Сидя в одиночке, Алексей шел впереди на шаг любого зэка в этой зоне, все просчитывал и обдумывал. Что творилось в отрядах и даже среди администрации становилось его достоянием. В зону он и сам не торопился выходить, знал, что она просто наводнена активистами и тихушниками с оперчасти и каждый его шаг будет отзываться эхом в кумовском кабинете.
Когда он пришел в зону, его сразу без разговоров препроводили в ШИЗО. Пришел начальник оперчасти майор и первое, что он предложил Дронову — идти с бригадой вновь прибывших осужденных копать ямки на месте строительства здания нового ШИЗО. Вор наотрез отказался и получил за отказ от работы пятнадцать суток. Странно, почему-то всем отказникам полагалось по десять суток ШИЗО, а здесь сразу пятнадцать. Отсиженный срок прошел, и вновь предложение копать ямки — снова отказ, еще пятнадцать суток и так три раза.
Вор вступил в полемику с начальником, ведь по его утверждению копание ямок — это общественные работы, а не основное производство. Ефремов гнул свою линию и доказывал, что Дронов обязан отработать два часа на общественных работах. Но вору претило само определение — общественность.
Дрон уже досиживает сороковые сутки. Опер Ефрем, конечно обрисовал, что ждет его дальше: перевод в помещение камерного типа, карцер за нарушение режима содержания и так далее, затем суд и тюремный режим.
Все бы произошло именно так, как обещал ему начальник оперчасти, если бы неделей назад в открывшуюся кормушку не влетел запечатанный пакет, содержимое которого было зашифровано, и прочитать его мог только вор.
Вскрывая пакет, Дронов пробежался взглядом по надписи на внутренней стороне: «После прочтения уничтожить». Если кому-то из посторонних попадет в руки эта информация, то на первый взгляд покажется несуразицей и сущей белибердой.
Дронов, ознакомившись с закодированным посланием, был сильно удивлен. Потирая руки от радости, он два часа ходил по камере туда-сюда, обдумывая свежую информацию. Затем развел небольшой костерок на параше из листков ценного пакета. Приоткрыв маленькую форточку окна, стал выгонять дым из камеры. По коридору послышались шаги надзирателя, и предостерегающий оклик:
— Третья камера, почему от вас дымом несет, что в карцер захотелось?
— Командир, да спички закончились, пришлось на лампочку вату ложить (когда нет спичек, так и поступают), прикурить не чем, — оправдывался вор.
Сержант открыл кормушку и, отмахиваясь от дыма произнес:
— Дронов, ты мне дуру-то не гони, прекращай там чифироварение, а то действительно накажу.
— Ладно старшой не злись, — и тихо добавил, — вызови начальника Режимно-Оперативной части майора Кузнецова.
Сержант пообещал исполнить его просьбу.
В пакете находилась действительно очень ценная информация, а исходила она от самого Колдуна, но была переправлена со свободы вором в законе Арканом — сподвижником Дрона. Передавалось многое: нелегальные поступления в зону запрещенных предметов, указывались каналы поставок, имена вольнонаемных работников и сотрудников колонии, завербованных в свое время Колдуном, имена осужденных, являющихся авторитетами в зоне, поставки всего необходимого на объектовые зоны, каким образом выстраивалась иерархическая лестница. Кого нужно было опасаться, на кого можно было опереться, но самое главное — это информация о начальнике из числа администрации колонии, способного оказать содействие уголовным авторитетам. Далее шли слова пароля при встрече. В самом конце — постскриптум:
«Строго для Дрона. Прояви особое внимание и осторожность в отношении нач. оперчасти Ефремова — этот кадр старается «подсидеть» и скомпрометировать начальника… — В место фамилии стояло многоточие, — «При случае поредай эту информацию Ему».
Выходит, что теперь ангелом-хранителем Дронова будет начальник Режимно-Оперативной части колонии.
«Вот это да! — попытался одернуть себя вор, — а ведь стремная штука, якшаться вору с начальником оперов и режимников. Но если повернуть эту ситуацию по-другому, то имея такой компромат на руках, я могу противопоставить ментам свою структуру, а при надобности разморозить зону и поднять в ней бунт. После встречи с Кузнецом я выйду в зону и наведу железный порядок».
Начальник РиОР Кузнецов, начинал свой рабочий день с обхода штаба колонии и посещения штрафного изолятора. Сержант надзорной службы передал ему просьбу осужденного Дронова, что он просит встречи с ним. Зайдя в ШИЗО, майор прошел в дежурный кабинет и попросил начальника смены контролеров привести к нему осужденного с третьей камеры, через пять минут в кабинет ввели Дронова. Начальник попросил дежурного оставить их одних и закрыть дверь. Прапорщик слегка засомневался, но спохватившись, выполнил приказ.
— Ну-с, осужденный Дронов, я Вас внимательно слушаю, что у Вас там стряслось, выкладывайте, — с тенью сарказма произнес Кузнецов.
— У меня-с, гражданин начальник, все тип-поп, а вот у Вас?!
— Что Вы себе позволяете? — возмутился майор.
Дронов обернулся к двери и, убедившись, что она плотно закрыта, тихо произнес:
— Тихо начальник, не кипишуй, дело у меня к тебе, неотложное, — и еще тише сказал:
— Курица весит три килограмма, а когда она стоит на одной ноге, какой ее вес?
Это был вопрос пароля. Дронов ожидал ответа.
— Конечно полтора, но учитывая, что мы с вами разумные люди, все три, — ответил майор.
Вор облегченно вздохнул и решил сразу брать быка за рога:
— Точно, в цвет майор! Чтобы нам попусту время не тратить, перейду сразу к делу. Колдун — мой предшественник передал мне все дела, если говорить серьезно, то наш контакт и будет началом.
— И что же он тебе передал?
— Тебя начальник интересует твои непосредственные сношения с авторитетами зоны или вне ее? Давай начистоту, чтобы не питать иллюзий — фамилия Говоров тебе о чем нибудь говорит?
— Ну, допустим, — сказал Кузнецов, а про себя подумал, что его теперешний оппонент получил в наследство очень многое.
— Говоров — это серьезный козырь, а еще что тебе передали? — спросил заинтересованно майор.
— Откровенно говоря, майор, твой тыл в зоне, пока надежно прикрыт, и о твоих делах никто из начальства не догадывается, но есть одно но…
— Что еще за «но»? — с тревогой спросил Кузнецов.
— А твой «хвостик» или как правильней его назвать — твоя непосредственная неприятность. Помнишь Тернова, который был раскрыт, и его пришлось устранить, — Дрон провел ребром ладони себе по горлу.
— Да-да конечно.
Майор начал проявлять беспокойство. Разве можно забыть, как Тернова, бывшего раскрытого агента Ефремова, придавило листовым железом, соскользнувшим на него с самосвала.
— Колдун вычислил Тернова и его причастность к куму, то есть к оперу Ефремову, ты был на волоске от провала. А знаешь, почему тебя не сдал твой подчиненный?
— Наверно доказательств у него не было.
— Не скажи начальник, а по моим сведениям у Ефремова полно неопровержимых доказательств о твоих делах, просто он хочет войти к тебе в долю. Ты знаешь о его первых шагах в системе органов?
— Ну, так поверхностно, характеристики и прочее. А что, есть какие-то другие зацепки? — спросил заинтересованно Кузнецов.
— Имеются, — хитро улыбнулся Дронов, — Ефремова турнули из оперов, когда он работал в Дзержинском РОВД, и он вынужден был сменить работу, благодаря связям, он и попал сюда. Мы кое-какую почву прозондировали под его ногами, а разве с тобой Колдун не делился своими соображениями?
— Колдунов занимался моим прикрытием и смотрел за порядком в зоне и сильно не посвящал меня в подробности.
— Ну, тогда открою тебе маленький секрет, последний разговор «сексота» с опером был подслушан человеком, подосланным Колдуном, тому пришлось провести ночь и половину дня в кабинете Ефремова, лежа на дне его кожаного дивана.
— Хм! Ну, вы и артисты! — Кузнецов скривил в усмешке губы.
— Да уж поверь, тот артист и спас тебя. Ефремову стало известно о твоей расконвоированной бригаде, которая строит твое безоблачное будущее, о кое-каких поставках на выездные объекты, о землях под нелегальное строительство…
Кузнецов внутренне собрался, не хотелось делать вид, что его удивляет откровение Дронова.
— Больше Ефремову ничего не известно, но он роет под тебя здесь в зоне, пытаясь насадить своих людей, но его потуги похожи на пробуксовку на месте. Главное — это твои законспирированные связи с подполковником Говоровым из управы. Дальнейший путь цепочки некоторых лиц остается недосягаемым для него.
— Ты думаешь, он следит за мной за забором? — напрягся майор.
— Если он один, то не думаю — это слишком накладно и рискованно, у него нет столько денег и надежных связей, чтобы устраивать за тобой слежку. Сдать тебя в ОБХСС он не может, это не того сорта ягода, а вот твои деньги и связи… Мне кажется он готовит на тебя компру.
— Что за информация?
— У кума есть еще кто-то, кто сливает ему подноготною о серьезных делах в зоне.
— На то он и начальник оперчасти, чтобы держать все под контролем, пусть занимается своим делом, а вот вынюхивание моих следов — это меня больше волнует.
— Я думаю, что он идет широким фронтом, сначала в его планах накрыть зоновский общак, а затем обложить тебя со всех сторон флажками, на него работает кто-то опытный. Знать бы — кто?
— Ты имеешь в виду кто-то из администрации или из числа зэков?
— У меня есть наметки, но без выхода в зону я не смогу вычислить тихушника. Да он и опасен только нам, блатным. Это пока. Ефремов через твою голову пишет рапорта хозяину или в управу?
— Не замечал, мне бы было известно в первую очередь, со всеми оперативками он делится со мной. Кстати о тебе тоже есть немало информации и до сегодняшней нашей встречи ты был на полном прицеле у меня и начальника колонии. Однако меня удивил неожиданный поворот в твоей судьбе. Я догадывался, конечно, что когда-нибудь, после этапирования Колдунова, кто-то займет его место, но чтобы вот так неожиданно! Да, воровской мир не перестает меня удивлять, но по моим сведениям, ты являешься вором в законе, не стремно тебе со мной общаться, ведь не по понятиям, — Кузнецов явно хотел завладеть ситуацией.
Дронов улыбнулся: знания азов воровского кодекса, свойственны администрации, иначе бы не существовало красных зон, куда вору заказан путь.
— Я согласен, когда затронута принципиальная точка зрения по поводу некоторых соприкасающихся интересов системы МВД и воровского сообщества, но от обоюдной выгоды, наша воровская эпархия не пострадает, в ней только прибудет. Мы приближаемся к восьмидесятым годам, и далекие тридцатые и сороковые уже имеют принципиальные различия с нашим временем: рождаются новые поколения, люди меняются, а с ними подмена воровских законов и понятий. В вашей системе ведь тоже идет смена, — Дрон испытующе посмотрел на Кузнецова.
— Что ты имеешь в виду?
— Ну как?! Старики, служившие системе Гулага, передали эстафету сыновьям, и сейчас приходит номенклатура не чистая умами и на руку. Фронтовики и ветераны были идейные, можно сказать не припорошенные гнильцой преступного соблазна, а теперь их сменили новые, современные кадры. Я понимаю: жить хотят все, но не все умеют.
Я вот свою идею не продаю, меня сломать трудно, хотя методы КГБ и МВД сейчас достигли таких беспредельных высот, что не берусь судить о завтрашнем дне, — Дронов опять посмотрел пристально в глаза майору и как бы снисходительно добавил, — вы уже не те защитники Родины и меняетесь с поразительной быстротой, нам за вами порой не угнаться, вот и приходится воровскому миру пересматривать свои взгляды на жизнь и наводить мосты с вашей системой, учитывая финансовые интересы. Тюрьмы, лагеря остаются, а нашего брата все прибывает, и приходит, поверь не идейная блоть, а поросль, подернутая совсем другим покрытием.
— Дронов, тебя послушать, так мы должны изменить свои взгляды и либеральничать с ворами! Тогда завтра мы будем ходить на свободе по струнке, и жить по вашим воровским понятиям. Нет уж, уволь, лучше по закону!
— Это говоришь мне ты — идейный борец за капитальные вложения в собственный карман. Вот ты — начальник хочешь иметь все, но государство не дает тебе такой возможности. О каких законах ты говоришь? Да плевал ты на их законы! По сути — ты против государства, так как сам добываешь себе права на лучшую жизнь.
Дронов сделался серьезным. Майор условным жестом перебил его, и настороженно взглянув, спокойно сказал:
— Я думаю, мы отвлеклись от темы, нам нужно с тобой что-то решать, ты сидишь за управлением, и может быть в ближайшее время тебя этапируют в другое место. Лично мне сдается, что тебя не случайно управление лагерей забросило в эту зону.
— Ты о чем, майор? — скривил губы вор.
— Об ошибке, допущенной в управлении, тебя должны были направить в Восточную Сибирь или напрашивается другой вывод, что путевку тебе выписали сами воры, ведь таким же образом направляют авторитетов в зоны? — спросил Кузнецов.
— В конкретном случае, тебя майор не должно это сильно волновать.
— Как это не должно волновать?! А ты знаешь, что мне пришло тайное письмо от твоих собратьев, которые не просили, а требовали, чтобы я задержал тебя в этой колонии. Если бы не оно… — майор закурил, — у меня несколько рапортов от Ефремова лежат в сейфе, чтобы я довел до сведения оперативный отдел управления.
— Ну, и зачем дело встало?
— Я жду, когда из управления придет подтверждение на твою отправку.
— Майор, не дождешься, ты же сам высказал свое предположение, что я прибыл сюда по путевке, а такие дела решаются только через управу. Так что, хочешь — не хочешь, а тебе придется выпустить меня в зону.
— Администрация учреждения не вправе тебя выпускать, я один не в силах принимать такое решение, — пытался перетянуть на себя одеяло Кузнецов.
— Я постараюсь следить за своими словами и действиями. Выйду в зону, эксцессов не будет, наведу порядок среди братвы, потом закрывай меня без разговора. И еще: мне нужно тебя обезопасить, выявить сексота. Свяжись с Говоровым, вам необходимо присмотреться, нет ли за вами скрытой слежки.
— Ты думаешь, со стороны Ефремова дует ветер?
— Все может быть, не расслабляйтесь начальнички; одним словом майор, мне нужно позарез выйти в зону и потом раз или два побывать на Тарбазе. Там мне предстоит решить несколько дел, а заодно и твой вопрос обдумаем. Если кум-Ефрем за тобой слежку устроит и попробует разнюхать твои связи, ему придется перекрывать пути дорожки, а при необходимости и кислород. Да-да, не смотри на меня так, как будто ничего не понимаешь. Иначе он займет твое место, а ты окажешься на нарах.
— Ну, хорошо, я подумаю, как тебя выпустить, может быть, поговорю кое с кем из управления.
— А если по-хитрому сыграть? — оживился Дронов.
— В смысле?
— Да идейка у меня одна возникла, здесь на медне парнишку осудили и отправили на тюрьму.
— А-а, Семенова за драку. Да-да было такое дело. И что из этого?
— А ты вспомни начальник, как его из БУРа в зону выпустили, а ведь он под следствием сидел в ШИЗО до суда. Когда срок БУРа закончился, его по ошибке вывели в зону. Через две недели суд приехал, а Семена в БУРе тю-тю, сбились с ног, разыскивая его.
— Да, действительно, я потом холку всем намылил и режимникам и операм, вот тоже раздолбаи, а если бы он своего потерпевшего добил, тут бы и до управления дело дошло.
— Вот и я о том же, майор, — воодушевился Дронов, — у меня пятнадцать суток заканчиваются через два дня. Пусть какой- нибудь из твоих раздолбаев выпустит меня в зону, а если Ефремову капнут, что меня хотят освободить, ты как-нибудь отреагируй.
— Ладно, Дронов, договорились: выйдешь, но смотри не затевай сильных разборок, знаю я ваши сходки блатные, если вас по оперативной информации накроют, не обессудь, мы работать умеем.
— Да и мы не лыком шиты начальник, как-нибудь разгребем и ваше и наше дерьмо.
Кузнецов тихо встал и, подойдя к двери, резко ее открыл. В коридоре никого не было, он крикнул начальника смены и приказал препроводить осужденного в камеру.
После того, как увели Дронова, у Кузнецова тоже возникла идея. На днях, когда состоялась планерка у начальника колонии, был поднят вопрос, кого направить в командировку в Алтайский край, в город Рубцовск. Управление ИТУ Новосибирска распорядилось, чтобы от каждого учреждения был выделен один человек. Набиралась бригада лучших оперативников по Исправительным колониям области. В программе по обмену опытом работники оперативных частей должны посетить Исправительные колонии Алтайского края и Кемеровской области. Мероприятие укладывалось в неопределенный срок, нужно срочно подготовить компетентного работника, и лучший выбор пал на майора Ефремова, возглавлявшего оперчасть учреждения.