И все же самым отвратительным было желание. Оно стало цепью, приковавшим Ингер к колдуну. Мужчины, которых она знала раньше, померкли для нее, став размытым пятном воспоминаний. Женщина сходила с ума, когда Эрхольд не замечал ее. Она готова была сделать все, лишь бы снова почувствовать его в себе. Была готова униженно умолять, чтобы он прикоснулся к ней. Готова была терпеть все, что он с ней делал, находя в забавах своего хозяина болезненные удовольствие, затмившее все, что Ингер любила раньше.
Боги! Она ведь и правда стала его рабыней. Некогда гордая, коварная, корыстная леди Илейни теперь готова была стелиться под ногами мерзкого Виллиана только для того, чтобы он насадил ее на свой член. И от этого ненависть Ингер становилась только сильней. Она хотела свободы, мечтала о ней, представляя, что Эрхольд отпустил ее. И уже ненужно было власти, богатств, ничего — только свобода. Леди Илейни хотела забыть, стереть из памяти последние дни своей жизни. Порой хотела умереть, чтобы хоть так избавиться от цепи, удерживающей ее рядом с колдуном. Но он сказал, что она еще нужна ему, и пока Эрхольд не посчитает ее долг за предательство исполненным, Ингер не увидит ни новой жизни, ни смерти. Словно верный пес она сидела подле колдуна и ждала, что он скажет.
Но Эрхольд молчал, продолжая глядеть в призрачную даль. Его ярость продолжала клокотать, разжигая желание наказать, уничтожить… Только кого? Ту дрянь, что тряслась за его спиной, глядя пустыми глазами, в которых застыла похоть? Да, было бы неплохо свернуть ее тонкую шею, но она ему еще понадобится.
— Бездна, — выдохнул Эрхольд.
Ингер подползла ближе, с отвращением и желанием заглядывая снизу вверх на черного лорда.
— Уйди, — глухо велел он.
Женщина послушно вернулась на прежнее место, и колдун тут же перестал обращать на нее внимание, зная, что иначе сорвется. Все из-за нее. Тупая тварь осмелилась хитрить с ним, и во что вылилась ее безумная попытка приручить пасынка? Больше нет такого уютного замка, сам Илейни сбежал, но, главное, он увидел, как Божественный Огонь уничтожает его, Эрхольда, силу. Впрочем, нет, и это не было главным. Черного лорда интересовал вовсе не Риктор Илейни, гораздо важней был тот, кто смог вырвать добычу из когтей Виллиана.
Черный лорд знал только одного человека, способного на подобное… одну женщину. Но! Бездна, он видел ее тело! Видел!!! Да пусть Боги сгорят в своем Огне, но он точно знает, что она умерла, погибла, сметенная его гневом. Ее изломанное тело было безжизненно, как тот утес, на котором сейчас стоял черный лорд. Эрхольд трогал ее, прислушивался, звал, сжимал в объятьях, умоляя вернуться. Он призывал ее душу, и она откликнулась, пришла, чтобы вновь взбесить его своими насмешками. Эта женщина мертва, и мертва уже более четырех лет, тогда кто же посмел противостоять ему?
Кто посмел забрать его добычу и вернуть в тело, разбудив сознание? Кто?! Кто в этом мире может противостоять ему? У кого хватит силы поспорить с самой Тьмой? Более того, неведомый враг сумел закрыть ему обратный путь в тело аниторна. Он оставил лишь слабый след, который привел Эрхольда к его добыче. Поняв, что Илейни больше не принадлежит ему, колдун хотел уничтожить его, стереть с лица земли того, кто знал, как победить черного лорда. Бездна! И вновь ему помешали, но он так и не увидел, кто.
Мог увидеть, должен был, но блаженная душа инверны подчинялась плохо. Даже во Тьме она продолжает помнить своего любовника, даже там пытается защитить. И все, на что ее хватило — это произнести слова, которые она готова была сказать ему при жизни. Дура! Еще одна дура, которая готова была стелиться под ноги какому-то человечишке. Даже шлюха Ингер не сумела отказаться от мечты завоевать его, пусть и наложив чары. Эрхольд видел все, что таилось на душе у молодой мачехи. С того мгновения, как он привязал к себе леди Илейни, у нее не осталось тайн.
Черный лорд порывисто обернулся к женщине, дрожавшей от пронизывающего ветра и страха. Ингер вскинула на своего хозяина взгляд, протянула к нему руки, и Эрхольд подошел к ней. Присел на корточки, ухватил пальцами за подбородок и вздернул голову кверху, следя за тем, как зрачки заполняют радужку, и зеленые глаза становятся почти черными. Черными, как сама Тьма… Нет, такие глаза были у другой женины, которой больше нет, и о которой он старался не вспоминать, потому что воспоминания приносили слишком много боли… Проклятый Илейни! Вот еще один повод ненавидеть его — аниторн заставил Эрхольда вновь переживать страшные даже для него мгновение, заставил вернуться на четыре года назад, когда он убил… ее.
— Мой господин, — прошелестела Ингер, напоминая о себе.
Черный лорд скривился, хотел оттолкнуть свою игрушку, но заставил себя продолжать смотреть на нее.
— За что ты любила Илейни? — спросил Эрхольд.
— Я не любила его, мой господин, — прошелестела Ингер. — Нет никого, кто сравнился бы с тобой.
— Не лги, — сухо велел черной лорд. — Ты любила его.
— Меня продал ему мой отец…
— Я говорю не о твоем муже, — уже зло отмахнулся мужчина. — Риктор Илейни, за что ты любила его?
Взгляд Ингер стал рассеянным, и она прошептала:
— Рик…
Эрхольд тут же увидел молодого лорда таким, каким его видела женщина. Красивые благородные черты, упрямо поджатые губы, волевой взгляд, в котором сквозила непримиримость. Таким его помнила леди Илейни, познавшая презрение своего пасынка. А потом она думала о теле, и это колдун тоже увидел. Сильный, крепкий, статный. Эрхольд скривился.
— Ты можешь думать о чем-то кроме постельных игрищ? — раздраженно спросил он.
Ингер моргнула и очнулась. Она с непониманием смотрела на своего хозяина.
— Что ты хочешь, мой господин?
— Почему ты полюбила Риктора? — повторил вопрос Эрхольд, уже не особо рассчитывая на ответ.
Ингер опять промолчала, но слова и не были нужны черному лорду. Он ловил воспоминания, мысли, чувства. Они говорили больше, чем слова, были правдивей, не в силах ничего скрыть. Прозрачные, искренние.
«Смотрите, госпожа, смотрите!»
Эрхольд смотрел глазами Ингер в окно кареты, подъезжавшей к старому замку. Он видел высокие стены, видел открытые ворота и опущенный мост. Увидел он и привлекательного зрелого мужчину, с улыбкой встречавшего невесту. А потом послышался рев дракона, и тень летуна скользнула по земле. И тут же раздался задорный мужской смех.
«Гор, ты лучший!»
«Моя милая леди, простите моего сына за неучтивость. Риктор почти не расстается со своим драконом. Он вскоре присоединиться к нам».
Теперь Эрхольд смотрел, как из драконника выходит Риктор. Глаза его сияли, волосы, взлохмаченные ветром, придавали образу молодого лорда немного хулиганский вид. Открытая мальчишеская улыбка очаровывала. Колдун почувствовал смущение юной Ингер, ощутив, как быстрей забилось ее сердце, когда сын ее жениха приблизился уверенной походкой и склонил голову в приветственном поклоне.
«Рад приветствовать в замке Илейни невесту моего отца».
Глубокий голос, наполненный тем же солнечным светом, что и его глаза, глядящую на будущую мачеху. Весь облик Риктора был, как признание в любви самой жизни. Молодость торжествовала в нем, захватывая в плен в первое же мгновение.
«Рик, приведи себя в порядок».
Голос старшего лорда спокоен, но Эрхольд уловил слабую ревнивую нотку. В глазах Риктора ни тени возмущения. Он не оскорблен замечанием отца при даме, принимая его спокойно. Вновь поклонившись, молодой лорд разворачивается и уходит легкой походкой, кажется, уже позабыв, что в замок прибыли гости. Он что-то весело говорит одному из воинов и тот смеется. Ни капли напыщенности или притворства. Такой, какой есть… настоящий.
— Довольно, — Эрхольд все-таки оттолкнул Ингер, все еще проживающей день своего приезда в замок Илейни.
Женщина откинулась на спину, неловко взмахнув руками. Она испуганно посмотрела на черного лорда, но тот уже поднялся в полный рост и отвернулся, подставляя лицо первым каплям дождя. Ингер вновь села, зябко обнимая себя за плечи. Эрхольду было все равно, что сейчас чувствует его игрушка. Мысли мужчины метались между его прошлым, прошлым Ингер Илейни и настоящим. Нужно было найти новое убежище, нужно узнать, кто помог Риктору избежать Тьмы, нужно разобраться с самим аниторном и довести дело до конца. Это важно, он поклялся и должен исполнить клятву.
Неожиданно черный лорд вскинул лицо к небу и закричал, выплескивая все, что скопилось внутри. Ярость, сомнения, боль. Ингер сжалась за его спиной. Ее пугало все, что делал Эрхольд. Его взгляд, его слова, его сила и этот крик, которому вторил гром, обрушившийся сверху. И словно гнев Огненных, с неба ударила молния, разрывая воздух ослепительным сиянием.
Черный лорд рванул на груди камзол, обнажая грудь.
— Ну же, Боги, остановите меня! Остановите сейчас, или я заберу у вас этот мир! — прокричал он в хмурое злое небо.
Но Боги молчали, не спеша дать ответ на вызов Эрхольда. Только дождь заливал его остервенелыми каплями, падавшими на землю и в море отвесной стеной. И колдун взметнул руки, отпуская свою Силу. Серый туман, сорвавшийся с ладоней, свернулся в спираль, налился чернотой и помчался к волнам, вздымая водяной столб. Эрхольд закрыл глаза, позволяя смерчу налиться мощью, а потом отпустил его. Открыл глаза и смотрел, как смертоносный вихрь уходит все дальше в море, готовый пожрать тех, кто не успел вернуться на берег.
— Я буду новым богом. Я! — снова выкрикнул Эрхольд и расхохотался.
Смех вышел злым и пугающим. Ингер вскрикнула, отползая подальше от мужчины. Он обернулся, посмотрел на леди Илейни и криво усмехнулся:
— Ты боишься меня?
Власть его взгляда тут же захватила женщину в плен. Страх притаился, уступая место вожделению. Она подалась вперед и простерла к лорду ладони, испачканные к намокшей земле:
— Я хочу быть с тобой, — ответ вышел жалким.
— Позже, — отмахнулся он, и в глазах Ингер вспыхнули голод и надежда. — Возвращаемся в замок. Мне нужно кое в чем убедиться.
Эрхольд зашагал прочь с утеса, не оборачиваясь и не ожидая своей спутницы, он и так знал, что уже спешит следом, боясь отстать и потерять своего господина. Как знал, насколько сильно Ингер ненавидит его, и это чувство, пожалуй, было единственным, которое нравилось черному лорду. Оно было искренним, настоящим, всепоглощающим. Но вожделение, вызванное его сущностью, побеждало даже настоящее.
Мужчина все-таки обернулся, проследил взглядом, как Ингер бредет следом, оскальзываясь на земле, мгновенно ставшей от дождя грязной жижей. Ни мольбы подождать, ни вздоха, ни искры негодования, лишь обреченно поникшие плечи и рабская покорность Виллиану, вышагивающему впереди. Эрхольд тут же потерял интерес к своей игрушке и подошел к замку… к тому, что он успел перенести, пока в Изумрудной долине бушевал Огонь, карая его за самонадеянность.
Бездушные личи встретили хозяина пустыми взглядами. Эрхольд брезгливо передернул плечами и прошел мимо, слушая, как торопливо постукивает каблучками, стараясь не отстать от него.
— Иди к себе, — велел черный лорд, не оборачиваясь.
— Мой господин…
— Приведя себя в порядок, ты вся в грязи, — и вновь брезгливая нотка проскользнула в его тоне.
— Мне от нее не отмыться, — услышал Эрхольд тихий шепот, уже отойдя от женщины.
Колдун на мгновение остановился, полуобернулся, но так ничего и не сказал. Ему была безразлична Ингер и ее чувства. Даже если когда-то эта женщина увлекала его красотой и страстью, нравилась скрытым коварством, то сейчас от былой увлеченности не осталось и пепла. Красота приелась, коварство оказалось глупостью. Только страсть, но и она уже прискучила. А с тех пор, как незримая цепь приковала леди Илейни к черному лорду, ее желание стало угнетать. Несмотря ни на что, Эрхольд любил настоящие чувства, а потребность Ингер в господина стала карой за проступок. Скучно…
Мужчина спускался все ниже по каменной лестнице. По мере его приближения загорались факелы, озаряя унылые стены отблесками огнями. Огонь… Эрхольд зло махнул рукой, и факелы потухли. Ему не нужен был свет, чтобы видеть. Темнота никогда не была преградой для того, в чьих венах текла кровь Виллианов. Факелы — всего лишь дань условностям. В его родовом замке многое осталось в том виде, в каком находилось еще при жизни родителей. Черный лорд был подвержен приступам сентиментальности, когда дело касалось его жизни.
Лестница привела Эрхольда в огромный каменный зал. Он остановился на некоторое время, скользя рассеянным взглядом по витым колоннам, у подножия которых сидели мистические существа, вытесанные из камня — вактерды, стражи мертвых. Они охраняли покой предков Эрхольда, отводя дурные намерения воров. Они чем-то напоминали Виллианов, но имели козлиные головы и копыта. Трехглазые, четырехрукие, с зачатками крыльев на сутулых спинах. Когда-то маленький Эрхольд боялся их, всегда прячась за спину суровой матери, приводившей его поклониться предкам. Сейчас же смотрел с насмешкой на маленьких уродцев, чья сила заключалась лишь в том, если верить древним легендам, что они могли распознать вора и обратить его в камень.
Втянув носом затхлый запах склепа, колдун заставил себя идти дальше. Он хотел и не хотел подходить к последнему саркофагу, самому свежему, где дерево гроба еще не обратилось в прах. И все же нужно было убедиться, нужно было посмотреть, чтобы понять, кто противостоит ему, кто не хочет отдавать законную добычу. И если тела нет, если… Он задохнулся, прижимая руку к груди. Сумасшедшая надежда на чудо. Но кому, как не ему знать, что все чудеса подвластны чье-то воле? И если он не смог вернуть, значит, не сможет этого сделать никто. Только Боги, но им нет дела до того, что творится у них под носом. Это Эрхольд тоже знал, верил это, неоднократно убедившись в равнодушии Огненных.
Саркофаг, оплетенный каменными ветвями амератта, на крышке которого находилась высеченная из белого мрамора женская фигура, точная копия той, что должна сейчас лежать внутри каменного ложа, погруженная в вечный сон. Пальцы Эрхольда скользнули по холодному мраморному лицу, задержались на губах изваяния, и мужская рука повисла безвольной плетью. Черный лорд никак не мог решится заглянуть в гроб. Видеть ее мертвой было… убийственно.
— Проклятье, — выдохнул мужчина.
Он мотнул головой, заставляя себя собраться, после задрал голову кверху и зажмурился до мушек перед глазами. Струйки мрака уже сочились с кончиков пальцев, оплетая крышку саркофага, снимая ее и осторожно укладывая на пол. Затем подняли крышку деревянного гроба и истаяли. Эрхольд поджал губы, опустил голову, но еще некоторое время не спешил открывать глаз.
— Надо, — прошептал он сам себе и медленно поднял веки…
Она лежала там. Все такая же прекрасная, все такая же мертвая. Обоняния черного лорда коснулся сладковатый запах разложения, и он нахмурился. Она не должна пахнуть смертью, у нее всегда исходил иной аромат, нежный, будоражащий, аромат самой жизни. Жаль, что его уже не вернуть, но убрать зловоние гниения Эрхольд мог, как и убрать первые следы разложения с ее тела.
— Моя вина, — негромко сказал он, присаживаясь на край саркофага. — Совсем перестал о тебе заботиться.
Судорожно вздохнув, мужчина протянул руку и едва удержался от желания отдернуть ее, когда почувствовал ледяной холод мертвого тела. Нежно провел тыльной стороной ладони по щеке, скользнул кончиками пальцев по мертвым губам… Затем погладил черные волосы, аккуратно уложенные прямыми прядями на округлые плечи, пропустил их между пальцами и вновь закрыл глаза.
Он мог многое, очень многое, но не мог вернуть полноценной жизни. Та, кто покоилась в каменном саркофаге, нужна была ему такой, какой была до мгновения, когда взбешенный Эрхольд уничтожил самую ценную для него жизнь. Ему не нужен был бездушный лич, не нужна была кукла, подвластная его воле. Черный лорд хотел эту женщину в ее первозданном виде, но… Все, что ему осталось, сейчас лежало перед ним. Только тело, холодное, неподвижное, как мраморное изваяние на крышке саркофага. Даже кожа ее теперь казалась такой же белой.
— Прости меня, — прошептал колдун, склоняясь над телом. — Прости. Я не хотел, я не думал…
«Ты никогда не думаешь, да, Эрх? Разум заменяет Сила, не так ли?»
Так сказала она, когда Эрхольд, снедаемый раскаянием и горем, призвал душу черноволосой женщины.