Она вышла, а Эгги еще несколько минут отдувался, утирая лицо. Наконец он спрятал носовой платок.
— Господи, какое облегчение! Ну и напугал ты меня, нечего сказать. Приглядывай получше за своим астральным телом или как там оно называется — на цепь его посади, что ли… Известно ли тебе, что не далее как вчера оно явилось ко мне и дунуло в левое ухо, чем не только напугало и расстроило меня, но и совсем сбило с толку, заставив принять в корне ошибочный взгляд на положение дел. Теперь, слава богу, все в порядке. Я вижу, что…
Мысли лихорадочно роились у меня в голове. Теперь, когда желанное чудо свершилось, и мы оказались наедине, надо придумать, как лучше подвести разговор к деликатной финансовой теме.
— …что все это лишь естественный психический феномен. Естественный психический феномен, — повторил Эгги, смакуя каждое слово. — Не буду утверждать, что я его понимаю… возможно, наши мозги просто не рассчитаны, чтобы это понимать… но думаю, такое бывает сплошь и рядом. И она еще пыталась меня уверить, что я конченый человек! Вот и верь после этого людям, мало ли что болтают! Они, конечно, хотят как лучше, но сами не знают, что говорят. Ты только представь себе, если бы все не разъяснилось, и я не понял, что это совершенно естественный психический феномен, я мог бы и в самом деле стать распроклятым трезвенником! Честное слово! Я уже почти решил, совсем настроился идти в этот чертов Храм Рассвета или как там его, и подписывать бумаги…
Я продолжал размышлять. Надо объяснить произошедшее как можно подробнее, четко и доходчиво. Не такая уж это и невыполнимая задача. Эгги хоть и сумасброд, но уж во всяком случае не скептик. Он верит всему, что пишут эксперты по скачкам в утренних газетах, так почему бы ему не поверить и в мою историю? Надо только правильно подготовить, так сказать, почву..
Эгги все занудствовал, теперь уже с ноткой раздражения:
— Ну и дура же эта девчонка! Ну хорошо, допустим, ее папаша и в самом деле видел розового кролика. Пускай даже тот попросил закурить, ну и что? Все ведь решают индивидуальные особенности: то, что заставляет одного видеть розовых кроликов, другому, который покрепче, будет совершенно нипочем. Тут и телосложение играет роль, и обмен веществ. У меня и то, и другое на уровне, так что мне беспокоиться…
Ладно, хватит об этом, — махнул он рукой, — а то так все утро можно проговорить. Пора заняться твоей дикцией… Ну что ж, паренек, я тебя слышал и думаю, старуха права на все сто: надо что-то предпринимать. Массаж, ампутация — что подойдет. Главная загвоздка, мне кажется, с четкостью звуков, а то ты их жуешь, как банджо с расстройством желудка. Стало быть, начнем. Повторяй за мной: «Здравствуй, рыжая корова, отчего глядишь сурово?». Итак…
Я принял решение. Не стану ходить вокруг да около, сразу выложу карты на стол. Потом можно будет объяснить все подробности, но начать следует с голых фактов, с того, что на юридической латыни старого Плимсолла называется
15
— Уфф! — выдохнул он, морщась и потирая ушибленное место. — Уфф..-
Находись я по-прежнему в своем джентльменском обличье, то наверняка остановился бы для слов утешения, поскольку удар был вне всякого сомнения, не из слабых. Лицо моего соотечественника налилось краской, а глаза еще больше выпучились и обильно слезились. Однако на этот раз я не располагал временем, чтобы обмениваться любезностями с дворецкими. Мне позарез нужно было догнать Эгги и продолжить объяснения.
С этой целью я метнулся к парадной двери, однако мой кузен уже успел скрыться из виду. Растворился в пространстве, не оставив следов.
В препаршивом настроении я поплелся назад в холл. Дворецкий стоял на прежнем месте, уже, впрочем, несколько придя в себя. Щеки его потеряли пунцовый оттенок, и жилет свой он мял не столь усердно. Прислонившись к стене, он глубоко дышал, помогая своему, без сомнения, здоровому организму окончательно справиться с потрясением.
Я мрачно покосился на него, не находя в себе сил простить столь несвоевременное вмешательство. Не стой он на дороге, я легко мог бы возобновить разговор с Эгги, снабдив свое заявление, как сказал бы Плимсолл, дополнительными доказательствами. А теперь все кончено. Эгги исчез безвозвратно, как утренняя роса под лучами палящего солнца. Черт бы побрал всяких дворецких, которые лезут, когда их не звали, — таков примерно был ход моих мыслей.
— Сэр, — внезапно подал он голос.
Я снова бросил на него грозный взгляд. Беседовать с этим человеком мне уж никак не хотелось, я собирался уединиться и предаться печальным размышлениям.
— Могу я поговорить с вами, сэр? — продолжал он. Я молча прошел мимо.
— У меня возникла одна мысль, сэр. Относительно того дела, которое мы обсуждали за завтраком…
Я не обернулся.
— Финансовый вопрос, сэр.
Ничто другое не смогло бы меня остановить. Но тут я остановился и даже обернулся.
— Вы хотите сказать, что нашли способ пополнить мои сбережения?
— Да, сэр. Мне кажется, я знаю, как решить вашу проблему.
Я удивленно поднял брови. Дворецкий не производил впечатления особенно умного человека, однако, если верить его словам, он преуспел там, где наверняка опустили бы руки даже выдающиеся мыслители.
— Вы знаете, вот как?
— Да, сэр.
— Надо полагать, по зрелом размышлении вы решили, что можете одолжить мне небольшую сумму?
— Нет, сэр.
— Что же тогда? — нахмурился я.
Он заговорщически оглянулся, сначала в одну сторону, потом в другую. Заглянул в гостиную. Бросил взгляд на лестницу.
— Мне это пришло в голову за чисткой столового серебра, сэр.
— Что пришло?
— Мысль, сэр. Я давно уже заметил, что мой мозг работает быстрее всего, когда я чищу серебро, сэр. Видимо, регулярные повторяющиеся движения способствуют мышлению. Его светлость часто замечали, что…
— К черту его светлость! Что за мысль?
Дворецкий снова принялся за свои шпионские игры. Потом прикрыл рот рукой и едва слышно прошептал:
— Зуб, сэр!
— Суп? Какой суп? — не понял я.
— Не суп, сэр. Зуб!
— Зуб?
— Да, сэр. Когда я чистил серебро, мне пришла мысль о зубе. Блеснула, как молния, сэр.
Я не уловил в его словах никакого смысла. Он вел себя, как дворецкий под мухой. Однако как дворецкий может быть под мухой в такой ранний час? На такое едва ли способен даже Эгги.
— Какой зуб?
— Ваш, сэр. — Его глаза лихорадочно заблестели. — Тот, который у вас, сэр!
Я продолжал доискиваться истины.
— У меня? Вчера у меня вырвали зуб…
— О нем я и говорю, сэр! Вам его дали?
— Дали? Наоборот, вырвали!
— Совершенно верно, сэр, только когда я был ребенком и ходил рвать зуб, врач обычно отдавал его мне потом, чтобы хранить вместе со всякими безделушками. Вот я и подумал…
— Нет, — покачал я головой, — что за ерун… Ах да, конечно, черт возьми! Он у меня в коробочке… Вот.
Я порылся в кармане и достал ее. Дворецкий испустил радостное восклицание.
— Вот и замечательно, сэр, — с облегчением сказал он, словно дворецкий, у которого камень с души свалился.
Я по-прежнему ничего не понимал.
— Ну и что?
Он снова вообразил себя секретным агентом. Посмотрел туда, посмотрел сюда. Проверил здесь, проверил там. Потом прошептал что-то, но так тихо, что я совсем уж ни черта не разобрал.
— Не валяйте дурака, говорите громче! — рявкнул я. Он нагнулся, приблизив губы к самому моему уху.
— Этот зуб золотой, сэр!
— Вы хотите сказать, в нем золотая пломба?
— Нет, деньги.
— Что?
— Да, сэр. Вот что внезапно пришло мне в голову за чисткой серебра. Сначала мой мозг представлял собой, как говорится, чистый лист, а потом вдруг — озарение! В тот момент я как раз протирал кубок, который мистер Бринкмайер выиграл на ежегодном гольф-турнире киномагнатов, и этот кубок просто выпал у меня из рук. «Лопни моя селезенка!» — воскликнул я…
— Как?
— «Лопни моя селезенка», сэр — любимое восклицание его светлости в минуты волнения. «Лопни моя селезенка! — воскликнул я. — Зуб!»
— И что?
— Вы подумайте, сэр, подумайте! — возбужденно зашептал дворецкий. — Вспомните, как высоко ваше положение в глазах общественности. Вы — Кумир Американских Матерей, а почитатели знаменитостей готовы на все, чтобы добыть в качестве сувениров вещи, принадлежавшие их любимцам. За одну лишь пуговицу от брюк Фреда Астера была выплачена немалая сумма, весьма немалая, уверяю вас, а что такое пуговица по сравнению с зубом!
Мое тело пронизала дрожь. Я, наконец, понял.
— Так вы думаете, его можно продать?
— Без всякого труда, сэр, без всякого труда.
Дрожь усилилась, кровь застучала в ушах. Этот человек возрождал мои надежды.
— А кто купит?
— Да кто угодно, сэр! Любой богатый коллекционер… но это потребовало бы времени. Я бы предложил обратиться в какой-нибудь популярный журнал. «Чудесный экран» напрашивается сам собой. Сильно удивлюсь, если они не выложат хотя бы две тысячи долларов.
— Вы думаете?
— Да, сэр, легко, причем вернут себе эти деньги в десятикратном размере.
— Неужели?
— Ну конечно, сэр, — снисходительно заверил он. — Скорее всего, устроят конкурс среди читателей. Будут брать, к примеру, по доллару с каждого участника, а зуб получит тот, кто правильно ответит на вопрос, ну, там… верно расставит кинозвезд в порядке их популярности или что-нибудь в этом роде.
У меня голова шла кругом. Я чувствовал себя так, будто поставил на аутсайдера в главном забеге, и он идет к финишу на три корпуса впереди всех.
— Две тысячи долларов? — В это трудно было поверить.
— Больше, сэр. Пять как минимум, но только если за дело возьмется опытный посредник.
— Вы знаете такого?
— М-м… если вы не против, сэр, я бы мог взяться и сам.
— А вам не трудно?
— Я буду счастлив услужить, сэр. За обычное комиссионное вознаграждение.
— А сколько это?
— Пятьдесят процентов, сэр.
— Так много? У моего знакомого писателя есть литературный агент, так он работает всего за десять.
— Литература — совсем другое дело, сэр. Зубы ценятся куда дороже.
— Нет, пятьдесят не пойдет, — решительно покачал я головой. — В конце концов, это мой зуб.
— Однако вам самому неудобно его продавать, — возразил он.
— Я знаю, но тем не менее…
— Вам нужен кто-то, умеющий торговаться.
— А вы умеете? — хмыкнул я. Дворецкий снисходительно усмехнулся.
— Если бы вам, сэр, довелось услышать, как я торгуюсь с местными поставщиками, вы бы не сомневались ни минуты.
Я задумчиво пожевал губами. Переговоры, наверное, зашли бы в тупик, но мой собеседник неожиданно сам сделал шаг навстречу.
— Ну хорошо, сэр, не будем спорить. Двадцать процентов вас устроят?
Эта цифра показалась мне разумной.
— Вполне.
Он тяжело вздохнул.
— Конечно, двадцать процентов с такой сделки вряд ли сделают меня богатым человеком, но будь по-вашему. В таком случае я попрошу вас передать мне коробочку с зубом и присовокупить к ней документ, подтверждающий подлинность, написанный вашей рукой. Издатели крайне придирчиво относятся к подобным вещам, особенно после того, как «Экранные иллюзии» погорели на футболке Кларка Гейбла, оказавшейся подделкой. Вот ручка, сэр. Вы можете написать несколько слов прямо на коробке.
— Э-э… что-нибудь вроде… «Собственный зуб Дж. Кули. Подлинность удостоверяю». И подпись. Годится?
— Прекрасно, сэр, прекрасно. Благодарю вас. Я отправлюсь в редакцию журнала немедленно по завершении обеда. К сожалению, до тех пор официальные обязанности не позволят мне отлучиться из дома.
Несколько часов спустя я прогуливался во дворе возле бассейна, весело напевая себе под нос. Обед был позади, а вместе с ним — и мои неприятности. Будущее, еще недавно затянутое тучами, теперь было озарено золотым сиянием.
Как просто и изящно разрешил все проблемы этот замечательный дворецкий! Я не смог бы отдать свои дела в более подходящие руки. Он будто всю жизнь только и занимался, что продажей чужих зубов. Мигом позвонил в «Чудесный экран», условился о встрече, не забыв оговорить, чтобы сумма была выплачена мелкими купюрами, и тут же отправился в редакцию заключать сделку.
Несмотря на отвратительный обед, в котором тема шпината была раздута до издевательских пропорций, и болезненную пустоту в желудке, я чувствовал себя, как заново родившийся ребенок. Бодрость и оптимизм переполняли мою душу. Даже если дворецкий окажется не таким уж и кудесником и сумеет выбить из издателя лишь пару тысяч, денег все равно за глаза хватит для моих целей, при том, что его спокойное уверенное лицо выдает человека, который своего не упустит и сумеет настоять на предельно высокой цене.
Таким образом, как уже было упомянуто, я весело напевал себе под нос и, наверное, продолжал бы в том же духе еще какое-то время, если бы мое внимание не привлек странный прерывистый свист, доносившийся из кустов по ту сторону лужайки. Я было подумал, что звуки издает какая-то местная птичка, однако вслед за свистом раздался женский голос:
— Эй, Джозеф!
Голос принадлежал Энн, и я пошел узнать, что она хочет.
16
Кусты росли так густо, что вначале я никак не мог ее разглядеть. Потом Энн, наконец, выглянула, и я понял, что она, вслед за дворецким, тоже решила поиграть в секретную службу. Многозначительно подмигнула, приложила палец к губам и скривила лицо в зловещей гримасе.
— Ш-ш… — хрипло прошептала она.
— Что?
— Тихо! Ни звука!
— В чем дело?
— Где мисс Бринкмайер?
— Не знаю, а что?
— Мы в стане врагов, юный Джозеф! Говори тише, ибо даже стены здесь имеют уши. У меня есть для тебя пирог со свининой.
Я был растроган, как никогда в жизни. Казалось, даже моя преданность Эйприл Джун отступила в сторону под натиском чувства благодарности к этой славной девушке. Только теперь я смог заглянуть в тайные глубины ее натуры.
— Он у тебя с собой? — весь дрожа, спросил я шепотом.
— Нет, в доме.
— А какой он?
— Самый большой, какой только бывает.
— Вот здорово!
— Тише! Тише! Ты уверен, что ее нет поблизости?
— Я не видел.
— Наверняка откуда-нибудь выскочит… Ага!
Со стороны дома послышался скрипучий голос, и, обернувшись, я и в самом деле заметил проклятие здешней округи. Бринкмайерша высовывалась из окна второго этажа. Вид у нее был злобный и подозрительный.
— Что это ты там делаешь? — крикнула она.