— Пошли в машину, согреешься, — цепляю одну сумку и иду к авто, слыша его шаги за собой и треск пластмассовых колесиков по неровному асфальту. Загружаю его вещи в машину, прыгаю на сидение и включаю обогрев.
…
— К тебе? — поворачиваюсь в его сторону, подъехав к перекрестку. Но он уже спит, раскинувшись на сидении… Потому я молча поворачиваю в сторону его дома.
Подъехав к нужному подъезду, глушу мотор и думаю, как мне его разбудить? Смотрю на его расслабленное лицо, на шею, что так соблазнительно открыта, на губы, обветренные, притягивающие. Тянусь, приблизившись вплотную, чувствую его теплое дыхание и свежий запах парфюма вперемешку с табаком. Прикрыв глаза, глубже вдыхаю, касаюсь губами родинок на шее, мягко целую тихо бьющуюся жилку.
— Не успел уснуть, как уже облизывает, ты посмотри, а, — приподнимается, скользнув носом по моей щеке, смотрит с ехидной, немного сонной улыбкой.
— Язва, — облизываю его нижнюю губу, чувствуя ее шероховатость под языком. Вовлекаю в медлительный поцелуй. Неторопливый. Осторожный. Терпя укус, довольно болезненный, а после, напирая, проникаю в его рот, прижимаю собой к сидению, руками зарываясь в жесткие волосы, оттягиваю их злорадно. Гера… Он рядом, целует так же жадно в ответ, пролезает руками под ворот майки, растягивает ее, но настырно лезет, чтобы сжать голые плечи.
— Трахнуться в машине, конечно, дико соблазнительно, но я хочу обжечь рот кофе и смыть вонь самолета с себя.
— Пошли, — вылезаю из машины, достаю его вещи и, щелкнув сигнализацией, иду за ним следом.
— Ты один прилетел? — хлопаю рукой по кнопке лифта.
— Ага, Макс с Пашей остались там на недельку. Ты не думай, что я к тебе ломился, просто концерт отменили, и ловить там с ними нечего, везде, где надо, я побыл, — затаскивает чемодан и жмет свой этаж, кинув на меня беглый взгляд. Да и похуй мне, ко мне или не ко мне, главное, что он теперь здесь.
— Не сомневаюсь. Интернет пестрит твоими фото с небезызвестной вечеринки.
— А… эти, Коля говорил, все убрали уже, ну или почти все.
— Немудрено, тебя сделали нарком, укуренным, в жопу обдолбанным трахальщиком всего, что движется в радиусе пары метров.
— Знаешь в чем прикол? Я на той вечеринке был трезв и абсолютно чист, как стеклышко, — фыркает и выходит из лифта. Открывает квартиру, бросает ключи на тумбочку у входа. Чемодан шлепается около шкафа в прихожей, обувь там же, куртка летит на диван в зале. Шараебится по квартире, не обращая на меня никакого внимания, а после и вовсе запирается в ванной.
Сажусь на высокий стул, опираюсь спиной на стойку и жду, рассматривая, что тут вокруг меня. Зал и кухня смежные. Просто, судя по стилистике, разделены на два сектора, стены нет, точнее есть, но она выбита на две трети. Внутри же покоится каменная столешница наподобие барной стойки. Смотрится оригинально. Цвета не кричащие, все довольно дорого и выдержанно.
Насмотревшись вдоволь, закуриваю, чтобы хоть как-то скоротать время.
И тут он выплывает из ванной. Волосы, влажные, рассыпаны по плечам, джинсы, расстегнутые, висят на честном слове, ниже бедренных костей широкая резинка нижнего белья виднеется. Вставляет от подобного зрелища. Не скрывая свой голод, смотрю на него, каждую деталь подмечая. Жадно. Немного хищно, сдерживаясь, чтобы не наброситься сейчас же, как животное.
Проходит мимо, близко-близко, задев мои колени своим бедром, забирает сигарету прямо с губ и затягивается. Глянув нагло. Вызывающе. Идет к чайнику, стиснув губами сигарету, откручивает кран, набирает воду, включает. Возвращается ко мне, встав между раздвинутых колен, подается вперед, однако просто, чтобы удобней дотянутся до пепельницы, что за моей спиной. Тушит сигарету, и я чувствую горькие губы на своих с привкусом зубной пасты. Влажный мазок языком по подбородку и шумное дыхание у шеи, руки с капельками воды на коротких волосках, скользящие по моим ребрам и прижимающие к себе сильнее. Отрыв в пару секунд, и майка моя приземляется к нашим ногам. Цепкие пальцы вплетаются в мои волосы, небрежно стянув с них резинку. Трется бесстыдно, и я почти физически ощущаю силу его желания. Нестерпимого. Жгучего. Дыхание все тяжелее. Ловлю его язык губами, всасываю в себя, проглатываю слетевший с его губ глухой стон.
За бедра тяну еще ближе, сталкиваясь с неменьшим стояком, чем у меня. Губы грубые, остервеневшие, впиваются в мою шею, оставляя следы стопроцентно. Пальцы проворные по ширинке шарят, быстро расстегивая ремень, пуговицы, а следом и за собачку дергают вниз, расстегивая.
— Иди ко мне, — шепчет и тянет за собой. Не разъединяя поцелуя, крепко слипшись телами, падаем на кровать, по пути столкнувшись с дверным косяком.
Вещи летят в стороны, как фантики от конфет. Дыхание скованно, нервными отрывистыми вздохами вылетает из груди. Хрипами. Стонами. Горячие ладони скользят по моей заднице, одна крепко сжимает, скользнув между половинками, гладит вход. Вторая же, пройдясь по боку, перемещается на торс, спускается к паху.
Возбуждение зашкаливает, перед глазами цветные пятна пляшут, руки дрожат, сердце, как после стометровки, рвется из груди.
— Хочу тебя, — как в дурмане, не своим голосом в его губы на выдохе — и снова в поцелуе скреститься. Нащупав смазку, с трудом открываю колпачок и выдавливаю себе на руку.
— Дай мне тоже. — Не совсем понимаю зачем, но даю.
Чувствую влажные пальцы и спереди, и сзади. Захлестывает. Я никого и никогда не подпускал к драгоценной пятой точке. То, что делал сам, не считается. Но когда его палец осторожно проникает, доставляя дискомфорт тугим мышцам, я не напрягаюсь, расслабившись, наоборот подаюсь навстречу, пусть это и не совсем приятно, но это так всегда поначалу. Вторая его рука по члену моему скользит, умеренно, неспешно поглаживает. Вокруг головки по кругу, по стволу кончиками пальцев, а после в жесткий захват, сжав так, что искры из глаз.
— Да трахни ты меня уже, — выстанывает, когда я резче вдалбливаю в него пальцы. — Знаю, что будет больно, но, сука, я не могу больше терпеть.
Раскатываю по члену презерватив, смазываю обильно и начинаю медленно входить. Тугие стенки сопротивляются, сжимаются, выталкивают. Гера шипит, впивается короткими ногтями в мои плечи. Кусает губу, прикрыв глаза.
Толчок… и я уже почти весь в нем, проход неохотно расширяется.
Толчок… уже чуть лучше, но все так же, почти до боли, тесно.
Толчок… теперь я весь в нем до упора, ловлю судорожный выдох с его покусанных губ.
— Блять, двигайся, иначе я сам тебя трахну, — шипит, открыв глаза, чуть покрасневшие. Захват же на моих плечах не слабеет, ему больно, я вижу, чувствую, что тело несколько сковано, напряжено, да и возбуждение ушло значительно.
Медленно из него, а после чуть резче внутрь. Еще раз, еще, еще… Пока не становится немного легче двигаться. Губами по ключице, к плечу. Поцелуями влажными, страстными. Упиваясь тихими, едва слышными стонами, телом, что подо мной прогибается.
— Закинь мне ноги на плечи, — остановившись, прошу. А после, подхватив его и придвинув чуть ближе, вхожу до упора под громкий стон. Нашел… Движения теперь более рваные, резкие, с ума сводящие. И раз за разом под блядские стоны… глубоко в его тело. Впиваясь в губы, давясь стонами. До изнеможения, не останавливаясь, даже кончив. Распаляя снова, чередуя ласки неторопливые, нежные с яростными и жадными. Целуя до обморока, до опухших, зализанных губ. Полнейший экстаз! И так до утра…
========== -19- ==========
POV Герман.
Чувствую сквозь сон щекотное касание возле лопатки, прямо по старому шраму, едва заметному, что рассекает бледную кожу. Откуда? Остался после операции, так как мне в аварии неизвестно откуда взявшаяся железная балка вошла сантиметров на десять ниже правого плеча. Весьма удачно вошла, иначе я бы тут не лежал сейчас. Везучий сукин сын… моментами.
Сдуваю челку, упавшую на глаза и откровенно мешающую, но глаз не открываю.
Рука Тихона медленно скользит по моей спине, стягивая одеяло до самой задницы. Мурашки по телу… от прохладного воздуха в комнате вперемешку со щекотно-приятными ощущениями чужой ладони. Теплой. Гладкой. Умелой.
Влажный поцелуй прямо у двух маленьких ямочек на копчике, а следом скользящий язык ниже, ныряя между расслабленных ягодиц… Героически терплю, делая вид, что сплю, хотя самого это все уже заводит, все давно стоит, но это, так сказать — «утренняя проблема», не он тому виной, наверное. Осторожно кружит пальцами между ягодиц, поглаживает чувствительную кожу вокруг входа. Чуть раздвигает половинки. Мягко, легко массирует. Целует выступающие позвонки, спускаясь от самой шеи.
Чувственное удовольствие. Утонченное. Неспешное. Немного сонное. Ленивое. И до жути непривычное…
Покусывает кожу на пояснице, вылизывает ямочки, но не останавливается привычно, ныряет между полушариями. Проводит языком медленно, словно смакует каждое свое движение. Необычная ласка, настолько, что прошибает удовольствием, как тараном. Твою мать… Руки дрожат, в ушах кровь шумит. Радуюсь, что он не видит моего охуевшего лица, что перед тем, как вырубиться, затраханный по самое не могу и еле волочащий ноги, я быстро принял душ, иначе бы сгорел сейчас от стыда. Умер бы нахуй от остановки сердца…. Что же творит, сука. С ума сводит.
Медленно. Мучительно, крышесносно и дико томительно. Целует сморщенную кожу, проникает языком внутрь. Лижет. Обсасывает, раздвигая руками все шире ягодицы. У меня же дыхание сбивается, уткнувшись лицом в подушку, комкая ее же в руках, выдыхаю прерывисто. Приподнимаю попу навстречу его рту, неосознанно… Тело требует разрядки. До боли требует. Член пульсирует, елозя по влажному пятну на простыне от смазки. Я подобного не испытывал никогда, но это просто пиздец какой-то. Ласка захлестывает. Меня трясет уже практически от того, как руки умелые плавят, распаляют еще сильнее. Сна давно ни в одном глазу, но говорить ему об этом я не стану. Хотя догадаться несложно по характерному пыхтению, что я либо проснулся, либо на подходе, но посмотрим, насколько далеко он зайдет.
Оу… в меня проникает палец. Влажный. Легко входит, ведь всего-то пару часов назад он здорово растянул мою многострадальную задницу и, по правде говоря, все еще немного саднит, хоть он и был аккуратен. Но это не ко мне, жопа по определению не предназначена для подобных забав. Второй палец входит тяжелее, но боли как таковой нет, лишь легкий дискомфорт вперемешку с приятными отголосками ощущений, мышцы слабо сопротивляются.
Тихон старательно доставляет мне удовольствие, целует спину, лопатки, плечи. Дышит шумно, утыкаясь в мой затылок лицом. Гладит рукой, прижимает к себе ближе, перехватив меня поперек живота. Отчего я чувствую его член, что влажной головкой оставляет следы от вязкой смазки. Твердый. Горячий. Бархатистый.
Заводит. Невыносимо. Хочется уже орать на него, чтобы прекратил пытку, потому что терпеть сил нет. Тело как пружина напряжено, скрученное уже до невозможности от желания. Подаюсь к нему назад, трусь об него. Мне правда насрать, что будет дискомфортно, возможно больно. С непривычки вообще нежелательно столько сексом заниматься, это даже травмоопасно, насколько я понял из наставлений Макса. Но у меня разве есть тормоза? Правильно, их нет, и никогда не было.
Смазывает обильно и себя, и меня. Медленно сантиметр за сантиметром погружается, пульсирующий, огромный, если судить по ощущению охуительной наполненности. Прогибаюсь в пояснице, не понимая, чего больше хочу: отодвинуться или насадиться до конца. Но природный мазохизм, правда, легкой степени, побуждает двинуться навстречу. Пытаясь расслабить максимально сопротивляющиеся мышцы, впускаю полностью, сжимаю со стоном.
Остро. Горячо, жжет и внутри, и снаружи. Похуй, удовольствие сильнее. Тону в ощущениях, теряюсь во времени. Становлюсь одним комком нервных окончаний. Во рту пересохло, и потому с губ только хрипы приглушенные слетают. Задыхаюсь…. Поджимаю пальцы на ногах и руках до хруста, впиваюсь в подушку до онемения. Хорошо, мне чертовски хорошо, и я даже не буду на него пиздеть за этот произвол.
— Перевернись…
Послушно укладываюсь на спину, раскинув руки в стороны. Смотрю вопросительно, нетерпеливо ерзая. Я как бы кончить хочу, а он пялится на меня, как на статую, блять, в музее. Хватаю за руку и тяну на себя, сам нахожу его губы, грубо, требовательно целуя. Всего шаг до оргазма, маленький такой шаг до провала в бездну, а он руки мои отводит, не подпускает к собственному члену. Что за хуйня? Пытаюсь возмутиться, но он ладонью мне рот закрывает, а взгляд с молчаливым приказом. Кусает за плечо, впивается гребаными зубами до боли, так что заорать охота, но лишь мычу в его руку, что заглушает мое недовольство. И вроде боль отрезвить должна, а у меня наоборот, крышу срывает и после полувскрика болезненного стон глухой вылетает. Пытаюсь суку эту спихнуть с себя и отомстить, но он сильнее, причем явно. Его зубам подвергается сосок, который начинает пульсировать, наливаясь кровью, ебаное мазохистское удовольствие. Я знал всегда, что боль умеренная удовольствие доставляет, но сейчас убедился окончательно в том, что я конченный извращенец, с мужиком ебусь и от боли кайфую. А он как раскусил?
Второй сосок также истерзан. Руки, до сего момента осторожные, стали грубыми. Губы, мягко скользящие, теперь пиявкой в тело впиваются. А зубы метки оставляют, не сказать, что очень сильно, но достаточно для того, чтобы на денек-другой с отметинами остаться.
— Нравится? — ухмыляется довольно. Возбужденный, с глазами отъехавшими. Мутными. Диковатыми.
— Да пошел ты, — выстанываю после очередного укуса, теперь уже в зоне ребер.
Бесцеремонно дергает на себя и, наклонившись, заглатывает мой член до самых яиц. Охуительное ощущение, особенно когда все на грани, когда еще немного — и взорвешься нахуй. Хватаю за волосы на затылке, насаживаю его на свой член, ритмично двигая еще и бедрами навстречу. Пара резких рывков, а после останавливаюсь, давая ему отдышаться. Слюна тянется от его рта к напряженной багровой головке, пиздец зрелище, правда. И я уже готов кончить, как он сжимает мой член у основания, не позволяя. Скотина…
Вылизывает яйца, всасывая поочередно их в рот, а после кусает за внутреннюю сторону бедра. Шиплю, приподнявшись на локтях, а он усмехается довольно. И что с ним вдруг стало? Когда будил, нежничал, осторожный такой, страстный, но нежный, а сейчас зверье зверьем.
— Озверина въебал?
— Не делай вид, что тебе это не нравится. — После слов втягивает головку в рот. Играет с ней языком, скользя кончиком по кругу, втягивает глубже, как в вакуум, пока до конца не заглатывает. Я же злорадно нажимаю на затылок, не давая отстраниться, и кончаю. Сильно. Чертовски, мать его, сильно. На данный момент это наш с ним лучший секс.
Откидываюсь на подушки, восстанавливаю дыхание, чувствую, как из задницы медленно вытекает смазка вперемешку со спермой, после того, как я пару раз сжимаю мышцы заднего прохода. Неприятно.
— Я в душ, — сползаю с кровати, морщась от ноющей поясницы и саднящей задницы. Дотрахался, милок. Иду к ванной черепашьими шагами. Сука, Тихон, чтоб ему, блять, неладно было, заебет до смерти, дай только согласие.
Моюсь долго. Сначала, изворачиваясь, вымываю многострадальную пятую точку, после тело, что пощипывает в местах укусов. Бреюсь, мажусь всякой херней, натягиваю джинсы, предусмотрительно захваченные мной. И шлепаю в комнату босыми ногами по холодному полу.
— Ванная свободна, — бросаю чистое полотенце в лежащего на кровати парня и натягиваю чистую футболку. После же, распаковав новую пачку с носками, наконец, прячу от холода ледяные ступни и, нырнув в кеды, иду в салон. Где беру свою излюбленную машинку, перчатки, мазь обезболивающую и перекидываюсь парочкой слов с пацанами.
— Готов? — плюхаюсь на кровать, скинув кеды. Кладу возле себя все необходимое.
— Прямо здесь? — удивленно спрашивает и стягивает майку, сев напротив.
— А разница, где?
Придвигаюсь ближе, сажусь удобнее, практически к нему на колени залезаю. Натягиваю перчатки и поднимаю на него глаза. Открываю тюбик с анестезирующей мазью и аккуратно наношу, мягко втирая. Не понимаю я смысла его тату. Абстракции, линии, беспорядочные практически. Лабиринтообразная фигня на всю спину, маска какая-то на плече. В общем, смотрится вроде неплохо, но нахуя такое делать? Не понимаю. Вот и сейчас буду доделывать на ключице неизвестную мне хрень.