— Но я не могу! — запротестовал Эгги.
— Можешь!
— Не могу, — упорствовал он. — Есть препятствие чисто технического характера, старина. Сразу после того, как она меня бросила, я пошел к Мейбл Прескотт и сделал предложение ей.
— Что?
— Да. А Мейбл не такая девушка, с которой можно обручиться, а на следующий день заявить, что передумал. Мейбл, она… в общем, я бы сказал, она несколько вспыльчива. Лучшая в своем роде, разумеется, и я горячо люблю ее, но вспыльчива, тут уж ничего не поделаешь.
— Черт побери!
— Пойди я сейчас к ней и объяви, что в программе произошли изменения, то мне самое меньшее свернут шею и попляшут на моих бренных останках… Послушай, — вдруг оживился он, — на самом деле Энн вовсе не о чем беспокоиться! Почему бы ей просто-напросто не остаться нянькой при этом любителе сосисок?
— Ее вчера выгнали, — объяснил я.
— Черт, не везет так не везет. Я всегда об этом говорил: какой смысл искать работу, если потом все равно ее теряешь?
Джо Кули, который до сих пор стоял молча, задумчиво почесывая подбородок ручкой сковородки, заговорил:
— У меня есть предложение, джентльмены. Может, я и не прав, но, в конце концов, мы все тут в одной лодке. — Он повернулся ко мне. — Почему бы вам самому не жениться на Энн?
Я вздрогнул.
— Мне?
— Ага. Вы же говорили, что любите ее.
— Правда? — просиял Эгги. — Вот и славно.
— Здорово, — согласился Джо, — лучше не придумаешь. Только тут они заметили мой печальный смех.
— В чем дело? — спросил Эгги.
— Энн на меня и не взглянет.
— Почему это вдруг?
— Очень даже взглянет. — Джо подмигнул Эгги. — Он же у нас из графьев.
— Я знаю, что он граф, причем из тех графов, которыми Англия может по праву гордиться.
— Любая девица только и мечтает выйти за графа, — сказал Джо.
— Ничто не привлекает женщин больше, чем возможность присутствовать при королевском дворе, — поддержал Эгги.
Они с мальчишкой, похоже, достигли полного согласия, но я решительно покачал головой.
— Она на меня и не взглянет, — с горечью повторил я. — Я — последний из мужчин, кто мог бы ей понравиться.
Джо Кули повернулся к Эгги и сказал шепотом, который, наверное, был слышен за километр:
— Он переживает из-за своего лица.
— Вот как? — поднял брови Эгги. — Ах, ну да, конечно. М-м… — Он смущенно кашлянул. — Знаешь, Реджи, я бы на твоем месте не стал так волноваться из-за лица. В определенных ракурсах… и при определенном освещении… я хочу сказать, в нем чувствуется какая-то… э-э… честность, суровая прямота…
— Да и вообще, — вставил Джо, — лицо не имеет никакого значения.
— Вот именно.
— Внешность никого не интересует. Франкенштейн вон, и тот женился.
— Разве? — удивился Эгги. — Первый раз слышу. Я с ним не знаком. Наверное, он учился в Харроу.
— Главное — это сила и страсть, — авторитетно заявил Джо. — Ведите себя поувереннее. Возьмите ее за руку, смотрите прямо в глаза и дышите поглубже, вот и все.
— Правильно.
— И еще надо рычать, — добавил Джо.
— Только не просто рычать, — поправил Эгги. — Не так, как пекинес, у которого отбирают печенье, а со словами.
— Ну да. Например, так: «Послушай, дор-рогая!» — изобразил Джо. — Если он так скажет, она сразу сдастся.
— В общем, вперед, Реджи, не тушуйся! — подытожил Эгги. — Осталось только найти ее. Кто-нибудь знает, где она сейчас может быть?
— Она вот-вот приедет сюда, — ответил я.
— Тогда все в порядке, — расцвел Эгги. — Ты пока поброди тут и отрепетируй как следует рычание, а мы с нашим ангелочком поколдуем на кухне. Думаю, его астральное тело останется довольно моими сосисками. Ну что, идем?
— Охотно, приятель. Пошли.
Они скрылись в доме, а я снова двинулся по переулку, вышел на дорогу и стал ждать. Вскоре появилась машина. За рулем сидела Энн Баннистер.
Я шагнул вперед, и она затормозила, испуганно вскрикнув.
29
— Реджи! — воскликнула Энн.
Ее удивление было мне понятно. Вероятно, я был последним из людей, которых она ожидала здесь встретить.
—
— Эгги сказал тебе, что…
— Да.
— Значит, и об этом знаешь. — Она невесело рассмеялась. — Да, Реджи, ты прав, многое может произойти за два дня… С тех пор, как мы с тобой виделись на вечеринке, я разорвала помолвку и потеряла две работы.
— Мне говорили… — Я помедлил. — Похоже, не все у тебя гладко, да, Энн?
— Да, пожалуй.
— А деньги есть?
— Немного.
— И работы не предвидится?
— Во всяком случае, блестящей.
— И что ты намерена делать?
— Ерунда, как-нибудь справлюсь.
Я ослабил воротничок, чтобы было легче дышать. Меня терзали дурные предчувствия, но я решил сделать попытку.
— Ты не хотела бы выйти за меня замуж?
— Нет.
— Я так и думал.
— Почему?
— Просто так, думал, и все.
— Ну и правильно думал, — кивнула она. — Не люблю благотворительности.
— Какая еще благотворительность?
— То, что ты предлагаешь. «И слово короля он дал, что в жены нищенку возьмет».
— Кто дал?
— Король Кофетуа.
— Не понимаю, о чем ты.
— Отлично понимаешь, Реджи. Ты все такой же, как прежде. Сердце у тебя золотое, я всегда это говорила. Старый добрый Реджи, ты меня просто жалеешь.
— Ничего подобного! — с жаром возразил я.
— Жалеешь, ты сам знаешь, и я это ценю, поверь. Так мило и так похоже на тебя. Но у Баннистеров тоже есть гордость. Нет, Реджи, я не выйду за тебя, но все равно спасибо тебе и да благословит тебя Бог.
Энн повела плечами, словно стряхивая с себя что-то. Так встряхиваются собаки, выходя из пруда. Она будто освобождалась от бредовой идеи брака со мной. «Ну, вот и все», означал этот жест.
— Так ты говоришь, Джо на кухне? — спросила она, переводя разговор на другую тему.
— В последний раз, когда я его видел, он направлялся туда.
— Пойду скажу, что машина задерживается, а то он будет волноваться. Впрочем, никогда не видела, чтобы этот мальчик волновался. Его никак не назовешь нервным ребенком. Я наняла машину, чтобы он мог добраться домой в Огайо, потому что ему срочно надо отсюда выбираться. Ты читал утреннюю газету, где интервью?
— О да, — кивнул я.
— В кинематографе для него все кончено. Бедный малыш.
— Его, похоже, не слишком это беспокоит.
— Я рада.
— Наоборот, он страшно рад. Мечтает вернуться к матери. Она умеет готовить жареных цыплят по южному рецепту.
— Я знаю, он часто рассказывал. Вот и хорошо, пускай возвращается. В гараже обещали найти машину. — Энн вздохнула. — Мне будет не хватать старины Джозефа… Так грустно, когда теряешь друзей, правда?
— А когда снова находишь?
Она как-то странно посмотрела на меня.
— Бывает по-всякому. Иногда тоже грустно. Смешно, что мы встретились с тобой здесь, Реджи…
— Да, забавно, — согласился я.
— Я не совсем то имела в виду… Ладно, пока.
Резко оборвав свою речь, Энн протянула мне руку. Мне представлялась прекрасная возможность сжимать эту руку, смотреть в глаза и глубоко дышать сколько угодно, следуя советам Джо Кули, но я отпустил ее. Возможно, малыш был прав, утверждая, что такая мера должна подействовать, ведь он никак не был похож на дурака. Однако я упустил свой шанс. Мое сознание заволокла мрачная серая пелена тупого отчаяния.
— Пока, — ответил я. Внезапно Энн вскрикнула:
— Реджи!
Она с ужасом смотрела на меня, ее грудь судорожно вздымалась. Пытаясь понять причину, я бросил взгляд на свой жилет, потом на брюки. Все выглядело как обычно, в том числе носки и туфли.
— Реджи! Что у тебя на голове?
Она не могла иметь в виду шляпу, потому что шляпы на мне не было. Я осторожно ощупал макушку.
— Ого! Кровь, надо же…
Энн кивнула на придорожную канаву.
— Что это?
Я бросил взгляд туда, куда она показывала.
— Ах, это? Разбитый мопед.
— Твой?
— Ну… да, я на нем ехал.
— Ты попал в катастрофу?
— Так, совсем чуть-чуть.
Лицо Энн приняло серо-зеленый оттенок, глаза испуганно вытаращились, из груди вырвалось какое-то кудахтанье. Она принялась лихорадочно ощупывать меня, словно слепая.
— Реджи, милый, дорогой, ты же мог погибнуть! Какой ужас, Реджи! Какой ужас!
Закрыв лицо руками, она разразилась рыданиями.
Я окаменел, пораженный, во-первых, ее словами и, во-вторых, странным поведением. Ни то, ни другое совершенно, так сказать, не вязалось с тем, что она говорила раньше.
— Как ты сказала, «дорогой»? — уточнил я.
Энн взглянула на меня. Лицо было по-прежнему мертвенно-бледным, но глаза сияли, как… в общем, они напоминали звезды больше, чем что-либо другое.
— Да, я сказала «дорогой». Я продолжал расследование:
— А ты, случайно, не любишь меня?
— Ну конечно, люблю, идиот!
— Но тогда в Каннах ты сказала…
— Забудь про Канны!
— И только что…
— Забудь про только что!
— Тогда, может быть, — решился я, — ты все-таки… извини, я просто хочу уточнить… может быть, ты все-таки выйдешь за меня замуж?
— Ну конечно, выйду!
— Вот здорово!
— Не думаешь же ты, что я теперь позволю тебе и дальше бродить без присмотра? И мне наплевать, если ты женишься на мне из жалости! Пусть будет благотворительность, черт с ней!
В ответ я кратко и энергично выразил свое мнение относительно жалости и благотворительности, и слова мои, дойдя до нежного женского слуха даже сквозь сумятицу чувств, заставили Энн испуганно вздрогнуть. Потом речь моя полилась потоком.
Возможно, вам приходилось вынимать пробку из бутылки с шампанским и наблюдать, как из горлышка бурно извергается пенящаяся жидкость. Так вот, в описываемый момент я словно бы стал упомянутой бутылкой, из которой извлекли упомянутую пробку. Я открывал рот, а остальное происходило будто бы само собой. Мое красноречие, как правило, лишь с трудом можно уподобить расплавленному золоту, но в тот момент так оно и было. Мне ни разу не пришлось запнуться, я говорил, говорил и говорил, успевая в то же время покрывать поцелуями лицо любимой.
Внезапно, аккурат в самом разгаре моего, если можно так выразиться, экстаза, в тот самый момент, когда я целовал ее в сорок пятый раз, мое сознание посетила леденящая мысль, а именно, что теперь, поставив наши отношения на прочную, так сказать, основу, Энн захочет вернуться в Голливуд вместе со мной, чтобы начать подготовку к предстоящему бракосочетанию. Тот самый Голливуд, где полиция в данный момент расставляет сети и прочесывает улицы в поисках меня.
Как, черт побери, объяснить Энн, что я должен немедленно оставить ее и на всех парах мчаться в Чилликот, штат Огайо?
Какие доводы привести в пользу такого решения? Как сделать мое внезапное страстное желание посетить Чилликот, штат Огайо, понятным и естественным в ее глазах? Так или иначе, придется сделать заявление, а тогда она наверняка решит, что я псих и порвет со мной всякие отношения, опасаясь, что это заразно.
Наконец в моем мозгу забрезжил свет. А если меня просто-напросто удручает мысль, что Джо Кули в таком нежном возрасте будет вынужден проделать столь долгий путь в одиночестве? Не слишком убедительно, конечно, но…
Тут до меня дошло, что Энн что-то говорит.
— Что? — переспросил я.
Она обнаружила легкие признаки раздражения. Старая добрая Энн.
— Ты что, не слушал?
— Прости, пожалуйста, я немного отвлекся.
— Так слушай, прелесть ты моя бестолковая, потому что это важно! Речь идет о юном Джозефе.
— Да?
— Просто мне одна вещь пришла в голову. Он такой маленький, и я боюсь отпускать его в такой долгий путь одного. А что, если…
Мое сердце подпрыгнуло в груди, как лосось в пору нереста.
— Ты хочешь, чтобы я поехал с ним?
— Ты смог бы?
— Конечно!
Мир вокруг наполнился звоном колоколов. Я спасен! Не понадобится ни заявлений, ни тягостных объяснений… Никто не расторгнет помолвку по причине невменяемости одной из сторон…
Я снова принялся целовать Энн.
— Ты настоящий ангел, Реджи, — сказала она. — Немного найдется мужчин, способных на такое самопожертвование.