– Ты нравишься мне, Джондалар. Стоило мне увидеть тебя, как ты сразу же мне понравился. Ты был так сильно ранен, что я не знала, удастся ли мне выходить тебя, но, пока ты лежал в пещере, я сидела, глядя на тебя… и у меня возникало это удивительное чувство… меня тянуло к тебе… Но я так и не дождалась условного знака… – Она почувствовала, что сказала нечто лишнее, и снова опустила голову. Женщины из Клана прибегали к более тонким ухищрениям, желая привлечь внимание мужчин.
– А я все это время думал… Что это за знак, о котором ты все толкуешь?
– Если мужчина из Клана испытывает влечение к женщине, он подает условный знак.
– Какой? Покажи.
Эйла взмахнула рукой и покраснела. Женщинам не полагалось подавать такие знаки.
– И все? Я должен сделать вот так? И что дальше?
Он сильно изумился, когда она опустилась на колени и застыла в соответствующей позе.
– То есть мужчина подает знак, женщина становится в позу, и все? Этого достаточно, чтобы у них возникло желание?
– Если у мужчины нет желания, он не станет подавать женщине знак. Разве сегодня ты не испытывал желания?
Теперь покраснел Джондалар. Он и позабыл, какое неодолимое желание охватило его тогда, с каким трудом он удержался от того, чтобы не овладеть этой женщиной силой. В тот момент он отдал бы все на свете, лишь бы узнать об этом условном жесте.
– А если мужчина не нравится женщине? Или она не испытывает желания?
– Если мужчина подаст женщине знак, она обязана подчиниться. – Она вспомнила, какую боль, сколько мучений заставил испытать ее Бруд, и тут же помрачнела.
– В любом случае, Эйла? – Он заметил, как она угнетена. – Даже в самый первый раз? – Эйла кивнула. – И то же самое произошло и с тобой? Кто-то из мужчин просто подал тебе условный знак?
Она зажмурилась, проглотила слюну и кивнула. Ее ответ поверг Джондалара в крайнее возмущение.
– Ты хочешь сказать, что Ритуал Первой Радости вам не известен? Неужели никто не следит за тем, чтобы мужчина не причинил женщине сильной боли? Да что же это за люди такие? Или им все равно, что происходит с женщиной, когда она впервые сталкивается с этим? И любой мужчина может воспользоваться ею, если в нем заговорит похоть? Не думая о том, испытывает она желание или нет? И никого не волнует, больно ей при этом или нет? – Он вскочил с места и заметался из стороны в сторону. – Это бесчеловечно! Это просто недопустимо! Откуда такая черствость? Или им неведомо сострадание?
Столь бурное проявление чувств оказалось полной неожиданностью для Эйлы. Некоторое время она сидела молча, слушая возмущенные вопросы, которыми сыпал Джондалар в приливе праведного негодования. Но когда он вконец распалился, Эйла замотала головой, выражая несогласие.
– Нет! – вырвалось у нее, когда она наконец решилась высказаться. – Это не так, Джондалар. Им не чуждо сострадание. Айза нашла меня и стала обо мне заботиться. Люди Клана приняли меня в свой круг, хотя я родилась среди Других. Они не были обязаны это делать. Креб не знал о том, что Бруд делает мне больно, ведь у него самого не было пары. Он не знал, что чувствуют при этом женщины, а Бруд всего лишь воспользовался своим правом. Но когда я забеременела, Айза стала заботливо ухаживать за мной, не жалея сил, она поила меня разными лекарствами, чтобы я смогла доносить ребенка до срока. Не будь ее рядом, я бы умерла во время родов. И Бран принял Дарка в члены Клана, хотя все остальные подумали, что он урод. Но они ошибались. Он здоровый и сильный… – Эйла приумолкла, заметив, что Джондалар изумленно смотрит на нее.
– У тебя есть сын? И где же он?
Эйла впервые заговорила о сыне. Всякое упоминание о нем причиняло ей боль, которая не утихала со временем, и ей не хотелось отвечать на вопросы Джондалара, хотя она понимала, что рано или поздно им придется поговорить на эту тему.
– Да, у меня есть сын. Он живет среди людей Клана. Я отдала его Убе, когда Бруд изгнал меня.
– Изгнал тебя? – Джондалар снова опустился на циновку. Значит, у нее есть сын. Он не ошибся, предположив, что когда-то она вынашивала ребенка. – Кому могло прийти в голову разлучить мать с сыном? И кто такой этот… Бруд?
Ну как ему объяснить? Она на мгновение закрыла глаза.
– Бруд – это вождь. Когда меня нашли, вождем был Бран. Он разрешил Кребу взять меня к себе, но он уже сильно состарился и поэтому назначил вождем Бруда. А Бруд ненавидел меня еще с тех пор, когда я была маленькой девочкой.
– И потом он постарался причинить тебе боль, так?
– Когда я стала женщиной, Айза рассказала мне об условных знаках. Но она говорила, что мужчины призывают к себе лишь тех женщин, которые им нравятся, когда хотят утолить желание. Бруд поступил так потому, что ему хотелось заставить меня сделать то, что мне противно. Но мне кажется, мой тотем тоже сыграл в этом какую-то роль. Духу Пещерного Льва было известно, как я мечтала о ребенке.
– Какое отношение имеет Бруд к твоему ребенку? Великая Мать Земля посылает детей в дар женщинам по своему усмотрению. И что, он оказался сыном его духа?
– Креб говорил, что появление детей зависит от духов, что дух тотема мужчины проникает внутрь женщины, и если ему удается победить дух ее тотема и овладеть его жизненной силой, в ее чреве возникает и начинает расти зерно новой жизни.
– Какие странные представления. На самом деле дух мужчины соединяется с духом женщины, когда Великая Мать желает подарить ей дитя.
– А по-моему, духи не имеют отношения к рождению детей, ни духи тотемов, ни духи, которые соединяются по воле Великой Матери, как ты говоришь. По-моему, новая жизнь возникает, когда мужской орган, наполненный силой, проникает внутрь тела женщины. И поэтому мужчин порой охватывает такое сильное желание, а женщин так же неодолимо тянет к мужчинам.
– Этого не может быть, Эйла. Ты знаешь, как часто у мужчин возникает желание совокупиться с женщиной? Но она не всегда беременеет от этого. Мужчина способен как бы пробудить женщину, он приносит ей Дар Радости Великой Матери, открывая путь для проникновения духа. Но наиболее священный из Даров Великой Матери, Дар Плодоношения, дается лишь женщинам. Они становятся вместилищем духа, создавая новую жизнь, а затем матерями, подобно Великой Матери. Если мужчина почитает Великую Мать, с благоговением относится к Ее Дарам и проявляет готовность взять на себя заботу о женщине и ее детях, Дони порой вкладывает частицу его духа в детей его очага.
– А что такое Дар Радости?
– Ох, ну конечно же! Ты ничего об этом не знаешь! – воскликнул он, с трудом понимая, как такое вообще может быть. – Теперь понятно, почему ты не догадалась, что я… Великая Мать послала тебе в дар дитя, но тебе неведом ритуал Первой Радости. Какие странные люди принадлежат к этому Клану. Всем, кого я встречал во время странствий, было известно о Великой Матери и Ее Дарах. Когда между мужчиной и женщиной возникает обоюдное влечение и они отдаются друг другу, им открывается Дар Радости.
– Это происходит, когда мужской орган становится большим и мужчина утоляет желание при помощи женщины? – спросила Эйла. – И при этом его орган проникает в отверстие, из которого появляются на свет дети? Это и есть Дар Радости?
– Да, но при этом происходит нечто большее.
– Возможно, только все твердили мне, что у меня никогда не будет ребенка, ведь мой тотем такой сильный. А потом все ужасно удивились. И он вовсе не был уродом. Просто мой сын отчасти похож на меня, а отчасти на них. Но я забеременела лишь после того, как Бруд несколько раз совокупился со мной. Никто, кроме него, не счел меня желанной, ведь я такая высокая и уродливая. Даже во время Сходбищ Клана ни один мужчина не взглянул на меня, хотя Айза удочерила меня и считалось, что я принадлежу к ее роду.
Слушая ее рассказ, Джондалар ощутил неясную тревогу, но не смог сообразить, что ее вызывает.
– Ты говоришь, тебя нашла целительница? Как ее звали? Айза? А где она тебя нашла? Как ты оказалась в тех местах?
– Не знаю. Айза сказала, что я принадлежу к племени Других, людей, которые похожи на меня. И на тебя, Джондалар. Я ничего не помню о тех временах, когда я еще не жила среди людей Клана. Я позабыла даже, как выглядит лицо моей матери. Я впервые увидела человека, похожего на меня, когда встретилась с тобой.
Слушая ее, Джондалар почувствовал, как что-то сжалось у него внутри, и ему стало совсем не по себе.
– На Сходбище Клана одна женщина рассказала мне, что сделал мужчина из племени Других, после этого я всегда думала о них со страхом, до тех пор пока не повстречала тебя. У нее родился ребенок, девочка, которая так сильно походила на Дарка, как будто они были братом и сестрой. Ода полагала, что из ее дочери и моего сына выйдет отличная пара. Все решили, что ее ребенок тоже урод, но я считаю, что она забеременела после того, как мужчина из племени Других силой заставил ее помочь ему утолить желание.
– Тот мужчина изнасиловал ее?
– И убил ее старшую дочь. Ода и еще две женщины неожиданно встретили мужчин из племени Других. Их было много, но ни один из них не подал женщинам условного сигнала. Когда один мужчина схватил Оду, ее дочка упала и ударилась головой о камень.
Джондалару вспомнились молодые мужчины из Пещеры, расположенной далеко на западе. Он упорно продолжал отмахиваться от мыслей, роившихся у него в голове. Но если мужчины из одной Пещеры могли совершить такой поступок, то же самое могло произойти и с другими.
– Эйла, ты не раз говорила, что не похожа на людей Клана. Чем они отличаются от тебя?
– Они меньше ростом. Поэтому я так удивилась, когда заметила, до чего ты высокий. Все они гораздо ниже меня, даже мужчины, и все считали меня непривлекательной, ведь я такая высокая и уродливая.
– А еще? – Он задал этот вопрос, хоть и предполагал, что ответ Эйлы его не обрадует. Тем не менее нужно выяснить все до конца.
– Глаза у них карие. Айза считала, что у меня что-то не в порядке с глазами, ведь они такого же цвета, как небо. У Дарка карие глаза, и… не знаю, как бы это сказать… у него большие брови, но лоб ничем не отличается от моего. А головы у них более плоские.
– Плоскоголовые! – Джондалар скривился от омерзения. – О Великая Мать! Эйла, и ты жила среди этих зверей? Ты позволила одному из самцов… – Он содрогнулся. – Ты произвела на свет мерзкую тварь, плод смешения духа человека и духа зверя! – Джондалар вскочил с места и попятился, словно столкнувшись с какой-то немыслимой гадостью. Подобная реакция была продиктована пустыми суевериями, ошибочными представлениями, которые казались неоспоримыми его сородичам и которые глубоко укоренились в его сознании.
Поначалу Эйла не поняла, что творится с Джондаларом, и посмотрела на него, недоуменно нахмурившись. Но по выражению его лица она догадалась, что он испытывает отвращение, подобное тому, которое внушали ей гиены. И тогда ей стал понятен смысл его слов.
Звери! Он назвал людей, которых она любит, зверями! Для него они все равно что вонючие гиены! Выходит, ласковый, нежный Креб, который в то же время был самым могущественным Мог-уром в Клане, просто зверь? И Айза, женщина, которая удочерила ее и вырастила, которая раскрыла ей секреты целительства, ничем не лучше вонючей гиены? И Дарк, ее сын, тоже?!
– То есть как это «звери»? – воскликнула Эйла, рывком поднявшись на ноги, стоя лицом к Джондалару. Ей никогда в жизни не доводилось повышать голос в приступе возмущения, и она удивилась, услышав, как громко и злобно прозвучали ее слова. – По-твоему, Креб и Айза – звери? А мой сын – полузверь? Люди из Клана вовсе не похожи на вонючих гиен!
Разве звери смогли бы подобрать маленькую раненую девочку? Разве они смогли бы принять ее в свой круг? Неужели они стали бы растить ее, заботясь о ней? Как ты думаешь, кто научил меня добывать пищу и готовить еду? Кто помог мне овладеть искусством целительства? Если бы не эти звери, я бы уже давно умерла, и ты тоже, Джондалар!
Ты считаешь, что члены Клана – звери, а Другие – люди? Тогда подумай вот над чем: члены Клана спасли ребенка из племени Других, хотя Другие убили одного из их детей. Если бы мне пришлось выбирать между зверями и людьми, я отдала бы предпочтение тем, кто для тебя сродни вонючим гиенам!
Она выбежала из пещеры, стремительно спустилась по тропинке и свистом подозвала к себе Уинни.
Глава 24
Джондалар был потрясен. Он вышел следом за Эйлой из пещеры и остановился посреди выступа, глядя на нее. Одним ловким прыжком она вскочила на спину лошади, и та галопом помчалась по долине. Эйла всегда была такой спокойной и никогда не сердилась. Именно поэтому Джондалара так поразила ее бурная реакция на его слова.
Ему казалось, что он относится к плоскоголовым с редкостной непредвзятостью. Он полагал, что преследовать их незачем и лучше избегать столкновений с ними. Он не стал бы убивать никого из них, разве что в крайней ситуации. Но мысль о том, что мужчина мог поделиться Даром Радости с самкой плоскоголовых, всегда казалась ему неприемлемой. Слова Эйлы, от которой он узнал, что самец плоскоголовых мог иметь близость с женщиной, ударили по чувствительному месту. Для него это значило, что женщина подверглась осквернению.
А он испытывал такое сильное влечение к ней. Ему припомнились истории, которые, грязно посмеиваясь, рассказывали подростки и молодые мужчины, и ему стало плохо, как будто его коснулась страшная зараза, от которой он начнет чахнуть и уже не сможет быть полноценным мужчиной. Но нет, Великая Мать Земля смилостивилась над ним и не допустила, чтобы такое случилось.
Но то, что Эйла родила чудовище, мерзкую тварь, являющуюся вместилищем злокозненных духов, еще ужаснее. Он не решился бы рассказать об этом ни одному из сородичей. Впрочем, слухи о подобных случаях упорно ходили среди людей, хотя все с жаром уверяли, будто такое невозможно.
Но Эйла не сочла нужным ничего отрицать. Она открыто все признала и взялась защищать своего ребенка… с невероятной горячностью, как и любая мать, ребенка которой кто-то попытался оклеветать. Его презрение к плоскоголовым вызвало у нее возмущение, она страшно рассердилась. Неужели плоскоголовые и вправду вырастили ее?
За время Путешествия ему доводилось встречать на пути плоскоголовых. И у него даже появились сомнения в том, что они звери. Ему припомнился случай, когда он столкнулся с молодым самцом и самкой постарше. И тогда юнец воспользовался ножом, изготовленным из толстой пластины, чтобы разрезать рыбину пополам, – точно таким же, какой он видел у Эйлы. А его мать, как и Эйла, была одета в обернутую вокруг туловища шкуру. Эйла держалась точно так же, как та самка, особенно поначалу, когда вечно ходила с опущенной головой, стараясь не привлекать его внимания. Меховые шкуры на постели отличались такой же мягкостью, как волчья шкура, которую дали ему плоскоголовые. И копье! Ее тяжелое примитивное копье точь-в-точь походило на копья, которые держали в руках плоскоголовые, встреченные им и Тоноланом, когда они спускались с ледника.
Он давно уже мог получить ответ на мучившие его вопросы, если бы хорошенько призадумался. Зачем ему понадобилось выдумывать, будто она – одна из Тех, Кто Служит Матери и живет таким образом потому, что проходит через испытания с целью усовершенствовать свои навыки? Но надо отметить, в искусстве целительства она, пожалуй, не знает себе равных. Неужели Эйла вправду получила такие знания от плоскоголовых?
Он видел, как она скачет на лошади куда-то вдаль. Она величественна даже в гневе, подумал он. Многие из женщин, которых он знал, часто повышали голос из-за любого пустяка. Порой Марона разражалась пронзительными воплями и становилась похожей на сварливую мегеру, вспомнил он, подумав о женщине, с которой когда-то надеялся связать свою жизнь. Но всякое проявление силы и требовательности чем-то нравилось ему. Его тянуло к сильным женщинам. Они могли постоять за себя, им не был чужд дух соперничества, а в тех редких случаях, когда он давал выход обуревавшим его страстям, они проявляли стойкость и упорство. Он с самого начала предположил, что у Эйлы несгибаемый, цельный характер, несмотря на всю ее сдержанность. «Ты только посмотри, как она мчится вперед, восседая на лошади, – подумал он. – Какая восхитительная, красивая женщина!»