Я чувствовал, что чем дальше мы отъезжаем, тем печальнее становится на моей душе, словно какая-то сказка исчезает из сердца. Будто та красная ниточка, что переплела все мои внутренности во время его игры, сейчас выплетается наружу, потому что концом была привязана к тому роялю. Слишком крепко, чтобы я смог оторвать ее и забрать с собой. Возле дома Женя обнял меня, и я даже был готов, что он меня поцелует, но ничего не произошло.
- Доброй ночи, малыш, - он помахал мне рукой и сел в машину.
- Доброй ночи, Евгений Геннадьевич, - улыбнувшись ответил я. Не знаю зачем я зову его так, но мне нравится, как он морщится от подобного обращения. Я зашел в подъезд, но не спешил подниматься домой. Из окна я смотрел на то, как загораются фары его машины, и как она медленно, словно большой тучный кот, пробирается по узким дорогам нашего двора. Большая черная кошка или кот. А внутри сидит Женя, наверняка напевая под нос себе очередную незатейливую песенку, что крутят по радио. И он едет к себе домой, обратно в ту сказку, где существует чудо. А я поднимаюсь к себе, где пьяная мама снова уснула на кухне, и скорее всего даже не вспомнила бы обо мне, если бы я сегодня не пришел.
Я прохожу на кухню и, поддавшись каким-то непонятным мне чувствам, вдруг прижимаюсь к ней. Сажусь на табуретку рядом и просто обнимаю ее, спящую и воняющую перегаром. Я плачу ей в плечо, как маленький. Как когда мне было пять, и папа учил меня кататься на велосипеде. Что-то пошло не так и я навернулся, разбивая в кровь колени. Я плачу, как на похоронах отца, когда мама еще была моей мамой, а не женщиной, что каждый день разносит нашу квартиру в хлам. Я плачу оттого, что мне больно.
- Тошик? – она поднимет голову, смотря на меня сонными глазами, а потом на миг улыбается, и в этой улыбки я узнаю свою мамочку, пока она снова не превращается в алкашку, которая тут же засыпает.
- Я люблю тебя, мама, - встаю со стула и плетусь к себе в комнату. Наверное, моя мама очень любила отца, раз его смерть так сильно отыгралась на ней. Но все это не так уж и важно. Важно лишь то, что моя постель уже разобрано, и усталое тело наконец-то может расслабиться. Важно лишь то, что я до сих пор слышу ту мелодию в своей голове, и Женин голос, шелком покрывающий мой разум. Важно лишь то, что сегодня я прожил день немного по-другому, не так, как всегда. И самое важные слова, наконец-то сказанные маме. Вот что на самом деле важно, черт возьми.
========== Часть 7 ==========
Я проснулся от надоедливого дверного звонка, кто-то очень хотел меня добудиться. Я вытащил из-под подушки телефон, и понял, что забыл его зарядить…дней уже так пять, как забыл, поэтому он и сел, что вообще-то невозможно. Кое-как поднявшись с кровати, я поплелся в коридор, открывать наконец-то эту сраную дверь. Я ожидал увидеть там Влада, или Маус, а может и их обоих, потому что был уверен в том, что я давно уже проспал школу. Но на пороге стоял милиционер.
- Здравствуйте, здесь проживает Ниженко Мария Витальевна? – я кивнул. Имя матери разнеслось в моей голове, как сотни снарядов. Я давно не слышал его. Снова кивок. – Кем вы ей приходитесь?
- Сын, - машинально выпалил я.
- Тогда вот, - он протянул мне листочек. – Вашу маму сбила машина, она в больнице по этому адресу. Пожалуйста возьмите ее документы и сменную одежду, - за его спиной я увидел Влада. Он удивленно смотрел на меня, но я уже ничего не соображал.
- Тош, что происходит? – Влад протиснулся в дверь между милиционером и косяком.
- Мама в больнице, - я на ходу напяливал штаны, всучил Владу бумажку с адресом и стал собирать документы.
- Мы поедем к ней? – я кивнул. Конечно Влад мог идти в школу, это его дело, но я знал, что он все равно увяжется следом. – Мы с милицией? – я пожал плечами.
- Вы можете проехать с нами или своим ходом, - вмешался мужчина. Он все еще ждал меня в дверях. Я делал все с такой скоростью, что даже не заметил, как оказался в салоне машины.
***
Я ненавидел больницы всеми фибрами своей души, и Влад это знал. Мы сидели на скамье, ожидая, когда к нам выйдет врач. Здесь, в белом холодном коридоре я снова окунался в тот ужас, который уже переживал когда-то. Снова меня заставляли вспоминать все то, что я так старательно хотел забыть.
Казалось, что это было очень давно, но в то же время, будто вчера. Серые стены палаты, пищащий аппарат, значение которому я не знал. Я знал о нем лишь то, что пока он пищит – мой папа живет. Я вспомнил отца, хотя уже думал, что даже забыл, как он выглядел. Я вспомнил его добрые глаза и большие шершавые ладони, вспомнил, как он сажал меня на плечи и носил по больничной палате, делая вид, будто с ним все хорошо, будто его ноги не гудят от боли, и ему не тяжело. Будто бы он не умирает. Он боролся за свою жизнь, но сгорал на глазах, а за ним угасала и мама.
Влад обнимал меня за плечи, и я вспоминал, как мы точно так же сидели у него дома. Я плакал. Его родители забрали меня к себе, потому что маме было не до этого. Папа умер и с ним умерла ее душа. Я жил у Влада, кажется, неделю. Его мама каждое утро пекла блины, а на ее столе стояла свечка в честь моего отца. Я не знаю для чего это было нужно, какие-то религиозные обычаи. Вечером к нам в комнату заглядывал его отец, он много шутил и читал нам сказки. Мы засыпали, размышляя с ним о самолетах и бабочках, а когда мы засыпали, то «папа» уходил. Кажется, тогда, то ли от шока, то ли от боли и не понимания, я стал называть дядю Руслана папой.
- Вы Антон? – из операционной вышел доктор. Он смерил нас с Владом серьезным взглядом, и точно направился ко мне. Да, меня было сложно перепутать, многие говорили, что я копия своей мамы. Если честно, то это ни сколечко не придавало мне гордости.
- Я, - мы с Владом подскочили на месте.
- Мы сделали все, что в наших силах. Ваша мама в очень тяжелом состоянии, нам пришлось ввести ее в медикаментозную кому. Сейчас я не могу сказать на сколько это затянется, но срок может растянуться от месяца до трех. Мы переведем ее в реанимацию, - мы кивали, как два болванчика, как собачки в машинах. Я даже и не заметил, что Влад держит меня за руку. – Скорее всего вам придется помогать ухаживать за ней, - я кивал, кивал, кивал.
- Мне страшно, - одними губами произнес я, и Влад крепче сжал мою руку, он понимал меня. Врач ушел, мы, кажется, вечность смотрели ему в след, пока он не исчез за поворотом.
- Поедешь домой? – я мотаю головой. – Я написал Диме, он уже стоит у больницы, его позвать?
- Поехали в школу, - Влад кивает и вызывает такси.
***
Женя.
Я сидел за столом и готовился к классному часу. Нужно было подготовить номер для осеннего конкурса, но я даже не знал с чего начать. Мой новый класс был безумным, и я уже даже не говорю о том, что творилось между мной и одним из моих учеников.
- Ну как, Женя, твой класс уже придумал номер? – отец зашел слишком неожиданно, я смерил его ненавидящим взглядом.
- Мой класс может взорвать эту школу к чертям, а ты мне тут про конкурс втираешь, - я вздохнул, откидываясь на стуле.
- Все так плохо? – хмуро спросил он. На самом деле папочка хорошо знал, какой хуевый класс мне подсунул, и даже сделал это специально, но после того, как на меня пришли жаловаться двое родительниц он сильно пожалел о своем решение. Благо я смог разрулить ситуацию. Еще бы, за словом в карман мне лезть не нужно. В итоге «обиженное чадо» получило еще больше.
- Нахрена ты меня сюда засунул? – в какой раз я задаю ему тот вопрос?
- Ты должен научится работать, как все люди! Твое это проворачивание денег ничем хорошим не закончится, - проворчал он.
- Папа, это бизнес! – воскликнул я. Господи, и почему до стариков так плохо доходит смысл этого слова? Он приписывает меня чуть ли не к мафии.
- Твой бизнес сделал из тебя гомика, - он морщится.
- Гомика из меня сделала природа! – я передразниваю его в том же тоне.
- Боже, тебе двадцать два, а ведешь себя, как младшеклассник! – он выходит из кабинета, громко хлопнув дверью. Постепенно класс заполняется учениками, пока не остается всего три пустующих стула.
- Где остальные? – дети переглядываются между собой. Дети…может я и правда больной? Может я и правда отбитый на голову? Может быть мне стоит сходить к врачу? Но что это мне даст? Я же ходил. К психологам, к психиатрам ходил. Каждый из них просто уверен, что это пройдет, что я сам себя накручиваю.
Урок шел до ужаса медленно, и я уже отчаялся ждать и надеется, что он придет. Классный час закончился, и все ушли на уроки, а я сидел и ждал чего-то, непонятно чего. Может я его напугал? Может он просто испугался приходить сегодня после нашего вчерашнего вечера? Да, я полный идиот, зачем-то притащил его к себе, наверняка он был в шоке от происходящего. Я уже не ждал английского у их группы, потому что знал: Тошика нет. Так же как не Зайченко и Дудки, и где бы не были эти троя, они точно вместе.
***
Прозвенел звонок, но я даже не поднял голову, чтобы привычно оглядеть класс. Его не было, а остальное меня не интересовало. Его, блять…
- Тошик? – это вырвалось само. Парень вошел в класс под сопровождение Влада и Димы. Его глаза были красными от слез, и одет он был…мягко говоря, как бомж. Старый, потрепанный временем белый свитер с горлом, синие джинсы с оттопыренными коленками, коричневая куртка, явно с отцовского плеча. Мда, таким я этого мальчика видел впервые. Быть может я просто привык приписывать ему один единственный образ, цепляясь за эти адски узкие штаны? Я просто не ожидал увидеть его таким…потерянным, растрепанным и заплаканным.
- Здравствуйте, - тихо произнес он и сел за парту. Мне хотелось кинуться к нему, обнять его, взять его лицо в ладони и начать расспрашивать о том, что у него произошло. Мне хотелось выгнать всех из класса и остаться с ним наедине, мне хотелось снова сидеть с ним в своей гостиной, играть ему на рояле и чувствовать взгляд его синих глаз на своей спине. Но я не мог. Сейчас я его учитель, а он мой ученик, и тут не имеет значение даже то, что у меня при его виде сводит живот.
- Где вы были? – Влад и Дима остаются возле моего стола.
- Простите, нам пришлось задержаться по семейным обстоятельствам, - пролепетал заученную фразу Влад.
- У всех троих? У вас что, одна семья? – Зайченко кивнул.
- Извините, если нужны будут записки, то мы их предоставим завтра. А сейчас можно нам сесть на места? – парни были расстроены, Влад был серее тучи, а Дима смотрел куда-то в пол, словно потерянный воробушек. Я хотел быть Владом, потому что он все знает. Я хотел бы быть Владом, чтобы быть ближе к Тошику. Я хотел бы быть Владом, потому что в его возрасте я бы мог не бояться любить.
А потом Тошик и вовсе пропал. Его не было на следующий день, и через день, и всю эту чертову неделю. Снова! Он снова пропал! Влад и Дима тоже стали приходить в школу через раз, я пытался узнать хоть что-то, но они совали мне записки от своих родителей и уходили, не сказав больше ни слова. Я не выдержал.
- Влад! – я сидел в машине возле подъезда Антона, когда увидел Зайченко. Он держал в руках знакомы свитер.
- Здравствуйте, - Влад нехотя остановился и подошел ко мне. Я вышел из машины.
- Здравствуй, ты к Тошику? – он помотал головой.
- Я тоже живу в этом подъезде, - о показал куда-то наверх, но мне было все равно.
- Покажи мне, где живет Антон, - я захлопнул дверь машины, и уже собирался ставить ее на сигналку.
- Его нет дома, - отрезал Влад. – Но если это вам чем-то поможет, то Тошик живет на третьем этаже, в двадцать четвертой квартире, - я кивнул, Влад пошел вперед, а я за ним.
- Его родители сейчас работают? – он остановился.
- Его отец мертв, а матери нет дома, - его голос звучал уставшим, и этот свитер…в этом свитере был Антон.
- Ты же знаешь где он, да? – и снова кивок. – И не скажешь? – еще один. – Но почему!? Это секрет!? Он просил не говорить!?
- Он просил всех оставить его в покое, и вас в том числе, если конечно вы пришли сюда не как учитель, если так, то завтра я принесу вам записку, - боже, от этих записок я уже сходил с ума. И каждый раз одна и та же строчка. Да какие это блять обстоятельства!? Я уже сходил с ума…
- Влад, я переживаю, ты понимаешь? Хотя бы скажи что с ним, - Влад покачал головой, но все-таки остановился.
- С ним все хорошо, его жизни ничего не угрожает, - он снова пошел в перед. – До свидания, - Влад зашел в подъезд, хлопая дверью за собой, а мне захотелось выть. Сука! Больше всего в этой сраной жизни я ненавидел неизвестность! Хуже всего – это сидеть и ждать чего-то, хотя ты даже не знаешь, чего ждешь.
***
Тошик.
Маме становилось лучше, но мне казалось, что я торчу в этой больнице целую вечность. Если бы не Дима и Влад, то я точно бы сошел с ума. Они помогали мне, приносили еду и лекарства, я дал им свою карточку, на которой хранил деньги для учебы, но так понял, что они не сняли оттуда ни рубля.
- Вчера возле дома стоял Евгений Геннадьевич, - сообщил мне Влад, когда я помогал медсестре менять повязки.
- Я не хочу об этом, - Влад кивнул. Мне было не до этого, не до сраного Мильковского с его заскоками. Я прислушался к пиканью аппарата. – Сколько еще она пробудет в коме? – я обратился к медсестре. Девушка пожала плечами.
- У нее переломано большое количество костей, повреждены важные органы, - я обратил внимание на ее бейджик. «Семенова Анна Юрьевна». – На следующей неделе будет еще одна операция, - я знал это. Мне было страшно смотреть на маму. Она была похожа на тряпичную куклу. Все ее тело было в бинтах, отовсюду торчали трубочки, капельницы. Это было ужасно.
- Тош, я пойду лучше, не буду мешаться, - Влад поставил пакет на тумбочку и пошел к двери.
- Спасибо, Влад, - друг улыбнулся. Мне хотелось подойти к нему и обнять, но сейчас я держу на весу тело своей матери, чтобы худенькая и хрупкая Аня могла поменять повязку на груди. Когда я закрываю глаза, то вижу лицо Жени, не знаю почему. Может это от того, что Влад напомнил мне о нем, а может от того, что мне всю ночь снилось, как он играет на своем рояле на похоронах моей матери.
В больнице всегда много народа. Я до ужаса ненавижу больницы. А еще я ненавижу, когда в коридорах тушат свет, и медсестра прячется где-то в своей комнатушке, ненавижу оставаться один в палате, наедине с этими пищащими аппаратами и мамой, которая никак не реагирует на меня, на мое присутствие.
Я вспомнил, как она читала мне в детстве. В комнате было так же темно, за окном светила луна, а на тумбочке стоял ночник в виде слоника. Он смешно бегал глазами туда-сюда, туда-сюда. Мама читала мне книжку, а я смотрел на слоника. Потом ночник гас, мама закрывала книгу, целовала меня в лоб, щеки и уходила. Она желала мне добрых снов и обещала на утро приготовить что-нибудь вкусное, и я засыпал с мыслями об этом. Иногда она обещала, что с утра мы пойдем в зоопарк, цирк, а иногда просто погулять. Папа заходил обычно позже, когда я уже засыпал, но я всегда слышал его тихие шаги. Он поправлял мне одеяло и шептал, что больше всего в жизни он хотел бы мне счастья. Он говорил, что винит себя в своей болезни и виноват передо мной, что в скором времени ему придется меня оставить. Он думал, что я сплю, но я все слышал. Слезы покатились из глаз по щекам. Сейчас я мог себе позволить просто поплакать. Не из-за любви или оценок, не из-за ненормального преподавателя. Я плакал от того, что впервые в жизни так сильно нуждался в отце. Я плакал от того, что чувствовал себя брошенным и одиноким.
- Мама, пожалуйста, не уходи от меня, - я упал лицом в ее ладонь, целуя. Мне казалось, что она слишком холодная, будто не живая. Мне было страшно до ужаса, и я очень хотел оказаться подальше отсюда, но я был здесь, реальность давила мне на виски, напоминая, что я здесь и никуда отсюда не денусь. – Останься со мной, не бросай меня, - я сжал ее руку и положил голову на кровать. Я сидел на полу, на коленях, но мне было так удобно рядом с ней. Будто бы это не она на кровати, а я. Будто бы это не ее кости были раздроблены и не ее органы повреждены. Я представил какого это и боль волной пронеслась по моему телу. Такая тягучая и острая, будто кто-то медленно ведет по мне ножом.