Она покачала головой и слишком старательно улыбнулась Джейми.
— Но это место уже давно стало моим домом, племянник, и я надеюсь, что и твоим домом оно тоже станет.
Собственно, нам все равно больше некуда было деваться, однако Джейми вежливо кивнул и начал бормотать в ответ какие-то дежурные благодарственные слова… но тут его перебил Ролло, настороживший уши и громко гавкнувший.
— В чем дело, псина? — спросил Ян, подходя к огромном зверю, уж слишком похожему на волка. — Ты что-то учуял?
Ролло негромко поскуливал, словно пытаясь рассмотреть прищуренными желтыми глазами нечто, затаившееся за цветочными клумбами, и шерсть на его холке встревоженно шелохнулась.
Джокаста повернулась лицом к открытой двери и довольно звучно принюхалась, ее тонкие ноздри расширились.
— Это скунс, — сказала она.
— Скунс! — Ян стремительно обернулся и уставился на нее, испуганный. — Они что, подходят прямо к самому дому?
Джейми быстро встал, тоже подошел к окну и стал всматриваться в вечерний полумрак.
— Я пока что ничего не вижу, — сказал он. Его рука машинально потянулась к поясу, но, конечно, кинжала под его лучшим костюмом не было. Джейми повернулся к Джокасте. — А у вас вообще в доме есть оружие, тетя?
Рот Джокасты приоткрылся от удивления.
— О, — сказала она, — масса всего… но…
— Джейми, — попыталась вмешаться я, — скунсы не…
Но прежде чем кто-либо из нас успел произнести еще хотя бы звук, плотная масса трав и цветов неподалеку внезапно взволновалась, цветки львиного зева задрожали, высокие стебли закачались в разные стороны. Ролло зарычал, по всей его спине шерсть встала дыбом.
— Ролло! — Ян нервно оглянулся по сторонам в поисках чего-нибудь, что могло бы послужить оружием, схватил стоявшую у камина кочергу и занес ее над головой, глядя в открытую дверь.
— Погоди, Ян! — Джейми поймал руку племянника. — Смотри! — Широкая усмешка появилась на его лице, когда он кивнул в сторону цветочного бордюра вдоль дорожки. Стебли львиного зева раздвинулись, и симпатичный толстенький скунс вышел на дорожку, — нарядный, разрисованный черными и белыми полосками, и явно уверенный, что в его личном маленьком мире все обстоит как надо.
— Вот это — скунс? — недоверчиво спросил Ян. — Да эта маленькая вонючка не крупнее черного хорька! — И тут же Ян сморщил нос, и на его лице отразились разом и смех, и отвращение. — Фу! А я-то думал, что это огромная опасная зверюга!
Безмятежное спокойствие скунса оказалось совершенно невыносимым для Ролло, и пес рванулся вперед, испустив короткий резкий лай. Он перемахнул через подоконник и прыгнул в сторону от террасы, рыча, приседая и всячески показывая скунсу, что намерен с ним разобраться. Скунсу, похоже, не понравился поднятый собакой шум.
— Ян, — воскликнула я, становясь поближе к Джейми, — поскорее, позови свою собаку! Скунсы действительно опасны!
— Правда? — Ян удивленно посмотрел на меня. — Но что он…
— Черные хорьки просто плохо пахнут, и все, — пояснила я, — а скунсы… о, нет. Прекрати, оставь его в покое! — Ян, заинтересованный, высунулся в окно и попытался достать скунса кочергой. Скунс, рассерженный тем, что его отвлекли от каких-то глубоких мыслей, топнул лапой и задрал хвост.
Я услышала позади шум отодвигаемого кресла и оглянулась. Джокаста встала, вид у нее был встревоженный, но она даже шага не сделала к двери.
— В чем дело? — спросила она. — Что они делают?
К моему огромному удивлению, смотрела она в комнату, поворачивая голову из стороны в сторону, как будто пытаясь найти что-то в темноте.
И тут мне внезапно открылась правда, и все встало на свои места: ее рука на руке дворецкого, ее прикосновение к лицу Джейми при встрече, стакан, поставленный прямо под ее пальцы, и тень на ее лице, когда Ян заговорил о написанной ею картине.
Джокаста Камерон была слепа.
Сдавленный вскрик и отчаянный визг заставили меня вновь обратиться к событиям, происходившим на террасе. Густая волна невыносимой вони ворвалась в гостиную, растеклась по полу и заклубилась вокруг меня, как темное облако, выпущенное грибом-дождевиком.
Кашляя и задыхаясь, ничего не видя от выступивших на глазах слез, я схватилась за руку Джейми, который с трудом бормотал что-то энергичное на гэльском. Сквозь безумную какофонию стонов, кашля и жалобного визга снаружи я едва расслышала короткий звон серебряного колокольчика Джокасты.
— Юлисес? — произнесла она тоном грустного смирения. — Поди, скажи повару, что обед немного задержится.
* * *
— Ну, по крайней мере, нам повезло в том, что сейчас лето, — сказала Джокаста за завтраком на следующее утро. — А представьте, что стояла бы зима, и нам пришлось бы держать двери и окна закрытыми! — Она засмеялась, продемонстрировав зубы, неожиданно хорошие для ее возраста.
— Ох, ну да, — пробормотал Ян. — Можно мне еще поджаренного хлеба, мэм?
Его и Ролло прежде всего окунули в реку и хорошенько прополоскали, а потом тщательно обтерли молодыми побегами помидоров, — естественно, операцию эту поневоле пришлось проводить на заднем дворе, возле огородных грядок.
Сок этого замечательного растения удаляет самые разнообразные запахи, неприятные для людей, и следы струи скунса он тоже в общем удалил, но, к сожалению, полностью нейтрализовать эффект все же не удалось. Поэтому Ян сидел в одиночестве на дальнем конце длинного стола, возле открытой французской двери, но я отлично видела, как горничная, подававшая ему тосты, невольно сморщила нос, ставя перед парнишкой тарелку.
Возможно, именно в результате близости Яна и желания подышать свежим воздухом, Джокаста предложила нам прокатиться в лес над Речной Излучиной, туда, где рабочие извлекали из смолы скипидар.
— Правда, на это понадобится целый день, но я думаю, погода будет хорошей, — сказала Джокаста и повернулась к открытому окну, за которым громко жужжали пчелы, трудолюбиво хлопотавшие над золотарником и флоксами. — Слышите? — она немного неуверенно улыбнулась Джейми. — Пчелы утверждают, что день предстоит жаркий и ясный.
— У вас острый слух, мадам Камерон, — вежливо сказал Фергус. — Но если мне будет позволено позаимствовать лошадку из ваших конюшен, я лично предпочел бы отправиться в город.
Я знала, что он просто умирает от желания поскорее отправить письмо Марселе на Ямайку; как раз накануне вечером я помогла ему сочинить длинное-предлинное послание, с полным описанием всех наших приключений и с докладом о благополучном прибытии на место.
Фергусу не хотелось дожидаться, пока раб отправит его письмо вместе с остальной почтой, он предпочел бы сделать это собственноручно.
— Конечно же, вы можете взять лошадь, мистер Фергус, — любезно ответила Джокаста. — Она одарила улыбкой всех сидевших за столом. — Я ведь сказала, вы должны считать Речную Излучину своим собственным домом.
Джокаста твердо решила отправиться на прогулку вместе с нами. Она спустилась вниз в амазонке из темно-зеленого муслина, а следом за ней шла девочка по имени Федра, — она несла шляпу, украшенную бархатной лентой в тон платья. Джокаста ненадолго задержалась в холле, но вместо того, чтобы сразу надеть шляпу, она подождала, пока Федра не обвяжет вокруг ее головы белую льняную повязку, плотно закрывшую глаза.
— Я не вижу ничего, кроме света, — пояснила Джокаста. — Я совсем не различаю предметы вокруг себя. Но солнечный свет причиняет мне боль, поэтому мне приходится прятать глаза, когда я отправляюсь на прогулку по окрестностям. Вы готовы, мои дорогие?
Ее объяснения отчасти дали мне ответ на вопросы, касающиеся ее слепоты, но далеко не на все. Что случилось с ее глазами? Возможно, это retinitis pigmentosum? Я с любопытство размышляла об этом, шагая следом за Джокастой через просторный холл. А может быть, это перерождение роговицы… хотя больше, пожалуй, это походило на глаукому. Не в первый раз — и не в последний, тут уж я ничуть не сомневалась, — мои пальцы сжались на рукоятке невидимого офтальмоскопа, который помог бы мне увидеть то, что невозможно рассмотреть невооруженным глазом.
К моему немалому удивлению, когда мы подошли к конюшням, я увидела вовсе не коляску для Джокасты, — как я того ожидала, — а оседланную кобылку. Дар очаровывать и привязывать к себе лошадей был общим даром всего клана Маккензи; кобыла вскинула голову и радостно заржала, увидев свою хозяйку, и Джокаста поспешила подойти к лошади, сияя от удовольствия.
—
* * *
Поместье Речная Излучина занимало очень большую территорию, и включало в себя не только земли вдоль реки, но и немалый участок леса, состоявшего в основном из болотной, или южной сосны, который сам по себе занимал едва ли не треть территории колонии. И в дополнение к этому Гектор Камерон поступил весьма практично и предусмотрительно, купив заодно и участок, по которому протекал широкий полноводный ручей, один из многих, впадавших в Кейпфир.
Все это вместе взятое обеспечивало владельцев поместья не только такими ценными товарами, как пиленый лес, смола, скипидар, но и возможностью доставлять их прямиком на рынок без особых издержек, так что нечего было и удивляться тому, что Речная Излучина процветала, хотя ее плантации давали довольно скромный урожай табака и индиго; впрочем, это не мешало аромату полей зеленого табака преследовать нас во время всего нашего пути. Это породило во мне мысль, что, возможно, площади посевов тут не такие уж и скромные… ну, по моим представлениям.
— Там у меня небольшое производство, лесопилка и мельница, — пояснила Джокаста, когда мы выехали со двора. — Это как раз над местом слияния ручья и реки. Там распиливают деревья и снимают с них кору, чтобы размолоть и извлечь смолу, и оттуда же доски и бочонки отправляют вниз по течению, на баржах — до самого Велмингтона. По воде путь туда немножко короче, если есть желание грести против течения, но я подумала, что вам захочется вместо того немного осмотреться в наших краях. — Она с удовольствием вдохнула воздух, пахнущий соснами. — Давненько я не выбиралась из дома!
Края тут были воистину чудесными. Когда мы въехали в сосновый лес, сразу стало намного прохладнее, солнечные лучи застревали в густых иглах над нашими головами. Стволы сосен уходили вверх на двадцать или тридцать футов, и лишь тогда на них появлялись ветки, — так что нечего было удивляться тому, что основной продукцией «маленького производства» Речной Излучины были корабельные мачты и рангоутное дерево, поставляемые для нужд Королевского Военно-морского флота.
Похоже, Речная Излучина и еще много чем снабжала военный флот, судя по тому, что перечисляла Джокаста: мачты, рангоуты, реи, шпангоуты и крепежный лес, смола и скипидар, а также деготь. Джейми держался рядом с тетушкой, внимательно прислушиваясь к ее подробным объяснениям, и предоставив нам с Яном делать, что нам заблагорассудится. Мы ехали сзади. Я подумала, что Джокаста явно много работала вместе с мужем, благоустраивая Речную Излучину; и мне непонятно было, как она управлялась со всеми делами теперь, когда Гектор Камерон умер.
— Смотри-ка! — вскрикнул вдруг Ян. — Что это такое?
Я придержала свою лошадь и заставила ее подойти поближе к Яну, а точнее, к дереву, на которое он показывал. С дерева был содран большой кусок коры, так, что ствол с одной стороны оголился на длину фута в четыре, или даже больше. А на желтовато-белой поверхности виднелись глубокие насечки, лежавшие «елочкой», — как будто кто-то хорошенько помахал тут ножом вправо-влево.
— Уже совсем близко, — сказала Джокаста. Джейми заметил, что мы с Яном остановились, и они оба вернулись к нам. — Вы, должно быть, увидели терпентинное дерево, я чувствую его запах.
Мы все его почувствовали; ароматы раненной древесной плоти и сочащейся из нее смолы были настолько острыми и сильными, что даже я смогла бы отыскать это дерево с закрытыми глазами.
Когда мы остановились, и стук лошадиных копыт умолк, я различила вдали звуки пилы и топора, глухие удары, перекликавшиеся мужские голоса. А потом, потянув носом воздух, я уловила запах чего-то жареного.
Джокаста подвела Коринну вплотную к надрезанному дереву.
— Вот оно, — сказала тетушка, прикасаясь к нижней части разреза, где из древесины был грубо вынут целый кусок. — Мы называем это ящиком; сюда стекает смола, скапливается необработанный, сырой терпентин. Этот «ящик» почти полон; скоро должен подойти раб, чтобы опустошить его.
Она еще и сказать это не успела, как между деревьями появился человек; это был раб, одетый всего лишь в нечто вроде набедренной повязки. Он вел с собой крупного белого мула, на котором были навьючены два бочонка; они крепились к широкой кожаной полосе, перекинутой через спину мула. Мул, увидев нас, тут же остановился, вскинул голову и истерически заорал.