— Ну… ты сам понимаешь, когда перед тобой статуя, а рядом на полке стоят банки с краской, очень трудно удержаться.
Я вынужден был признать, что в его рассуждениях есть резон, однако, если отвлечься от чистой психологии, это нисколько не улучшало моего положения. Новость потрясла меня до глубины души.
— Боже мой, — повторил я, — что начнется, когда они увидят!
— Ага.
— Это же будет светопреставление!
— Шум точно поднимут, — согласился он. — Да, сэр, мало не покажется. Так и забегают. Крику будет… ое-ей. Но ты только не сознавайся, стой на своем, и они отстанут.
— Хрена лысого они отстанут! Не валяй дурака! Никто и слушать не станет. Я здесь пробыл уже достаточно времени и немало наслышан о твоих фокусах. На твоей репутации клеймо негде ставить. Мисс Бринкмайер мигом поймет, что к чему. Встань я хоть на голову, все равно не поверит.
— Тогда я даже не знаю… — вздохнул он.
— Не знаешь, вот как?
— Нет, сэр. Раз уж не успеть туда с тряпкой и карболкой, ничего не поделаешь.
Просто возмутительное равнодушие!
— Как это, ничего не поделаешь? Надо…
— Что?
Я замолк, лихорадочно ища способы спасения. Потом вдруг меня осенило.
— Да я просто сбегу!
— Что, совсем?
— Да!
— И куда же?
В моем мозгу постепенно вырисовывалась четкая схема.
— Слушай внимательно! Тебе скоро придется вернуться в Англию…
— Зачем это? — удивился он.
— Как, зачем? Ты же там живешь.
— Ах, да… Я как-то не подумал.
— Нужно присматривать за поместьем…
— Чего? У меня есть поместье?
— Ну да, как же без него. И потом, положение в обществе обязывает, не говоря уже об арендаторах и всем прочем. Тебе так или иначе придется вернуться.
— Я не могу!
— Что?
— Да не могу, и все тут! — завопил он. — Что я понимаю в поместьях? Да еще эти арендаторы — они же меня на смех подымут! Только Англии еще какой-то не хватало…
— Ты поедешь, — твердо сказал я. — Все получится, вот увидишь, потому что я буду рядом и смогу тебе советовать. Сбегу отсюда, проберусь на корабль, и мы поедем вместе. Что-нибудь придумаем, например, усыновишь меня — старый Плимсолл знает, как это делается, — я поселюсь в Бидлфорде, поступлю, как положено, в Итон, потом в Кембридж, буду управлять с тобой поместьем, а потом стану тебе опорой на склоне лет. Тебе останется лишь жить в свое удовольствие и лелеять свои старые кости.
— Такой план, значит…
— А что, разве плохой?
— Понятно.
— Но сначала, чтобы улизнуть отсюда, мне, само собой, понадобится некоторая сумма. Прямо сейчас пошли мне несколько сот долларов — с посыльным, в запечатанном конверте без надписи, чтобы хватило на дорогу до… Алло! Алло! Ты слушаешь?
Он не слушал. Мерзавец повесил трубку. Я вышел из телефонной будки, не помня себя от ярости и разочарования. Да, именно так, не помня себя. Все было кончено. Поступки человека говорят больше, чем слова, а судя по последнему поступку гнусного младенца — по его реакции на первое же упоминание о расходах, — он решительно и бесповоротно отказывался от всякого участия в совместном предприятии, не желая делиться ни единым пенсом.
Тем не менее деньги нужны были мне, как воздух. Грозовые тучи уже собрались на горизонте, и удар молнии не заставит себя ждать. Не нужно обладать слишком острым умом, чтобы, узнав о статуе, мигом сообразить, что единственный путь в такой ситуации — немедленное бегство.
Остаться здесь означало бы не только попасть под лавину унизительных поцелуев от Бринкмайера и ужасных Мичиганских Матерей — это я еще, стиснув зубы и собрав в кулак все душевные силы, мог бы вытерпеть, — но и навлечь на себя позор и общественное порицание на фоне красноносой статуи. Более того, за публичным позором несомненно последует приватное выяснение отношений с мисс Бринкмайер — женщиной, которая до сих пор удерживалась от того, чтобы надрать мне уши, лишь ценой невероятного усилия воли. Теперь же, будь ее сила воли даже воистину титанической, перспектива быть жестоко отшлепанным одежной щеткой выглядит для меня более чем вероятной.
Итак, необходимость достать деньги, и как можно скорее, встала передо мной со всей очевидностью. Однако столь же очевидным было полное отсутствие каких-либо финансовых источников.
Впрочем, остается еще Эгги. Нет никакого сомнения, что, будучи должным образом проинформирован о состоянии моих дел и о том, что лишь временная ссуда с его стороны способна послужить барьером, отделяющим возлюбленного кузена от одежной щетки, он пойдет мне навстречу. Но как установить контакт? Я не имел ни малейшего понятия, где живет Эгги, а бродить с вечеринки на вечеринку в слепой надежде его встретить, не имел ни времени, ни возможности.
Тем не менее деньги нужны срочно. Еще несколько часов, и будет поздно.
Ситуация представлялась безнадежной. Вывод малоприятный, однако приходилось с ним смириться. Лунка далеко, лимит ударов исчерпан, оставалось лишь ждать и надеяться, что телефонный справочник или толстое полотенце, подложенные в мои короткие штанишки, помогут хоть немного смягчить неизбежное.
Погруженный в печальные размышления, я оказался возле двери в гостиную. Двери как таковой, собственно, не было, только проем, скрытый занавеской. Проходя мимо, я внезапно услышал голос.
— Ну, да, — произнес он. — Само собой.
Потрясенный, я замер на месте. Голос принадлежал Эгги.
14
Сначала я решил, что мне почудилось. Уж слишком вовремя он появился — как чертик из коробки, в тот самый момент, когда нужен больше всего. Будь я Аладдином с лампой в руках, и то бы так не удивился, когда из нее вдруг повалил дым.
Я на цыпочках подкрался к занавеске и осторожно заглянул внутрь.
Эгги, на этот раз никакого сомнения. Он сидел на краешке стула и посасывал набалдашник трости. Напротив сидела мисс Бринкмайер, спиной ко мне, но лицо Эгги я видел достаточно ясно. Как всегда в это время суток, оно отдавало зеленью, что, впрочем, не сильно его портило. Эгги принадлежал к числу тех, чьим выразительным аристократическим чертам зеленый цвет только идет.
— Рада, что вы согласны со мной, — говорила мисс Бринкмайер с необычным для нее дружелюбием, словно нашла, наконец, родственную душу. — Преподаватель риторики должен разбираться в таких вещах…
Загадка разъяснилась. Сложив два и два, я легко понял, в чем дело. Энн говорила, что нашла для Эгги работу, младенец Кули упомянул о сегодняшнем уроке риторики, а утром, когда пришел лакей с докладом, Бринкмайерша тоже сказала что-то в этом роде.
Так что все просто, и я нисколько не удивился, обнаружив Эгги в подобном качестве. С тех пор, как в фильмах появился звук, в Голливуде шагу не ступишь, если не потратишься на уроки правильного английского. Предприимчивые британцы здесь так и кишат, и. не найдя другой работы, как правило, дают уроки дикции и риторики. Дипломы и рекомендации никого не интересуют, вполне достаточно быть англичанином. Я слышал даже об одном с заячьей губой, который тем не менее неплохо зарабатывал.
— В звуковых картинах, — продолжала Бринкмайерша, — правильное произношение — это все. Не помогут ни внешние данные, ни актерское мастерство, ни личное обаяние, если ваш голос отпугивает зрителей.
— Верно.
— Как, например, у этого ребенка. Вам случалось смотреть фильмы с его участием?
— Пока нет, — замялся Эгги. — Знаете, то одно, то другое…
— Вот видите! Вы ведь приехали из Англии…
— Да, конечно.
— Из Лондона?
— Да.
— И до сих пор, надо полагать, жили там.
— Более-менее.
— А фильмов с Джо Кули ни разу не видели. Вот что я имею в виду. Мистер Бринкмайер твердит, что голос у этого постреленка нормальный, мол, смотри, сколько он собрал в Канзас-Сити или там где-нибудь еще, и все такое прочее, а я отвечаю, что Америка — еще не весь мир.
— Вы совершенно правы.
— Нельзя сбрасывать со счетов Великобританию и колонии. В Лондоне у нас полный провал, говорю я мистеру Бринкмайеру, и вот теперь вы, англичанин, подтверждаете мои слова. Вы его даже не видели.
— Нет.
— Думаю, и никто у вас там не видел, судя по сборам. А почему? Потому что у него такой жуткий среднезападный акцент, пушкой не прошибешь!
— М-да…
— Я давно уже втолковываю мистеру Бринкмайеру, что, если речь мальчика хоть немного не отшлифовать, сборы начнут падать.
— Да, безусловно.
— Разумеется, речь вовсе не идет о постановке идеального оксфордского произношения. Существует ведь нечто среднее, как говорят образованные люди повсюду, к примеру Роберт Колман и другие.
— Угу, — снова кивнул Эгги.
— Вот этому я и хочу, чтобы вы его научили.
— Ясно.
— Впрочем, я не знакома с вашими методами, — продолжала она. — Мисс Баннистер сказала, что вы самый известный преподаватель в Лондоне и готовили даже дикторов для Би-Би-Си…
Эгги вздрогнул, едва не подавившись тростью.
— Э-э… Энн сказала? — промямлил он.
— Да. Она упомянула также, что у вас лучше всех получается сглаживать ланкаширский акцент. Вот я и подумала, что влияние Огайо также окажется вам по зубам.
— Само собой, — надул он щеки. — Посмотрим, что можно сделать… Э-э… как поживает мисс Баннистер?
Последнее его замечание, в отличие от других, было встречено отнюдь не благосклонно. Мисс Бринкмайер холодно выпрямилась, поджав губы. Не знаю, что она имела против Энн, но явно ее недолюбливала.
— Я еще не видела сегодня мисс Баннистер… — процедила она.
— Вот как?
— …а когда увижу, у меня будет, что ей сказать.
— Э-э… что-нибудь случилось? — заволновался Эгги.
— Я предпочла бы не обсуждать эту тему.
— Да, конечно, — смутился он.
Последовало молчание. Возникшая неприятная нота временно прервала нить беседы. Мисс Бринкмайер сидела насупившись и скрестив руки на груди, Эгги задумчиво сосал трость.
— Так вот, — снова начала она, — как я уже сказала, мне незнакома ваша методика. Не имею ни малейшего понятия, с какого конца специалисты обычно берутся за подобные проблемы…
Эгги воспрял духом.
— Могу объяснить, — перебил он. — Методов сколько угодно. Существуют самые разные школы. У одних, знаете ли, одна система, у других — другая… Лично я, например, предпочитаю начать с хорошей порции виски с содовой…
— Что?
— …или даже с двух порций. Это отлично освежает мозг и настраивает на процесс обучения. Так что, если у вас найдется шотландское виски…
— Не найдется.
— Тогда хотя бы ржаное, — нашелся Эгги.
Мисс Бринкмайер грозно нахмурилась.
— Мы не держим в доме спиртных напитков.
— Что, никаких? — изумился он.
— Никаких.
— О!
Что еще мог сказать человек, самые заветные мечты которого были так грубо и непоправимо разбиты?
— Мы с мистером Бринкмайером регулярно посещаем Храм Нового Рассвета.
— О? — повторил Эгги.
Он яростно припал к набалдашнику трости, будто пытаясь высосать из него хоть каплю укрепляющей влаги.
— Да, — величественно кивнула мисс Бринкмайер. — Мне стоило немалых трудов убедить брата примкнуть к числу последователей, но в конце концов он уступил и теперь во всем следует советам сестры Стотт.
Эгги вынул трость изо рта, выпрямился, прочистил горло и произнес чистым звучным голосом:
— Следует советам сестры Стотт!
— Да, именно так, — подтвердила Бринкмайерша.
— Вы слышите? — гордо спросил он. — Я могу это сказать.
— Не понимаю.
— Совсем неплохо, правда?
— Что неплохо?
— То, как я говорю. — До Эгги, наконец, дошло, что здесь требуются некоторые объяснения. — Мне просто вспомнился вчерашний разговор. Пришла девица и принялась нести совершеннейший вздор. Я ей сказал без единой запинки и про поросят, и про Берджесс-стрит, и все такое прочее, а она пыталась меня убедить, что это ровным счетом ничего не значит. Представляете? Сначала я немного испугался, но теперь вижу, чего стоят все ее фальшивые аргументы. Просто абсурдно подозревать, что с человеком не все в порядке, когда он может запросто сказать «на Берджесс-стрит стоял Освальд», а тем более такую заковыристую фразу, как «Следует советам стестры Стотт»… то есть, сестры Стротт… э-э… — Он сделал паузу, собираясь с силами. — Что может быть проще… Он стледует… э-э…
Эгги снова замолк с озабоченной гримасой на лице. Попытавшись снова начать фразу, он вдруг запнулся, выпустив изо рта воздух с каким-то свистящим звуком, и словно окаменел. Трость, вывалившись из ослабевших пальцев, с грохотом покатилась по полу. Он сидел неподвижно, делая судорожные глотательные движения и тупо уставившись на дверь. Туда, где из-за занавески выглядывал я.
Мисс Бринкмайер сидела ко мне спиной, но полагаю, что вид у нее был озадаченный. Во всяком случае, голос ее прозвучал несколько встревоженно:
— Что с вами, мистер Маннеринг?
Зелень на лице Эгги сменилась аристократической белизной. Я немного раздвинул занавески и ободряюще улыбнулся. Мне хотелось, чтобы он немного расслабился.
— Нет, — сказал он. — Нет, ничего.
— Вы плохо себя чувствуете? — настаивала Бринкмайерша.
Он снова сглотнул раз-другой.
— Нет, все хорошо, спасибо, — пробормотал он, мучительным усилием отводя от меня взгляд. — Если бы он только не ухмылялся…
— Как вы сказали?
— Зачем он ухмыляется?
— Кто?
— Нет-нет, никто, — вздохнул Эгги. — Все нормально. Но в этом есть что-то такое… жуткое… Розовые кролики — совсем другое дело.
Мисс Бринкмайер, кажется, начала понимать, что столкнулась с чем-то серьезным.
— Может быть, стакан воды? — предложила она.
— Что? Нет, спасибо.
Наступила тишина. Эгги снова вздохнул.
— Расскажите мне еще о Храме, — попросил он. — Пожалуйста. Меня он очень интересует. Та девушка так хорошо говорила о нем… Это ведь оздоровительное учреждение, я правильно понимаю? Если, допустим, человек — неважно, кто — чувствует, что несколько… э-э… увлекся, они помогут ему, да?
— Именно этим они и занимаются, — подтвердила мисс Бринкмайер.
— Даже если он слишком далеко зашел?
— Для сестры Стотт ничто не слишком. Даже самая жалкая развалина заслуживает спасения.
— Думаю, мне стоит пойти туда, — кивнул Эгги. — Конечно, я уже почти трезвенник, но проблемы с чертями еще случаются. Ничего серьезного, но немного раздражает. Где он, этот Храм?
— В Калвер-Сити.
— Там, наверное, нужны рекомендации и все такое?
— Нет, просто приходите, и все. В Храме всем рады.
— Очень хорошо.
— Однако у нас сейчас нет времени это обсуждать, — поджала губы Бринкмайерша.
— Да-да, конечно.
— Я должна вас предупредить насчет мальчика. С ним нужна твердость.
— Вот как?
— Не позволяйте ему никаких вольностей. Если он почувствует слабину, могут быть неприятности.
— О! Крепкий орешек?
— Крепче не бывает. Не ребенок, а бешеный скунс в человеческом образе.
Такого уже никак нельзя было вытерпеть. Одно дело конструктивная критика, и совсем другое — грубые оскорбления. Я шагнул вперед.
— Что вы сказали? Бринкмайерша обернулась.
— А, вот и он!
— Боже мой! — воскликнул Эгги. — Вы тоже его видите?
— Простите?
— Вы видите этого чертенка? — показал он на меня. Она мрачно кивнула.
— Так и есть. Чертенок Джо Кули собственной персоной.
— Это он?
— А кто же еще?
— Пф! — Эгги, отдуваясь, откинулся на спинку стула и принялся утирать мокрое от пота лицо.
Мисс Бринкмайер бросила на меня неприязненный взгляд.
— У тебя кудри все развились. Неужели трудно причесываться как следует? Познакомься, это мистер Маннеринг, он попробует справиться с твоим акцентом. Скажи: «Здравствуйте, мистер Маннеринг!»
В такой малости я был готов ей уступить.
— Здравствуйте, мистер Маннеринг!
— Привет! — выдавил Эгги. — Если только ты не призрак.
— Ну что ж, — объявила мисс Бринкмайер, поднимаясь со стула, — теперь вы сами слышали. Предоставляю его в ваше распоряжение, а мне нужно отдать распоряжения кухарке. Делайте что угодно, хоть топором рубите, но избавьте его от этого ужасного гнусавого выговора.