— Разумеется, ты ведь предупреждена, зато господин де Босир ничего не знает, придет, и тут-то его и схватят. Само собой, он не захочет, чтобы его сочли вором и повесили или приняли за соглядатая и выходили палками. Поэтому он заговорит, тем более что в признании не будет ничего постыдного. Он скажет: «Отпустите меня, я — любовник крошки Николь».
— Ваша светлость, я пойду предупрежу его.
— Ничего не получится, дитя мое. Да и кого предупреждать? Человека, который, быть может, уже выдал тебя?
— Да, правда, — изображая отчаяние, вздохнула Николь.
— О, угрызения совести — это прекрасно! — воскликнул Ришелье.
Николь закрыла лицо руками, однако сквозь пальцы следила за каждым жестом, каждым взглядом герцога.
— Нет, право, ты восхитительна, — заметил герцог, от которого не укрылись эти маленькие женские хитрости. — Эх, сбросить бы мне лет пятьдесят! Ну да неважно, черт побери! Я помогу тебе, Николь.
— Ах, ваша светлость, если вы это сделаете, признательность моя…
— Я не требую от тебя признательности. Напротив, я помогу тебе совершенно бескорыстно.
— О, как вы добры, ваша светлость! От всего сердца благодарю вас!
— Погоди благодарить. Ты ведь еще ничего не знаешь. Какого черта! Потерпи, пока не узнаешь.
— Я согласна на все, ваша светлость, лишь бы мадемуазель Андреа не прогнала меня.
— Ах, так ты желаешь остаться в Трианоне?
— Больше всего на свете, ваша светлость.
— Так вот, деточка, забудь об этом.
— Но ведь меня же не поймают во время свидания.
— Поймают или не поймают, но ты все равно попалась.
— Почему, ваша светлость?
— Сейчас объясню. Раз про тебя стало известно госпоже де Ноайль, ни у кого, даже у короля, не хватит влияния, чтобы спасти тебя.
— Ах, если бы я могла увидеть короля!
— Ну, голубушка, только этого не хватало! И потом, если уж ты не попадешься, то я тебя выдам.
— Вы?
— Да, и немедленно.
— Право, господин маршал, я ничего не понимаю.
— Мне доставит удовольствие рассказать о тебе госпоже де Ноайль.
— И это вы называете покровительством?
— Если оно тебе не по нраву, у тебя есть время отказаться от него. Только скажи.
— Нет, ваша светлость, я хочу, чтобы вы покровительствовали мне.
— Обещаю тебе это.
— Итак?
— Я все сделаю. Слушай.
— Да, ваша светлость.
— Тебя могут выгнать и посадить в тюрьму. А я тебя сделаю свободной и богатой.
— Свободной и богатой?
— Да.
— Что же нужно сделать, чтобы стать свободной и богатой, господин маршал? Говорите скорей.
— Да почти ничего.
— Но все-таки…
— То, что я тебе велю.
— Это очень трудно?
— Совершенный пустяк.
— Значит, что-то все-таки нужно будет сделать? — спросила Николь.
— Придется. Тебе ведь известно, Николь, правило жизни: ты — мне, я — тебе?
— А то, что нужно будет сделать, это — мне или вам?
Герцог с интересом взглянул на Николь.
— Черт побери! — воскликнул он. — А эта плутовка не так проста!
— Так как же, ваша светлость?
— Ну ладно, это — тебе, для тебя.
— Ага, — бросила Николь уже без страха, так как поняла, что герцог нуждается в ней. Ее изобретательный ум вовсю работал, пытаясь выловить правду среди бесчисленных уверток, которыми герцог старался по обыкновению запутать собеседницу. — И что же я должна, ваша светлость, сделать для себя?
— А вот что. Господин де Босир придет в половине восьмого?
— Да, господин маршал.
— Сейчас десять минут восьмого.
— Совершенно верно.
— Стоит мне захотеть, и его схватят.
— Но ведь вы же не захотите.
— Нет. Значит, ты пойдешь и скажешь ему…
— Что?
— Погоди. Сперва ответь, ты любишь его, Николь?
— Раз я встречаюсь с ним…
— Это ничего не значит. Ты хочешь выйти за него? У женщин бывают довольно странные причуды.
Николь расхохоталась.
— Выйти за него? — воскликнула она. — Еще чего?
Ришелье был ошеломлен: даже при дворе ему не часто случалось иметь дело с таким крепким орешком.
— Ну хорошо, ты не хочешь выходить за него, но ты его любишь. Тем лучше.
— Ладно. Будем считать, что я люблю господина де Босира, и пойдем дальше.
— Черт возьми, экая ты прыткая!
— Что поделаешь. Вы же понимаете, меня интересует…
— Что же?
— Что мне нужно будет сделать.
— Но первым делом условимся, что раз ты его любишь, то убежишь с ним.
— Ну коль вы так этого хотите, согласна.
— Э, нет, голубушка, я ничего не хочу.
Николь поняла, что поторопилась: она ведь не вызнала еще тайных намерений своего безжалостного противника и не получила от него денег.
Она тут же пошла на попятный в надежде отыграться потом.
— Ваша светлость, — покорно произнесла она, — я жду ваших приказаний.
— То-то же. Так вот, ты пойдешь к господину де Босиру и скажешь ему: «О нас все известно, но у меня есть покровитель, который нас спасет — вас от Сен-Лазара, меня от Сальпетриер. Нам нужно бежать».
Николь взглянула на Ришелье.
— Бежать? — переспросила она.
Ришелье понял, что означает ее столь выразительный и недвусмысленный взгляд.
— Само собой разумеется, — заверил он, — все расходы по путешествию я беру на себя.
Николь не стала требовать дальнейших разъяснений; раз ей обещают заплатить, значит, скажут и остальное.
Маршал чутьем угадал решимость Николь и в свой черед поспешил сказать все, что собирался; так человек, проиграв, торопится расплатиться, чтобы покончить с этой неприятной обязанностью как можно скорее.
— А знаешь, Николь, о чем ты сейчас думаешь? — спросил он.
— Нет, ваша светлость, — отвечала девушка, — но готова поклясться, что вы уже догадались, ведь вы же все знаете.
— Ты думаешь, Николь, что вот ты убежишь, а может статься, что ночью ты понадобишься своей госпоже, она позовет тебя, увидит, что тебя нет, поднимет тревогу, и тогда тебя могут поймать.
— Нет, — сказала Николь, — об этом я вовсе не думаю, потому что, поразмыслив хорошенько, я, господин маршал, решила остаться здесь.
— А если схватят господина де Босира?
— Пусть схватят.
— И он признается.
— Пусть признается.
— Но ведь тогда ты пропала, — начиная тревожиться, припугнул ее Ришелье.
— Вовсе нет. Мадемуазель Андреа очень добрая и любит меня, она замолвит за меня словцо королю. Господина де Босира накажут, а мне ничего не будет.
Маршал прикусил губу.
— А я тебе, Николь, скажу, что ты дура, — объявил он. — Мадемуазель Андреа не имеет влияния на короля, а вот я сей же час пойду и велю взять тебя, ежели ты не будешь слушаться меня. Поняла, маленькая гадючка?
— Ваша светлость, я же не спорю и не отказываюсь, я слушаю, но ведь и свой интерес блюсти надо.
— Хорошо. Значит, ты сию же минуту пойдешь и обдумаешь, как вам бежать с господином де Босиром.
— Но как же мне решиться бежать, господин маршал, когда вы сами говорите, что мадемуазель Андреа может проснуться, позвать меня, ну и все такое, о чем я даже не думала, но что вы, ваша светлость, предусмотрели, как опытный человек.
Ришелье вторично прикусил губу, но несколько сильней, чем в первый раз.
— Да, паршивка ты этакая, я все предусмотрел — даже то, как предотвратить опасность.
— И как же вы помешаете мадемуазель Андреа кликнуть меня?
— Помешав ей проснуться.
— Ничего не получится. Она просыпается раз десять за ночь.
— Ах, так у нее тот же недуг, что у меня? — невозмутимо поинтересовался Ришелье.
— И у вас тоже? — рассмеялась Николь.
— Ну да. Я тоже просыпаюсь раз десять за ночь. Только я принимаю лекарство от бессонницы. Она могла бы поступать, как я, но раз она этого не делает, за нее это сделаешь ты.
— То есть как, ваша светлость? — удивилась Николь.
— Что пьет твоя госпожа, прежде чем уснуть?
— Что она пьет?
— Да, да. Сейчас пошла такая мода предупреждать жажду. Одни пьют оранжад или лимонад, другие мятную воду, третьи…
— Нет, мадемуазель выпивает перед сном только стакан слегка подсахаренной воды, иногда чуть-чуть надушенной цветами апельсина, если с нервами плохо.
— Превосходно, — заметил Ришелье. — Я тоже это пью. Так что мое лекарство вполне ей подойдет.
— Подойдет?
— Разумеется. Я капаю себе в питье несколько капель эликсира и ночью сплю, как младенец.
Николь пыталась сообразить, к чему клонит герцог.
— Что же ты молчишь? — поинтересовался он.
— Я подумала, что у мадемуазель нет вашей водицы.
— Я тебе ее дам.
«Ах, вот оно что», — подумала Николь, для которой наконец забрезжил свет в ночи.
— Ты капнешь две капли в стакан своей госпожи, но только две капли, запомни, не больше и не меньше, и она заснет. Таким образом, она не сможет тебя позвать, и, следовательно, у тебя будет время скрыться.
— Ну если нужно только это, то тут нет ничего трудного.
— Значит, ты капнешь ей две капли?
— Всенепременно.
— Обещаешь?
— Ваша светлость, мне кажется, это в моих интересах. А потом я хорошенько запру мадемуазель…
— Нет, нет! — запротестовал герцог. — Вот этого делать не надо. Напротив, ты оставишь ее комнату открытой.
Наконец-то Николь осенило, в чем дело. Ришелье почувствовал, что она поняла.
— И это все? — поинтересовалась Николь.
— Все. А теперь можешь идти и сказать своему капралу, чтобы он собирал вещи.
— К сожалению, ваша светлость, я не могу ему сказать, чтобы он взял свой кошелек.
— Ну ты же знаешь, что деньги — это мое дело.
— Да, я помню, что ваша светлость были так добры…
— Сколько же тебе нужно, Николь?
— За что?
— За то, чтобы ты капнула эти две капли.
— Вы, ваша светлость, убедили меня, что в моих интересах капнуть две капли этой вашей водицы, и потому было бы нечестно требовать с вас за это плату. А вот за то, что я оставлю дверь в комнату мадемуазель открытой, предупреждаю вас, ваша светлость, заранее, я потребую кругленькую сумму.
— Хорошо, говори сколько.
— Двадцать тысяч франков, ваша светлость.
Ришелье вздрогнул.
— А ты далеко пойдешь, Николь, — со вздохом произнес он.
— Что поделаешь, ваша светлость. Я начинаю верить, что вы были правы и за мной будет погоня. Но с вашими двадцатью тысячами я сумею скрыться.
— Ступай, Николь, предупреди господина де Босира, а потом я отсчитаю тебе деньги.
— Ваша светлость, господин де Босир весьма недоверчив, и он не поверит мне на слово, если я не представлю ему доказательств.
Ришелье извлек из кармана пачку казначейских билетов.
— Вот возьми один, а в этом кошельке сотня двойных луидоров, — сказал он.
— Ваша светлость, вы даете мне задаток, а остальные, значит, заплатите, когда я переговорю с господином де Босиром?
— Нет, к черту, я предпочитаю рассчитаться с тобой сразу. Ты, Николь, девушка бережливая, и эти деньги принесут тебе счастье.
И Ришелье выдал ей обещанную сумму частью в казначейских билетах, а частью в луидорах и полулуидорах.
— Ну что, все? — спросил он.
— Да, ваша светлость. А теперь мне нужно главное.
— Эликсир?
— Да. У вашей светлости, наверное, имеется флакончик?
— Имеется. Я всегда ношу его с собой.
Николь усмехнулась.
— Да, вот еще, — вспомнила она. — Ворота Трианона каждый вечер запирают, а у меня нет ключа.
— У меня есть, поскольку я оберкамергер.
— Правда?
— Вот он.
— Как все удачно складывается, — заметила Николь. — Просто, можно сказать, цепь чудесных совпадений. Ну а теперь прощайте, ваша светлость.
— Как прощайте?
— Мы с вашей светлостью больше не увидимся; как только мадемуазель уснет, я убегу.
— Да, верно. Прощай, Николь.
И Николь, смеясь в душе, растворилась в сгущающихся сумерках.
«На сей раз удалось, — подумал Ришелье. — Но похоже, судьба считает меня слишком старым и служит мне против воли. Эта девица взяла надо мной верх, однако какое это имеет значение, ежели я за все отплачу».
119. БЕГСТВО
Николь была девушка добросовестная: она получила от г-на де Ришелье деньги, притом вперед, и теперь ей нужно было их отработать.
Она помчалась прямиком к ограде и прибежала туда вместо половины восьмого, как было назначено, без двадцати восемь.
Г-н-де Босир, приученный к военной дисциплине, был человек точный: он уже десять минут как ждал ее.
Примерно в это же время г-н де Таверне попрощался с дочерью, и, когда он ушел, Андреа осталась одна. Оставшись же одна, она задернула занавески.
Жильбер у себя в мансарде по своему обыкновению следил или, верней будет сказать, пожирал глазами Андреа. Только сейчас трудно было определить, огнем или ненавистью пылал его взор.
Но Андреа задернула занавески, и Жильбер ее уже не видел. Поэтому он обратил взгляд в другую сторону.
Взглянув в другую сторону, он заметил плюмаж г-на де Босира и узнал капрала, который прохаживался, что-то насвистывая, чтобы скрасить скуку ожидания.
Через десять минут, то есть без двадцати восемь, прибежала Николь; она сказала несколько слов г-ну де Босиру, который кивнул в знак того, что все понял, и удалился в сторону безлюдной аллеи, которая ведет к Малому Трианону.
Николь же, легкая, словно птичка, упорхнула тем же путем, что пришла.
«Ага! — подумал Жильбер. — Господин капрал и мадемуазель горничная собираются о чем-то договориться либо что-то предпринять и боятся свидетелей. Прекрасно».
Жильбер вовсе не интересовался Николь, просто он чувствовал ее вражду и потому вопреки своим нравственным принципам старался собрать против нее как можно больше улик, чтобы победно отбить атаку, если Николь решит атаковать его.
Жильбер не сомневался, что военные действия вот-вот начнутся, и, как предусмотрительный воин, готовил оружие заранее.
Свидания Николь с мужчиной в самом Трианоне и были таким оружием, и Жильбер, будучи дальновидным противником, собирался воспользоваться им, тем паче что Николь сама вкладывала ему в руки это оружие. Словом, Жильбер решил к свидетельствам, собранным с помощью зрения, присовокупить свидетельства, полученные с помощью слуха, то есть поймать на лету какие-нибудь достойные порицания слова, чтобы во время сражения обратить их против Николь и добиться победы.
Он мигом спустился с мансарды, проскользнул по кухонному коридору и сошел в сад по малой лестнице, примыкающей к часовне; в саду он мог уже ничего не опасаться: Жильбер знал в нем все укромные места как свои пять пальцев.
Прокравшись под липами, а затем вдоль шпалер, он добрался до зарослей, находящихся шагах в двадцати от того места, куда, по его расчетам, должна прийти Николь.
И в самом деле, она была там.
Едва Жильбер устроился в кустах, как до его слуха донесся странный звук — звон золота, ударяющегося о камень; звук этот нужно слышать, чтобы представить себе, что это такое.
Жильбер змеей прополз к террасе, по краю которой была насажена живая изгородь из кустов сирени; теперь, в мае, они источали благоухание и свешивали цветы над головами тех, кому случалось проходить вдоль этой террасы по пустынной аллее, разделяющей Большой и Малый Трианон.
Добравшись туда, Жильбер, чьи глаза были привычны к темноте, увидел, как Николь высыпает золотые монеты из кошелька, который она получила от маршала Ришелье, причем высыпает на камень, находящийся по эту сторону решетчатой ограды на таком расстоянии, чтобы г-н де Босир не смог дотянуться до него рукой.
Монеты сыпались, блестя и подпрыгивая, а г-н Босир, у которого пылали глаза и тряслись руки, переводил взор с Николь на луидоры, пытаясь понять, откуда у нее такое богатство.
Наконец Николь заговорила.
— Вы уже не раз, — сказала она, — мой дорогой господин де Босир, предлагали мне бежать с вами.
— И даже жениться на вас! — пылко воскликнул восторженный капрал.
— Ну на этот счет, мой дорогой, мы поговорим чуть позже, — обрезала Николь. — Сейчас главное — бежать отсюда. Сможем мы совершить побег через два часа?