даже не догадывается, что я лежу одна в своей комнате. И чувствую каждой своей клеточкой весь этот мир, любое его движение, все мгновения этой благодати.
Гораздо легче смотреть какую-нибудь драму по телевизору, чем переживать ее в жизни. По телевизору кажется, что герою сопереживает весь мир.
А в жизни, даже если тебя окружают близкие люди, ты все равно остаешься со своими проблемами только один на один.
В конце лета сняли гипс с руки. Но рука твердо заняла привычную полусогнутую позицию и несколько дней все равно разгибалась с трудом. Массажистка разминала ее и приводила в чувство.
А я тут же потребовала костыли.
— Тебе еще нельзя нагружать руку! — воспротивилась бабушка Аманда.
— Она еще належится в кровати, когда будет в твоем ну или в моем возрасте, а сейчас ей нужно двигаться, — сказала тетя Бетси. Она подошла ко мне, обняла и погладила по голове. — Бедная наша девочка, — запричитала она специально для бабушки Аманды, — она и так почти все лето не вставала с кровати, что ты от нее еще хочешь?
Но бабушка Аманда была категорична:
— Руку нагружать нельзя! Но мы можем приобрести ей кресло на колесиках, ведь теперь она сама сможет в него пересаживаться.
— Это ты инвалидное кресло мягко назвала креслом на колесиках? Очень мило с твоей стороны, — сказала я.