Воздуха осталось всего минуты на три. Начинало мутиться сознание. Больше ждать было нельзя. Русий выскользнул из расщелины и рванулся вверх — к живительному глотку кислорода. Акула прозевала его рывок, но тут же устремилась вдогонку.
Чувствуя, как от быстрого всплытия закипает кровь в жилах, Русий летел к поверхности. Акула догоняла его, кровожадно играя челюстями. Она настигла атланта, когда до поверхности оставалось всего три метра. Каким-то невероятным усилием Русий рванулся в сторону, зубы акулы щелкнули вхолостую, и схватился за острый плавник. Еще мгновение — и он лежит на спине акулы и полосует обломком гарпуна хрящи у основания плавника — самое уязвимое место, поразив которое можно парализовать все мышцы.
Почувствовав, что этот промах грозит ей крупными неприятностями, хищница метнулась на глубину, оставляя за собой шлейф блеклой крови. Русий рубил и рубил плавник, чувствуя, как трепещет уродуемое им тело, чувствуя, как выходят последние остатки воздуха. Яростно молотя хвостом помутневшую воду акула, понеслась вверх и — о счастье! — выбросилась на поверхность моря. Всего на миг, но как многого стоил этот миг! Может быть, это была капитуляция, мольба о пощаде, Русий не думал об этом. Ослепленный лучами Солнца, хрипя рвущимися легкими, он все же успел глотнуть воздуха, прежде чем снова очутился под водой. Теперь он был спокоен — он победил.
Последовало еще несколько сильных ударов, и тело акулы обмякло. Разинув в последний раз пасть, она повернулась на бок и начала медленно опускаться вниз. Русий отрезал плавник до конца и оттолкнулся ногами от агонизирующего хищника. Спустя несколько мгновений он будет на поверхности и наполнит легкие воздухом, а акула обречена умереть от удушья — жабры ее, черпающие кислород из воды, требуют постоянного движения, неподвижность равносильна смерти.
Искромсанный, с рваными лоскутами кожи, плавник, брошенный на песок, смотрелся чрезвычайно эффектно.
— Акула, — однозначно бросил Русий.
— Что с плечом? — спросил Гумий.
— Царапина.
— Неплохая рыбка! — Гумий подошел к плавнику и пихнул его ногой.
— Неплохая, — согласился Русий, — а уха должна быть преотличная.
У него предательски дрожали колени и, чтобы скрыть это, он лег на песок. Командор присел рядом с ним.
— Ну как, помог тебе гарпун?
— Да… — Русий изумился самой постановке вопроса. — А откуда ты о нем знаешь?
— Я сам подложил его туда.
— Так ты знал, что на меня нападет акула?
— Конечно. Разве ты не заметил, что я сегоднй соизволил искупаться в море, хотя, как тебе известно, не переношу этого занятия. Под водой я теряю власть над временем, пропадает временная ориентация, а это очень неприятно. Но я все же доплыл до того места, где, по моим расчетам, на тебя должна была напасть акула, и сунул в расщелину обломок гарпуна.
— Но почему ты не предупредил меня?
— Тогда тот, кто за тобой охотится, придумал бы что-нибудь другое. И почему я не помог тебе? Да потому, что ты должен научиться обходиться в подобных ситуациях собственными силами. Может настать день, когда меня просто не окажется рядом. Но сегодня ты вел себя молодцом.
Русий повернул лицо к Командору.
— Скажи, кто он?
— Не знаю. Мы с тобой уже говорили на эту тему. Это очень сильный противник, который может полностью блокировать свои тайные замыслы. Мысли присутствующих здесь чисты, но тем не менее кто-то из них вызвал акулу. Но в данном случае есть плюс — ты можешь вычеркнуть из списка подозреваемых Бульвия. Таким образом, их останется всего двенадцать.
— А Есоний? Кто может поручиться, что он не прятался только что за соседним барханом?
— А кто может поручиться, что там был не Бульвий? Ведь он мог связаться со мной по рации из-за того же соседнего бархана.
— Логично.
— Значит, их тринадцать, — задумчиво протянул Русий. — Но это означает, что ты включил в это число и себя?
— Обязательно. Я тоже не имею алиби. Кто знает, может быть, я просто жажду твоей смерти?
— Для тебя не составило бы труда выполнить подобное желание. Двенадцать.
— Спасибо, — улыбнулся уголками губ Командор.
— Не за что. Я просто реально оцениваю ситуацию.
— Да, их двенадцать. И не вздумай снять подозрение хотя бы с одного из них!
— А Ариадна? Ведь она была рядом со мной во время последнего покушения, я имею в виду тот случай, когда убийца расправился с писцами и гвардейцами и скрылся в секторе А. Кроме того, если мыслить логично, убийцей мог быть лишь кто-то из присутствующих в секторе. А там были четверо: Крим, Этна, Бульвий и Леда.
— Вот именно потому, что она была с тобой! — веско сказал Командор. — Я могу прочитать тебе целую лекцию о психоматическом внушении, но ограничусь несколькими словами. Как ты знаешь, существует три вида внушения. Гипноз — самый простой вид, подразумевающий непосредственный контакт с объектом воздействия. Гипнотелепатия — передача волевого импульса на расстоянии. Это более сложный вид воздействия, требующий большой концентрации воли. И, наконец, психоматическое внушение — самый сложный вид внушения. Он несколько схож с телепатией, но сходство это чисто внешнее. Телепатия имеет пространственные и временные рамки. Как правило, она действенна на расстоянии не более десяти километров, и лишь очень сильные индивиды способны посылать сигнал на большую дистанцию. То же касается и временных рамок. Сигнал принимается непосредственно после его посыла. Это делает невозможным использование телепатии в случае, подобном тому, что только что произошел с тобой. Я знал, что с тобой должно случиться нечто, и контролировал все мысленные сигналы, находящиеся в радиусе стадия от этого места.
— Но Крим! — негромко воскликнул Русий. — Его не было здесь!
— И Ариадны! — заметил Командор. — Не забудь, с ним была Ариадна. Я прощупал и их мысли. Все чисто, то есть гипнотелепатия отпадает. Остается лишь психоматическое внушение. Что это такое? Я уже говорил, что оно схоже с гипнотелепатией, но словно записанной на пластинку. Некто, тот, кто хочет с тобой расправиться, продумывает план и задает мысленный импульс, который, однако, не приводится в действие немедленно, а закладывается в глубинные отсеки памяти. В нужный момент кодовая мысль разблокирует этот импульс, и он передается автоматически. Уловить его невозможно, потому что человек, пославший его, думает в этот момент совершенно о другом.
— Похожим путем мы избавились от Ария, — заметил Русий.
— Нет, это совершенно разные вещи. Схожим там было лишь одно то, что вы использовали отложенный импульс, приведенный позднее в действие с помощью кодового сигнала. Олем был биороботом. А человек, посылающий психоматический импульс, прекрасно понимает, что он должен делать. Его задача — не выдать свои действия. Это самый сильный и неуязвимый вид внушения. Он имеет лишь один недостаток. Так как психоматический импульс не обладает четкой направленностью действия, то чтобы сохранить достаточную силу внушения, импульсатор вынужден поступиться расстоянием. Этот импульс действенен на довольно ограниченном расстоянии, не более того, что я охватил своим мысленным контролем. Лишь зрентшианец способен послать более мощный импульс. Ни один другой гуманоид, пусть даже с колоссальной силой внушения, вряд ли в состоянии послать сигнал дальше чем на несколько сотен метров. Это скорей всего и спасло тебя. Будь этот импульс послан мной, он собрал бы не одну, а с добрый десяток зубастых красавиц. Ты меня слушаешь? — спросил Командор, заметив отвлеченный вид Русия.
— Да… — рассеянно ответил тот и, чуть помедлив, добавил: — Ты знаешь, я обожаю суп из акульих плавников.
* * *
Эмансер очнулся от легкого прикосновения Леды. Нельзя сказать, чтобы оно было слишком ласковым.
— Вставай, — сказала она. — Пора идти.
Кемтянин попытался взять девушку за руку, но она отстранилась.
— Не надо.
Кожа ее была покрыта мелкими холодными пупырышками.
Со стороны Города приближались несколько колесниц. Атланты быстро облачились в хитоны, накинули на плечи черные плащи. Дети Солнца не должны были видеть своих повелителей обнаженными. Боги должны были быть загадочны и немного чопорны. Чопорны, а оттого еще более загадочны.
Это вышло как-то само собой: когда Эмансер хотел забраться в колесницу, куда садилась Леда, выяснилось, что там уже находится Командор. Эмансеру пришлось отступиться и залезть в колесницу Сальвазия.
Как только лошади набрали разбег, Сальвазий сказал Эмансеру на языке детей Кемта, опасаясь, видимо, что его поймет возница:
— Ты сделал глупость. Тебе не следовало трогать Леду.
— Я не уверен, что у меня с ней что-то было, — признался Эмансер.
— Это неважно. Все видели, как вы ушли в дюны, и какое имеет значение, что вы там делали. Вы ушли — и это главное! Леда — возлюбленная Командора. Это может не слишком бросаться в глаза — у них довольно странные отношения, но это так. Я сделал ошибку, не предупредив тебя об этом.
— Не думаю, что мне может что-то грозить. Она сама завлекла меня. И потом, Командор мало похож на ревнивца.
Сальвазий усмехнулся.
— Ты думаешь? Кто знает, какие страсти бушуют в душе этого человека? Если он только человек. Он лишь кажется бесстрастным. Но я уверен, на деле он клубок противоречий. Неразрешимых к тому же. Послушай моего совета, не лезь больше к этой женщине.
— Я люблю ее. Я вдруг понял это.
— Мне жаль тебя.
— Почему? — удивился Эмансер. — Я люблю! Люблю прекрасную женщину!
— Поэтому и жаль. Не спорю, она прекрасна. Но ты любишь ту, которая не любит и не любила никогда и никого.
Возница лихо щелкнул бичом, и колесница загрохотала по разводному мосту. Облако взметнувшейся пыли захлестнуло следующую, последнюю колесницу. Сидевшие в ней Командор и Леда закашлялись.
— Проклятый кемтянин! — раздраженно воскликнул Командор.
— При чем здесь он? Это не его ноги подняли пыль, попавшую нам в горло.
— Зачем ты ушла с ним?
— Просто так! — Леда улыбнулась и вызывающе посмотрела на Командора. — Просто так. Ты же знаешь, я привыкла исполнять свои желания.
— С твоей стороны это было просто неприлично. Ты могла подумать хотя бы обо мне.
— Почему? Почему неприлично? И почему я должна думать о тебе? Ты же знаешь — я не люблю тебя. Я не люблю никого. Меня интересует только удовольствие. Любовь пуста.
Ее слова ранили Командора, но он не подал виду.
— Это твое личное дело. Но все знают о существовании между нами определенных отношений, и будь любезна вести себя соответственно. Я не какой-нибудь мальчишка с третьего кольца!
На губах Леды заиграла циничная улыбка.
— А жаль. Это так приятно — совращать неопытных малолеток!
Не обращая внимания на ее эскападу, Командор продолжал:
— И потом, я бы не хотел делить тебя с каким-то черномазым.
— Как ты вульгарен! Он темнокожий. Кроме того, если ты ставишь вопрос так категорично, мы можем расстаться. Почему ты решил, что его общество мне менее приятно?
— Я могу стереть его с лица земли!
— И что ты этим докажешь?
— Ничего. Я его уничтожу — и все!
— Пожалуйста, — пожала плечами Леда. — Я найду себе другого.
Командор вышел из себя.
— Ты говоришь так, как будто это само собой разумеющаяся вещь!
— Конечно. Ведь так было на матери-Атлантиде. Не ты ли сам устанавливал эти правила?
— Но здесь совсем другая ситуация.
— Чем же? Та же свободная любовь. Те же отношения. Те же общие дети. Разница лишь в том, что здесь нет многоэтажных блоков и прочих «прелестей» цивилизации, и чуть больше Солнца.
— Ну, если ты так думаешь…
— А может, я хочу так думать! — выкрикнула Леда.
Командор замолчал. Возница Агол, немой от рождения, сочувственно посмотрел на него. Он обожал своего господина, и хотя природа лишила его одного чувства, но дала ему какое-то иное, не менее сильное и чуткое. Агол тихо коснулся руки Командора и, встретив его вопросительный взгляд, сочувственно покачал головой. Это не укрылось от Леды.
— А он весьма неплох, этот черномазый. И очень не глуп. Если б ты слышал, как он смеялся над твоими байками о Высшем Разуме и Цели, которые ты пытаешься вдолбить в его мозг. Он просеивает информацию, анализирует ее и делает весьма здравые выводы.
— Например? — Командор попытался пойти на мировую.
— Мы говорили с ним о взаимоотношении человека и общества. Он отверг наш тезис о первичности общества и весьма аргументированно обосновал свое мнение.
— Это образец примитивного мышления.
— А я думаю, он прав.
— В чем же, интересно?
— Личность и в самом деле первична.
— В таком случае ты должна говорить о любви, а не о кошачьем блуде! — нанес удар Командор.
— Это жестоко, — после небольшой паузы процедила Леда. — Ты не боишься, что я тебя ударю?
— Ударь, — предложил Командор.
Рука Леды метнулась к его щеке, но провалилась в пустоту. Командор исчез. Опешивший Агол натянул поводья, подняв лошадей на дыбы. Его губы шевелились, задавая безмолвный вопрос.
— Ты хочешь спросить, где этот проклятый оборотень? — зло крикнула Леда вознице. — Вот он, стоит на обочине!
Агол обернулся в указанном направлении и, увидев своего повелителя, облегченно вздохнул.
— Отвези ее во Дворец! Я пройдусь! — крикнул Командор.
Отрицательно покачав головой, Агол передал поводья Леде и спрыгнул с колесницы.
Леда хотела крикнуть что-нибудь обидное, но передумала и зло хлестнула лошадей. Колесница умчалась.
Агол подошел к Командору и знаком показал ему на короткий меч, висевший на его поясе.
— Я понял тебя, — горько усмехнулся Командор. — Ты хочешь охранять меня. Единственный друг. Ну что ж, пойдем. А все же ты напрасно бросил ее. Я имею в виду — колесницу.
* * *
ДОКУМЕНТАЛЬНАЯ СПРАВКА № 19
Верархонту внутренней Службы Дворца
ДОНЕСЕНИЕ.
5-го дня 6-го месяца сего года сопровождал объект до Дворца. Во время следования объект жаловался на нечуткое отношение со стороны возлюбленной, из-за ссоры с которой и покинул колесницу; сетовал на то, что не имеет друзей. Был подавлен. Более ни о чем доложить не имею.
Агент 2 класса «Немой».
Примечание: Написано рукой агента 2 класса «Немого».
Глава тринадцатая
Это был самый обычный день в Инти Уауан Акус. Яркое безоблачное утро, мгновенно, без предупреждения приходящая жара, негромкий стук копий стражи по базальту мостовых.
Но этот день начался с серьезного разговора.
— Твое поведение, — кричал Инкий, — переходит все границы! Ты даже не можешь себе представить, как далеко завела тебя кровавая похоть! Ты — чудовище! Люди видели кровь, текущую по твоим губам, они отшатнулись от нас. Ты губишь систему. Ты превратил торжество жертвоприношения в кровавую оргию. Янакона бегут из Города, аклья вспарывают себе животы, опасаясь, что будут назначены очередной жертвой на праздник Ягуара. Раньше этого не было!
— Было, — усмехнулся Воолий, — только ты об этом не знал.
Инкий, словно не расслышав этого, горячо продолжил:
— Воины отказываются подчиняться, курака плетут заговоры — того и гляди вспыхнет общий бунт. Мокеро только что доложил мне, что митмак оставили плантации кукурузы на юге!
— Почему ты валишь все это на меня?! — взвился Воолий. — Я не желаю быть козлом отпущения. Все мы в равной степени несем ответственность за происходящие события.
— Все мы?! Кто?! Слета? Герра? Я? Кто из нас пьет кровь? Чьим именем путают детей? Моим или, может быть, Мокеро?
— Ты тоже помешан на крови. Сколько людей было казнено по твоим приказам?!
— Это были предатели или преступники. Мои руки чисты. И потом, я же не пью их кровь!
— Это ритуал, кровь. А зачем палач вырезает ремни? Тебе нравится вид содранной кожи?
— Это устрашает и предотвращает новые преступления.
— А почему ты не думаешь, что я пью кровь ради того же?
— Твои глаза блестят в темноте!
— Чепуха! Это плод твоего воображения. Тебе надо выпить ойвы и успокоиться!
— Предложи это своей бабушке! — вспомнил Инкий старинное ругательство. Воолий рассмеялся.