Возник шум, послышались возгласы и даже поздравления двум парам.
— Прекрасная мысль, Толи! — воскликнула Каролио.
— Это мне подсказала Рошарио.
— Но что думает Доландо? Можно ли принять Джондалара и Эйлу, женщину, воспитанную живущими на полуострове? — спросила Каролио, глядя на вождя племени Шамудои.
Наступила тишина. Скрытый смысл ее вопроса был понятен всем. После дикой реакции Доландо на известия о прошлом Эйлы мог ли он принять ее? Эйла надеялась, что гневные оскорбления уже забылись, и ей стало интересно, почему же Каролио опять вспомнила об этом. Однако она была обязана сделать это.
Карлоно и его подруга были перекрестной парой Доландо и Рошарио, они вместе принадлежали к той особой группе племени Шарамудои, которая приняла решение покинуть родные места, где было слишком перенаселено и тесно. Лидерство Карлоно было результатом негласной договоренности, и это был естественный выбор. Обычно подруга вождя становилась вторым лидером, но женщина Карлоно умерла, когда Маркено был ребенком. Вождь племени Рамудои не стал подыскивать новую спутницу, как это полагалось по традиции, и Каролио, взявшая заботу о мальчике, стала исполнять обязанности подруги вождя. Поэтому именно она должна была задать вопрос.
Люди знали, что Доландо позволил Эйле лечить Рошарио: та нуждалась в помощи, и было очевидно, что действия Эйлы приносят пользу. Но это не значило, что он будет мириться с ее постоянным присутствием. До поры до времени он контролировал свои чувства, поскольку людям нужен был целитель. Но люди были вправе отвергнуть чужака, который мог бы стать причиной разных проблем для их вождя и, следовательно, для всех других.
Пока Доландо раздумывал над ответом, у Эйлы комок подступил к горлу. Было такое чувство, что она сделала что-то плохое и сейчас за это ее судят. Однако она знала, что не совершала ничего плохого. Она начинала сердиться, ей захотелось просто встать и уйти. Ведь точно так же отреагировали Мамутои. И что? Так будет всегда? Неужели то же самое произойдет, когда они придут к народу Джондалара? Иза, Креб и Клан Брана заботились о ней, и она по-прежнему любила их и сейчас остро ощущала свое одиночество и ранимость.
Эйла уловила, что кто-то тихо подошел к ней. Она повернулась и благодарно улыбнулась Джондалару, почувствовав себя лучше, хотя суд еще не закончился. Посмотрев на своего спутника, она поняла, какой ответ он даст Толи. Но Джондалар ждал решения Доландо, прежде чем ответить самому.
Внезапно в тишине послышался смех Шамио. Затем из жилища выбежали ребятишки, а с ними и Волк.
— Как удивительно, что Волк играет с детьми! — сказала Рошарио. — Еще несколько дней назад я никогда не поверила бы, что, увидев такого зверя среди детей, которых я люблю, не буду бояться за них. Это уж точно стоит запомнить. Когда узнаешь как следует животное, которое ты когда-то ненавидела и которого боялась, то начинаешь любить его; я считаю, что лучше понять, чем слепо ненавидеть.
Доландо явно затруднялся ответить Каролио. Он понял суть вопроса, понял, как много зависит от его ответа, но не знал, как выразить то, что он чувствовал и о чем думал. Он улыбнулся любимой женщине, благодаря ее за понимание. Она подсказала ему ответ.
— Я слепо ненавидел и слепо убивал тех, кого ненавидел, потому что думал, что они отобрали жизнь у того, кого я любил. Я думал, что они — грязные животные, и я хотел уничтожить их всех, но это все равно не вернуло бы Доралдо. Сейчас я знаю, что они не заслужили такой ненависти. Животные или нет, но они были спровоцированы. — Доландо собирался было сказать о тех, кто утаил от него правду, что повлияло на его дальнейшее поведение, но передумал. — Эта женщина, — продолжал он, глядя на Эйлу, — эта целительница говорит, что ее воспитали и обучили те, кого я считал мерзкими животными и кого ненавидел. Но даже если бы и сейчас я продолжал ненавидеть их, я не мог бы ненавидеть ее. Благодаря ей ко мне вернулась Рошарио. Может быть, наступило время понимания. Думаю, что мысль Толи — хорошая мысль. Я буду счастлив, если Шамудои примут Эйлу и Джондалара.
Эйла ощутила огромное облегчение. Сейчас она наконец поняла, почему именно этот человек был выбран вождем. Узнав его в повседневной жизни, люди смогли разглядеть его глубинную суть.
— Ну а ты, Джондалар? — сказала Рошарио. — Что ты скажешь? Не пора ли прервать долгое Путешествие? Пришло время осесть где-то, время создать свой дом, время Матери благословить Эйлу на ребенка или двух.
— У меня нет слов, чтобы выразить вам мою благодарность за такой прием, Рошарио. Я ощущаю, что Шарамудои — это мои люди, мой народ, мои родственники. Как было бы хорошо устроить дом здесь, но я должен вернуться в Зеландонии, — он замешкался на мгновение, — ради Тонолана.
Он замолчал. Эйла посмотрела на него. Она знала, что он откажется, но не ожидала, что таким образом. По едва уловимым признакам она поняла, что он еще о чем-то размышляет. Затем он улыбнулся ей:
— Когда он умер, Эйла устроила так, чтобы его дух благополучно завершил свой путь в тот мир, но дух его не обрел покоя, и у меня есть чувство, что он, затерянный и одинокий, пытается найти дорогу к Великой Матери.
Эти слова удивили Эйлу, и она внимательнее пригляделась к нему.
— Я не могу покинуть его. Ему нужна помощь, и я знаю только одного человека, который может сделать это: Зеландонии, Шамуд, очень могущественный Шамуд, который присутствовал при рождении брата. Возможно, с помощью Мартоны — это наша мать — он сможет найти его дух и направить на правильную тропу.
Эйла знала, что не это было главной причиной его возвращения на родину, хотя то, что он сказал, было абсолютной правдой, ответ его звучал — так же как и ее объяснения по поводу «золотой нити» — неполно.
— Ты уже так давно в пути, Джондалар, — разочарованно заговорила Толи. — Даже если они могут помочь ему, откуда ты знаешь, а живы ли они еще?
— Не знаю, но я должен попытаться, Толи. Даже если уже ничего не поделаешь, Мартоне и остальным будет интересно узнать, как счастлив он был здесь с Джетамио, с тобой и с Маркено. Моей матери понравилась бы Джетамио, и ты, Толи, тоже понравилась бы ей. — Женщина, как ни пыталась, не могла скрыть, что польщена этими словами. — Тонолан проделал великое Путешествие, это было именно его Путешествие. Я только следовал за ним, помогал ему. Я хочу рассказать о том, что он сделал. Он прошел до конца реки Великой Матери, но, что еще важнее, он нашел народ, который полюбил его. Эта история заслуживает, чтобы о ней узнали.
— Джондалар, ты, видно, все еще пытаешься идти за своим братом и заботиться о нем даже в другом мире, — сказала Рошарио. — Если это твой долг — мы можем лишь пожелать тебе самого лучшего. Думаю, что и Шамуд сказал бы, что ты должен идти своим путем.
Эйла поняла поступок Джондалара. Сделанное Толи предложение, чтобы они стали членами племени Шарамудои, далось не так-то легко. Это было великодушное предложение, поддержанное в конце концов всеми, им оказывалась большая честь, и потому было трудно отказать так, чтобы не обидеть. Только высшие цели могли оправдать отказ. Джондалар не обмолвился о том, что, хотя он и ощущает родство с ними, у него есть и другие родственники, по которым он тоскует. Его отказ звучал изящно и правдиво.
Эйла чувствовала, что Рошарио догадывается об истинной причине отказа, но она соглашается с аргументами Джондалара.
— Сколько ты еще пробудешь здесь, Джондалар? — спросил Маркено.
— Мы продвинулись дальше, чем я предполагал. Я думал, что мы доберемся сюда лишь осенью, но благодаря лошадям мы шли быстрее, однако нам предстоит немалый путь, впереди нас ждут большие препятствия. Я предпочел бы уехать как можно раньше.
— Джондалар, мы не можем так быстро пуститься в дорогу, — вмешалась Эйла. — Я не могу уйти, пока Рошарио не поправится.
— И как долго это будет? — нахмурился Джондалар.
— Я сказала Рошарио, что ее рука должна быть в браслете полтора полнолуния.
— Это слишком долго. Мы не можем ждать столько!
— А насколько мы можем задержаться?
— Совсем недолго.
— Но кто снимет повязку? Кто определит, что наступило время для этого?
— Мы послали гонца за Шамудом, — сказал Доландо. — Другой целитель разберется в этом?
— Думаю, что да, но мне хотелось бы поговорить с этим Шамудом. Джондалар, мы можем его подождать?
— Если не слишком долго, но, может быть, растолковать Доландо или Толи, что делать в данном случае?
Джондалар чистил Удальца, шерсть у жеребца, казалось, отросла и стала гуще. Джондалар вспомнил, что нынче утром уже повеяло зимой, и, может быть, поэтому жеребец кажется более игривым.
— Ты так же рвешься вперед, как и я, Удалец? — сказал он. Конь навострил уши, услышав свое имя, а Уинни подняла морду и заржала. — Ты тоже рвешься в дорогу, Уинни? Да, это неподходящее место для лошадей. Вам необходимо открытое пространство, чтобы скакать на свободе. Надо бы напомнить об этом Эйле.
Хлопнув Удальца по крупу, он направился в селение. Он подумал, что Рошарио чувствует себя гораздо лучше, увидев, как женщина, сидя возле большого кострища, шьет одной рукой, используя иглу Эйлы.
— Ты не знаешь, где Эйла? — спросил он.
— Они с Толи ушли в сопровождении Шамио и Волка. Сказали, что пошли на пристань, но я думаю, что Толи хотела показать Эйле Дерево Желаний и попросить у него легких родов и здорового ребенка.
Джондалар приземлился рядом с ней.
— Рошарио, я хотел кое-что узнать у тебя. О Серенио. Ужасно, что я ее оставил. Была ли она счастлива… когда ушла отсюда?
— Поначалу она была очень печальной и растерянной. Она говорила, что ты мог остаться, но именно она настояла на том, чтобы ты ушел с Тоноланом. Ты был нужен ему. А затем прибыл двоюродный брат Толи, такой же, как она: говорит то, что думает.
Джондалар улыбнулся:
— Да, похоже на нее.
— Да и внешне он похож на нее. Хотя у него голова и поменьше, чем у Серенио, но думает крепко. Он сразу же все решил. Только посмотрел на нее и решил, что она для него… Он называл ее «прекрасная ива». На языке Мамутои. Вот уж не думала, что он придется ей по сердцу; я чуть ему не сказала, чтобы он не беспокоился, так как считала, что после тебя ей никто не сможет подойти. Однажды я увидела, как они смеялись, и поняла, что ошиблась. Она словно ожила после долгой зимы. Просто расцвела. Никогда не видела ее такой счастливой. С тех самых пор, как у нее был первый мужчина, когда родился Дарво.
— Я рад за нее, — сказал Джондалар. — Она заслуживает того, чтобы быть счастливой. Когда я уходил, она сказала, что Великая Мать благословила ее. Серенио была беременна? Может быть, она дала новую жизнь? С помощью моего духа?
— Не знаю, Джондалар. Помню, что, когда ты ушел, она говорила, что, возможно, беременна.
— А что думаешь ты, Рошарио? Были какие-то признаки?
— Я хотела бы ответить тебе уверенно, но я не знаю. Знаю лишь, что это могло быть.
Рошарио внимательно посмотрела на него, интересуясь причиной, заставляющей его проявлять любопытство. Ведь даже если бы ребенок родился в его доме — после его ухода он утратил бы свои права; хотя, если Серенио была беременной, это был бы ребенок духа Джондалара. Внезапно она улыбнулась при мысли, что у Серенио будет сын ростом с Джондалара, но рожденный в доме низкорослого Мамутои. Наверное, последнему это понравится.
Джондалар открыл глаза и посмотрел на смятые меха — ложе рядом с ним было пустым. Отбросив мех, он сел, зевнул и потянулся. Оглядевшись, он понял, что проспал. В жилище никого не было. Вчера они долго беседовали у костра, обсуждая охоту на серн. Кто-то видел, как они спускались с гор, — это означало, что охота на горных антилоп должна скоро начаться.
Эйла очень хотела принять участие в охоте, но когда они легли спать и все спокойно обсудили, как это бывало часто, Джондалар напомнил ей, что они вскоре уезжают. Если серны спускаются вниз, это означает, что на высокогорных лугах наступают холода, что предвещает смену сезона. У них впереди был еще долгий путь, и им нужно было уже быть в дороге.
Они не спорили, но Эйле явно не хотелось уходить. Она говорила о руке Рошарио, а он знал, что ей также хочется попасть на охоту. Он был уверен, что вообще-то она хотела бы остаться с племенем Шарамудои, и ему было интересно, не попытается ли она отложить отъезд в надежде, что он передумает. Они с Толи стали закадычными подругами, и всем она нравилась. Это радовало его, но с отъездом было решено, и чем дольше они оставались здесь, тем тяжелее было уйти.
Он лежал и думал. Они могли бы здесь остаться ради нес, но ведь можно было остаться и в племени Мамутои. Он принял решение отправляться как можно скорее. Может быть, даже завтра или послезавтра. Вряд ли это обрадует Эйлу, и он просто не знал, как сказать ей об отъезде.
Джондалар встал, оделся и пошел к двери. Снаружи порыв холодного ветра заставил его поежиться. Надо бы одеться потеплее, подумал он. Он заметил, что исчезли разноцветные бабочки, увидел, как падает желтый лист. Посмотрев на деревья, он увидел пожелтевшие кроны.
Почему он прежде не обратил на это внимания? Дни летели так быстро и погода была столь приятной, что он не заметил смены сезона. К тому же они находились на юге, и селение было ориентировано на южную сторону. Осень уже наступила, и раньше, чем он думал; к северу было гораздо холоднее, а ведь туда-то они и направлялись. Поспешив в дом, он твердо решил двигаться почти немедленно.
— Ты проснулся? — сказала Эйла, войдя с Дарво в дом и увидев, что Джондалар одевается. — Я пришла, чтобы разбудить тебя, пока не унесли пищу.
— Решил одеться потеплее. Снаружи холодно. Скоро надо будет отпускать бороду.
Эйла поняла, что он подразумевал больше, чем было сказано. Он хотел сказать то, о чем они говорили ночью: пришло другое время года, и им пора в путь. Она не хотела говорить об этом.
— Нам нужно распаковать наши зимние вещи и убедиться, что они в порядке, Эйла. Багаж все еще у Доландо?
Ему же это прекрасно известно. Зачем тогда спрашивает? Эйла попыталась подумать о чем-то другом.
— Да, он там, — сказал Дарвало.
— Мне нужна теплая рубаха. Эйла, ты не помнишь, в какой корзине находятся мои зимние вещи?
Конечно, она знала. И он знал.
— Вещи, которые сейчас на тебе, совсем не похожи на те, в которых ты появился впервые, — сказал Дарвало.
— Эти мне дали Мамутои. А сюда я пришел в одежде Зеландонии.
— Я примерял ту рубашку, которую ты тогда дал мне. Она все еще велика для меня, но уже не настолько, — сказал юноша.
— У тебя до сих пор цела та рубашка? Я уж и забыл, как она выглядит.
— Хочешь — покажу.
— Да-да. Посмотрел бы.
Несмотря ни на что, Эйле тоже стало любопытно.
Они прошли к деревянному дому Доландо. С полки над своей кроватью Дарвало достал заботливо перетянутый сверток. Развязав его, он достал рубашку.
Она была необычной. Декоративная вышивка, свободный длинный покрой — все это отличалось от одежды Мамутои, к которой привыкла Эйла. Больше всего ее удивило то, что рубашку украшали хвосты горностаев.
Она показалась странной даже Джондалару. Так много всего произошло с тех пор, как он в последний раз надевал ее, что теперь рубашка казалась старомодной и непривычной. Он ее редко надевал, когда жил в племени Шарамудои, предпочитая одеваться как все, и хотя минул год и несколько полнолуний с того дня, как он отдал ее Дарво, казалось, что он в последний раз видел одежду из дома несколько жизней назад.
— Полагается, чтобы она была свободной. Дарво, ты должен ее подпоясывать. Давай завяжи пояс. Я покажу, как это делается. У тебя есть ремень?
Юноша надел богато украшенную кожаную тунику и протянул Джондалару длинный ремень. Тот велел Дарво, чтобы он выпрямился, и повязал ремень низко, почти на бедрах, так что хвосты горностая свисали свободно.