— Давно бы так, — ликуя, заявил Алаярбек Даниарбек во всеуслышание, но ликование сразу же погасло, так как холодной волной пролились на голову джигита слова Файзи:
— Плох тот начальник, который слушает много советов. Когда слишком много советов, среди них слишком мало хороших. А я начальник? А? Товарищ Алаярбек Даниарбек?
После случая с Амирджановым Файзи преобразился. Отряд почувствовал командирскую волю и подтянулся.
Глава четвертая. ШТУРМ ПЕРЕВАЛА
Что бы они потеряли следы твоего коня,
переставь задом наперед подковы,
подобно туркмену.
Бабур
После разговора с мергеном Файзи сказал Алаярбеку Даниарбеку:
— Вернуться назад нельзя, оставаться здесь нельзя, лететь через горы нельзя, крыльев нет, — веди нас.
Как жаль, что только Файзи, один Файзи видел снисходительно презрительный и в то же время торжественный взгляд Алаярбека Даниарбека.
Он раздвинул борта своего халата, засунул большие пальцы за бельбаг, выпятил грудь и, набрав с важностью воздуха, сказал:
— Поведу!
Нет сомненья, Алаярбек Даниарбек знал горную страну. Он чувствовал себя здесь как дома. Он уверенно вёл отряд по таким местам, где вообще отсутствовали на первый взгляд дороги. Иной раз он отказывался от проторен-ной тропинки и сворачивал на козью дорожку, смело пересекая болотистые луговины, заросшие густой травой и мхом, решительно загонял своего хрупкого на вид, но мускулистого, точно антилопа, Белка в поток, не имеющий на первый взгляд и подобия брода, продирался сквозь заросли шиповника, заставлял бодро стучать копытцами своего Белка по гладким плитам гигантских нагромождений первозданных пластов горных пород.
Алаярбек Даниарбек был очень высокого мнения о своих талантах. Он не терпел ничьего превосходства. Он любил поговорить, наслаждаясь звуками своей речи, но порой забывал о том, что сам хотел сказать. Мысли его растекались в словесных красотах. Белое неожиданно становилось черным, а черное белым к искреннему удивлению самого Алаярбека Даниарбека. Обнаружив, что его знания сейчас очень нужны, Алаярбек Даниарбек не удовлевторился скромной славой юльчи. Словесный поток заводил его дальше, и он расхвастался. Ему хотелось, чтобы эти тропы и овринги, раз их знает он — Алаярбек Даниарбек, — были исключительно хорошие, необыкновенные, достойные рекомендации, его, Алаярбека Даниарбека. Нет, он — знаменитый проводник — не может советовать какую-то там плохонькую, никчёмную дорогу. Ход мыслей Алаярбека Даниарбека, примерно, был таким: знает ли он дорогу? Знает. Можно ли перебраться через перевал сейчас, в такое время года? Можно. А не тяжелый ли перевал? О нет, разве Алаярбек Даниарбек посоветует тяжёлую дорогу? Значит, хорошая дорога? Конечно, раз он — Алаярбек Даниарбек — поведёт отряд, можете быть спокойны. Сомневаться он никому в своих способностях не позволит.
Зная Алаярбека Даниарбека, доктор несколько раз предупреждал его: «Не хвастайте! Осторожнее!»
— Пётр Иванович, я знаю! — протестовал Алаярбек Даниарбек.
Он действительно знал. Судя по карте и компасу, он вёл отряд правильно. Он срезал углы и извилины главной тропы, проявляя изумительный нюх. Он обходил селения на такой высоте, куда забирались только горные козлы, и о существовании жилья можно было догадаться только по чуть видным где-то в бездонной глубине столбикам дыма, но дорога была ужасная. Временами казалось, что вообще никакой дороги нет, что Алаярбек Даниарбек ведет отряд очертя голову, через горы напрямик. Амирджанов, разбитый ездой, усталостью, потерявший всякое представление о времени и пространстве, хрипло спрашивал:
— Что там за кишлак? Как его название? Но бойцы только бормотали:
— Худа мидонад! Бог знает!
И Амирджанов растерянно устремлял взгляд на карту в планшете, ничего не понихмал и бормотал: «Шайтан!»
Он попытался спросить внезапно вынырнувшего навстречу угольщика, гнавшего перед собой двух ослов:
— Куда ведет эта дорога?
Угольщик пальцами залез в свалявшуюся кошму — бороду — черноты необычайной, и пробасил поводя цыганскими глазищами:
— Куда? Дорога? По этой дороге плохие люди по своим разбойным делам бегают. За границу...
— За какую границу? — поразился Амирджанов.
— Известно за какую! — И, угрожающе захрипев на своих ишаков, угольщик погнал их под откос в роскошную прохладу долины, а бойцы отряда лезли всё выше и выше среди каменной неразберихи скал, валунов, щебня, поросших непробивной сеткой колючих кустарников.
«Дикий подъём!» — думал доктор, видавший виды. Тропинка, покрытая шевелящейся, движущейся, точно специально дроблёной щебёнкой, лезла прямо по гребню вверх и, если бы она шла не зигзагами среди гигантских выступов могучих плит, вообще невозможно себе было представить, как тут можно подняться. С треском сыпались песок и пыль в лицо, в глаза, поднимая позади. Пришлось спешиться. Припекало солнце, напряженное дыхание разрывало грудь, сердце дико колотилось, ноги скользили, спина взмокла от пота. Кони, отчаянно напрягаясь, карабкались по камням, скрежеща подковами. «Хватайтесь за хвост!» — командовал Алаярбек Даниарбек. Он по-бычьи наклонил голову и, устремившись вперед всем своим плотным маленьким туловищем, шагал и шагал. Он двигался бодро, но годы брали своё, и те, кто карабкался сзади, видели, как вздулась под чалмой его толстая шея, ставшая совсем фиолетовой. Алаярбек Даниарбек взял под локоть Файзи и поддерживал его. Чем-то горячим обдало все внутри у доктора и чувство благодарности, уважения поднялось в душе к грубоватому и хитроватому самаркандцу, Алаярбеку Даниарбеку, болтуну, балагуру, пройдохе, шуту и гаернику, но по сути, человеку с большой душой. Помощь очень нужна была Файзи, потому что приступ внезапного кашля сотрясал всё его высохшее тело и он временами совсем задыхался. Доктор несколько раз пытался нагнать Файзи, чтобы тоже помочь ему, но с помощью Алаярбека Даниарбека тот уходил всё дальше. А подъём всё продолжался. Люди ползли порой просто на четвереньках. «Цари природы»,— саркастически подстегивал себя доктор, чувствуя, что вот-вот бешено бьющаяся на виске жилка лопнет и тогда... Жилка напрягалась, билась, но не лопалась, а подъём продолжался. Сколько времени прошло?.. Но когда-нибудь подъём всё же кончится? И, наконец, он кончился. На широкой поляне сидели Файзи и Алаярбек Даниарбек и дышали быстро, судорожно. Лошади сразу принялись щипать сочную траву.
Постепенно на полянку взбирались бойцы отряда. Им было трудно, но никто из них не выказал недовольства или раздражения. Все спокойно выходили и, задыхаясь, падали на траву, Коней никто не стреноживал. Всё равно никуда убежать они не могли. Здесь, наверху, дышалось свободнее, дул ветерок с близкой снеговой вершины, выглядывавшей из-за крутого, поросшего древовидным можжевельником бока горы. Посреди полянки плескался и бурлил весёлый ручей, прозрачностью споривший с горным хрусталем. Вид был поразительно мирный и приятный. Аккуратные деревца арчи, похожие на молодые кипарисы, белоствольные с нежно-зеленой листвой березки, голубые анютины глазки, восковые жёлтые лютики роднили полянку с пейзажами Левитана. Куда исчезла суровость природы скалистого Гиссара? Кто мог бы подумать, что в нескольких шагах тонко звенящий ручей низвергается в мрачную пропасть, из которой только что с величайшим трудом и напряжением выбирались люди.
На опушке березовой рощицы дымились конусообразные кучи земли, около них видны были суетящиеся чёрные фигуры. Доктор по своей привычке поспешил посмотреть, что там за люди и обнаружил, что это угольщики жгут уголь.
На приветствие «хорманглар — не уставайте!», они ничего не ответили и только удивленно глянули на доктора.
— Э, — сказал Петр Иванович, — покажи-ка.
Один из угольщиков ковылял на самодельном костыле, судорожно поджимая обмотанную тряпками ногу. Он нехотя позволил себя осмотреть. Рана была ужасная, видно, угольщик ударил себя топором: «Хорошо, брат, что я вовремя приехал, а то отправился бы ты Ad patres — к праотцам. Гнить бы ты, батенька, начал!» Угольщик сразу же почувствовал уверенные опытные руки и терпеливо сносил боль, только изредка издавая сдавленные стоны. Пётр Иванович действовал быстро, профессионально. Алаярбек Даниарбек, облачившись в белый халат, извлечённый из хурджуна, кипятил воду и подавал доктору инструменты. Файзи поглядывал нетерпеливо на солнце и расспрашивал угольщиков про дорогу. Только двадцать минут понадобилось Петру Ивановичу, чтобы закончить операцию.
— Ну-с, товарищ больной, — сказал он, отправив Алаярбека Даниарбека к ручью мыть инструменты, — через недельку-другую будешь прыгать козлом. Вода здесь у вас дистиллированная, воздух асептический. Только ходи с костылем, не труди ногу.
— Ты, табиб?
— Да, я доктор.
— Ты русский? А они кто? — Угольщик показал на Файзи и его бойцов. — Они басмачи? Как ты к ним попал?
— Какие басмачи? — удивился доктор. — Они советские люди, большевики. Красная Армия!
— Ийе, — удивился угольщик, — где же у них острые сатанинские шапки, где звезды? Ой, ой, — заохал вдруг он. — Зачем же вы поехали на эту гору. Беда вас ждет... Я думал вы из басмачей... Наверху, на перевале, басма-чи... Только сегодня утром они приехали на перевал. Ждут кого-то.
— Много их? — быстро спросил Пётр Иванович. — Сердце у него дрогнуло.
— Сотни три наберётся, — сказал угольщик. — Они ждут кого-то. Сейчас один наш угольщик с перевала шагал. Видел их...
— Тот... с двумя ишаками?
— Да.
— Что же он нам ничего не сказал.
— Он думает: дел чужого не касайся. Те грабители, кровопийцы из Матчи. Плохой народ. Наших людей обижают, наших женщин, девушек обижают. Пусть в огне сгорят их тела.
— Ну, выздоравливай, друг, — торжественно пожал руку угольщику доктор и, застегнув сумку, поспешил к Файзи, нетерпеливо пощёлкивающему камчой по голенищу сапога.
Новость о басмачах ошеломила Файзи и он явно растерялся. Откуда здесь быть басмачам? Матча лежит далеко на восток. Откуда матчинский бек мог узнать о движении отряда?
Созвали военный совет.
— Хм, очень мы испугались, — пренебрежительно хмыкнул Алаярбек Даниарбек, — засели господа басмачи на горке, так что же? Больше нам ехать что ли некуда? Они сидят на одной горе, а здесь тысяча горок. На все горы их не хватит. Едем.
— Куда едем? — удивился Файзи.
— Поедем! — и Алаярбек Диниарбек перешёл на шёпот:
— Через Падрут не поедем, через Пять речек тоже. Теперь через Мухбельский перевал поедем, дальше на Тимшут. Придётся к Юнусу послать людей, предупредить, пусть за нами поворачивают.
Крепко схватив под уздцы своего конька, он ласково заговорил с ним:
— Белок ты мой миленький, придётся нам теперь вниз спускаться. Уж ты на меня не сердись, душа моя.
А сердиться можно было, и все сердились. Больше всех злился Амирджанов.
— Какие там басмачи, — ворчал он, — выдумки! Столько сил потратили. Коней надорвали. Сами еле-еле заползли на гору, а сейчас всё насмарку и приходится скатываться, рискуя сломать шею, вниз.
— Веселее, веселее, — прыгая точно мячик по камням, кричал Алаярбек Даниарбек, — поскорее, видите, солнце клонится к западу, веселее!
Спустились очень быстро. Вверх лезли часа четыре, а здесь через минут пятнадцать уже пили ледяную воду из Шинка.
Алаярбек Даниарбек посмотрел вверх, показал в пространство дулю и важно сказал:
— Нате, выкусите.
И бодро похлопав по белоснежной, бархатной шее Белка, тропотой помчался вдоль берега. За ним устремился весь отряд.
Они ехали с час. Поравнявшись с доктором, Амирджанов сказал:
— Смотрите, смотрите, вон киик!
— Где, где?! Не вижу.
— Дайте скорее ваш винчестер.
Нетерпеливо дернув плечами, доктор начал стягивать винчестер. Мгновенно прицелившись, Амирджанов выстрелил. Раз, другой, третий.
Выстрел прозвучал неестественно громко и тысячным эхом на него отозвались стены ущелья и далекие скалы, над которыми взлетели неизвестные птицы.
— Кто стрелял? — послышался голос Файзи.
— Я. Что и стрелять нельзя? — спросил Амирджанов. — Вон киик, я в кийка целил.
— Вы разве не понимаете, что нельзя стрелять? — гневно заметил Файзи. — Если б мой боец так сделал, я бы его расстрелял.
Он не шутил. Амирджанов побледнел, что-то хотел сказать, но предпочёл смолчать. Он протянул безмолвно винчестер доктору.
— Ты тоже виноват, брат мой, — медленно добавил Файзи, обращаясь к Петру Ивановичу, — не должен ты давать своё оружие... никому. Ты в моём отряде и... и...
Он подыскивал слово, но так и не сказал его. Долго не оставляло Петра Ивановича чувство неловкости.
«Идиотизм, — мучительно думал он, — и не сообразил я. Разве можно позволять стрелять сейчас. Теперь басмачи знают, где мы. И так мечемся, как угорелые, по ущельям...»
Но Алаярбек Даниарбек неожиданно остался очень доволен.
— Они станут нас искать внизу, а мы сейчас наверх... наверх.
Казалось, он сошел с ума. Кинувшись на коне вплавь через безумствовавший Шинк, Алаярбек Даниарбек промок до костей сам и заставил вымокнуть всех бойцов. После переправы он сразу же подался в дебри, скалы, заросли.
До поздней ночи из последних сил бойцы карабкались на перевалы, спускались в ущелья, пробивались через тысячелетний арчовый лес, где росли корявые, покрытые космами седого мха, гиганты в десять обхватов, перебирались по валунам через внезапно разверзавшиеся под ногами потоки...
Как Алаярбек Даниарбек мог разобраться в лабиринте перевалов, ущелий, скал, лесов? Но даже Файзи растерялся, когда вдруг он без всяких раздумий, смело повёл отряд по скользким камням в темную бездну, в которую, ревя в облаке водяной пыли, низвергался водопад. «Точно Ниагара»,— подумал доктор, вспоминая рисунки Ниагарского водопада. Конечно, здешний водопад был во много раз меньше, но все же грохочущие массы падавшей с боль-шой высоты голубой воды производили величественное и грозное впечатление.
«Куда же Алаярбек Даниарбек вздумал лезть?» — спрашивал себя доктор, когда радужные брызги обрушивались ему в лицо, но окликнуть Алаярбека Даниарбека нечего было и думать, — такой рев стоял в ущелье, похожем на глубокий колодец. Кони жались и вздрагивали. Ноги их неуверенно ступали по мокрым, прозеленевшим плитам, отполированным до глянца водой. Сюда серо-голубой свет проникал неверный и дрожащий.
Алаярбек Даниарбек, не слезая с Белка, поехал прямо, и все «открыли рот изумления», потому что показалось, что всадник вместе с конем нырнул в стремнину водопада и неминуемо должен был погибнуть. Но один за другим всадники вступали в стену брызг и оказывались в узком, наполненном громом проходе между водяной стеной и каменной мокрой скалой.
Еще несколько шагов — и весь отряд проехал под водопадом. Теперь всякий понял, что Алаярбек Даниарбек дорогу знает, и притом дорогу самую сокровенную.
— Теперь Юнус не найдет дороги под водопадом, — сказал Алаярбеку Даниарбеку Файзи, — придётся нам ждать.
— Зачем? Юнус уже здесь.
— Как?
Действительно, из-под водопада выезжал уже долгожданный Юнус с группой бойцов.
Но радоваться и обниматься Алаярбек Даниарбек не позволил.
— Скорее, скорее, — кричал он. — Перевал далеко, времени мало.
На заходе солнца отряд уже ехал по снеговому насту через гигантскую впадину, именуемую геологами «горным цирком». Вся левая сторона «цирка» пламенела в лучах заходящего солнца, а правая тонула в синих тенях. Копыта лошадей поскрипывали в снегу. В разреженном морозном воздухе дышалось поразительно легко, и кони весело бежали, точно им не пришлось весь день карабкаться по скалам и перевалам.