— Месье Дилени–отец говорит, что сына нет в номере, — терпеливо повторил портье.
Диверо взял у него трубку.
— Месье Дилени? Говорит инспектор Диверо из каннской полиции. Я был бы вам очень признателен, если бы вы согласились уделить мне несколько минут. Я понимаю, что время очень позднее, но не могу ли я подняться к вам?
— Но я уже в постели, — раздраженным голосом сказал Дилени. — Ну что же, поднимитесь, инспектор, раз это так важно, но только ненадолго.
Диверо подошел к дежурному.
— Вы видели, как молодой Дилени покинул отель?
Тот покачал головой.
— Нет, инспектор.
И тут в их разговор вмешался Гарри Стоун, услышавший разговор инспектора. Он как раз дожидался, когда портье даст ему ключ от номера.
— Молодой Дилени вышел из отеля полчаса назад, — сказал он. — Мне показалось, что он отправился ловить рыбу.
Поблагодарив его за информацию, Диверо кивнул Леруа, и они поднялись на лифте на второй этаж. По коридору расхаживал Бидо.
— Он не выходил, — сообщил он инспектору.
— Его нет в номере. Мне сообщили, что он якобы отправился удить рыбу.
— Найти его?
— Пока не надо. Лучше я сначала поговорю с его отцом. А вы подождите, пока я вас позову.
Оставив детектива в коридоре, Диверо постучал в дверь номера 27. Дверь тотчас же открылась. На пороге стоял Фллойд Дилени в пижаме и халате.
— Инспектор Диверо? — спросил он.
— Да, простите, месье, что я в такое время побеспокоил вас…
— Заходите. В чем дело? — несколько сухо проговорил он.
— Насколько я понял, вашего сына нет в номере.
— Да. Я думаю, он вышел подышать свежим воздухом. У нас здесь случилась неприятность: моя жена упала в ванну и чуть не утонула. Это очень подействовало на мальчика.
— Примите мои соболезнования, — сказал Диверо, оглядывая комнату. Надеюсь, мадам лучше?
— Да, но скажите, почему вы заинтересовались моим сыном?
— Видите ли, я расследую убийство Люсиль Бало. И мне необходимо в связи с этим задать ему несколько вопросов.
Дилени удивленно взглянул на него.
— Какого черта! — взвился было он, но тут же извинился. — Сядьте, инспектор. Поверьте, я не хотел вас оскорбить. Просто у меня сегодня очень трудный день.
Диверо кивнул и сел в свободное кресло.
— Вполне понимаю вас, месье, и очень сожалею, что доставил вам неприятности. Дело в том, что ваш сын был последним человеком, которого видели разговаривающим с девушкой.
— Разве? Я даже не знал, что они были знакомы. Так в чем дело?
— Он дал мне сегодня утром показания, которые нельзя признать абсолютно достоверными, — сказал Диверо, осторожно подбирая слова.
Дилени подошел к столу, взял коробку с сигаретами и предложил инспектору. Тот взял сигарету и прикурил от своей зажигалки. Когда он хотел положить ее в карман, она выпала у него из рук, упала на кресло и завалилась за сиденье.
Дилени резко спросил:
— Это каким же образом недостоверные?
Диверо полез за зажигалкой, и его пальцы нащупали там еще один предмет. Это была сумочка из крокодиловой кожи с инициалами «Л» и «Б» на уголке. Глядя на нее, Диверо вспомнил слова Жана Тири: «Да, у нее была сумочка. Я сам подарил ее. Она была очень маленькая, из крокодиловой кожи и с ее монограммой. Люсиль обычно носила в ней пудру, помаду и носовой платок».
К Диверо подошел нахмурившийся Дилени.
— Что это вы там доставали?
— Да вот, сумочку мадемуазель Бало, — невозмутимо сказал инспектор. В том, что она принадлежит именно ей, не может быть никаких сомнений. Взгляните на монограмму. Девушку убили в этом номере.
Дилени оцепенел.
— Что вы говорите, черт побери! — через некоторое время взорвался он. — Как это в этом номере? Что это вы говорите, инспектор?
— Боюсь, месье, что дело очень серьезное. Прошу дать разрешение моим людям осмотреть комнату вашего сына.
— Моего сына? — и тут Дилени вспомнил рассказ Софи о том, что Джой приводил в номер какую–то девушку. Неужели это была Люсиль Бало? — Что может быть общего у моего сына с этой историей? — спросил он хриплым голосом.
— У меня есть предположение, …то есть основания предполагать, что он ответственен за смерть девушки, — сказал Диверо.
— Это ложь! — голос Дилени был спокоен. — Значит, вы предполагаете, что это он убил ее?
Диверо кивнул.
— У меня есть основания считать так.
— Тогда советую поскорее изложить их, а то не успеете вы оглянуться, как вылетите с работы.
— Значит, вы возражаете, чтобы мои сотрудники осмотрели комнату вашего сына?
— Не возражаю! Я просто уверен, что там нечего прятать.
Диверо встал, подошел к двери и пригласил Бидо и Леруа.
— Проверьте отпечатки пальцев, — вполголоса сказал он Леруа, — и побыстрее.
Два детектива вошли в комнату Джоя, и в гостиной наступила долгая и напряженная тишина. Дилени сидел в кресле и смотрел на ковер. Он припомнил слова Софи, что Джой выглядит странно. Он вспомнил также Гарриетту, как она с безумным видом кралась к нему. Нет, Джой не способен на такое! А если да? Дилени отказывался верить в это. Наконец, Леруа вышел из комнаты.
— Сомнений нет, инспектор, — сказал он. — Комната полна отпечатков, которые мы ищем.
Дилени резко поднялся с места.
— Каких отпечатков? — раздраженным тоном спросил Дилени.
— Подождите несколько минут, месье, и я вам все объясню, — спокойно ответил Диверо. Он повернулся к Бидо и тихо сказал: — Разыщите его, и как можно скорее! Боюсь, что мы и так опоздали. Он, видимо, сбежал. Направьте на розыски всех агентов, но непременно найдите его.
Бидо кивнул и вместе с Леруа вышел из комнаты.
Диверо сел в кресло.
— Боюсь, что это будет для вас тяжелым испытанием, месье, — спокойно сказал он. — Ваш сын разыскивается по подозрению в двух убийствах.
И Диверо коротко рассказал Дилени все обстоятельства.
ГЛАВА 12
Как спастись из ловушки,
в которую сам себя загнал?
Впервые в жизни Жаннетт пришлось остаться в кафе одной, но ей не было страшно. Заперев дверь в час тридцать, она выключила свет в зале и стала перемывать стаканы. Ее руки были заняты делом, а мысли — Джоем. Внезапно раздался стук. Стучали с улицы. Она подошла к дверям и увидела темный мужской силуэт.
— Жаннетт, открой, это я, Джой!
Она открыла дверь.
— Привет, — сказала она. — Почему так поздно?
— Я хочу остановиться у тебя, — сказал он. — Ты говорила, что можешь сдать комнату.
После некоторого колебания девушка посторонилась и пропустила его в бар. Она увидела у него в руках рюкзак.
— Вряд ли ты сможешь остаться сегодня на ночь, — сказала она. — Как ты знаешь, мой отец уехал в Сен–Трапез.
Жаннетт почувствовала волнение, стоя в полутьме рядом с Джоем.
— Подожди, я зажгу свет.
— Нет, не нужно. — Ее удивил его резкий тон. — Ведь в задней комнате есть свет.
— Да, но я еще не закончила уборку.
— Ладно, раз ты не хочешь, чтобы я остался, я помогу тебе и уйду.
Она рассмеялась.
— Уверена, что ты не собираешься делать это, а просто попытаешься влезть мне в душу.
— А это трудно?
— Не думаю, — ответила она, посмотрев на него.
— Ты совершенно не похожа на других девушек, — сказал он, с нежностью глядя на нее. — До сих пор они ничего не значили для меня, но ты…
Она подняла руки и отстранила его от себя.
— Мы не должны этого делать, Джой.
— Ты это говоришь, как принято. Но ведь ты так не думаешь, правда?
Его поцелуи были неумелы, но Жаннетт страстно отвечала на них. Они стояли, прижавшись друг к другу, и пальцы Жаннетт нежно гладили его шею и ворошили его волосы. Потом она вдруг вырвалась, тяжело дыша.
— Мы не должны этого делать, прошу тебя, Джой.
— Почему? — спросил он. — Ведь я люблю тебя.
Эти слова показались ему до ужаса банальными. Во всех фильмах его отца рано или поздно герой говорил с экрана: «Я люблю тебя!» — дешевый жаргон коммерческого кино.
Она посмотрела на него через плечо.
— Я так мало знаю тебя. Ты ведь для меня совсем чужой. Я только не понимаю, почему испытываю к тебе такие чувства. Мы недавно знаем друг друга, а уже говорим о любви.
— Понимаю. — Он с беспокойством посмотрел на нее и опустил руки. — У меня все иначе. Я был одинок. Теперь я нашел тебя и больше не чувствую себя одиноким.
Она, повернувшись, улыбнулась ему.
— Пойдем, я покажу тебе твою комнату.
Он посмотрел на нее и увидел, как блестят ее глаза и как тяжело она дышит. Ему самому трудно было справиться со своим волнением. Он вышел из кухни в темноту бара и поднял с пола свой рюкзак. Проходя мимо, он запер за собой дверь, остановился и стал наблюдать за Жаннетт. Она зажгла свет; увидев выражение ее глаз, он понял, что должно произойти, и заколебался. В одинокой жизни Джоя не было сексуального опыта. Теперь же, когда он увидел, что Жаннетт готова предложить ему себя, его нервы дрогнули. Он вдруг вспомнил об убитой им девушке и впервые подумал о содеянном. Возбуждение от убийства, проверка своей сообразительности и находчивости таким путем — все это показалось ему сейчас смешным и жалким. То, что теперь предлагала ему Жаннетт, действительно было стоящей вещью в глазах мужчины. Он вдруг совершенно отчетливо полностью осознал это и пожалел о содеянном; он понял, что никогда уже не сможет жить спокойно. Всегда ему будет чудиться шум погони за спиной.
— Это наверху, — сказала Жаннетт.
Он смотрел, как она поднимается наверх, и остро чувствовал ее тело под облегающей блузкой и грубыми джинсами. С рюкзаком в руках, он последовал за ней вверх по лестнице к двери, выходящей на площадку. Жаннетт уже поднялась, зашла в комнату, зажгла свет и улыбнулась ему.
— Это, конечно, не бог весть какое шикарное жилище, но зато чисто и постель удобная.
Он оглядел небольшую, но очень чистенькую комнату с кроватью, узким ковриком, комодом и пейзажем Каннского залива над кроватью.
— Чудесно, — сказал он, — лучшего и желать нельзя.
Он бросил рюкзак на пол, подошел и посмотрел в окно, потом оглянулся, и они посмотрели друг на друга. Жаннетт вошла в комнату и закрыла за собой дверь.
— Джой, я знаю, что не должна так поступать, но ничего не могу с собой поделать… Я так люблю тебя. Прошу тебя, будь добр ко мне.
— Добр? — его дыхание участилось, и сердце забилось сильней. Конечно. — Он обнял ее и прижал к себе.
— Тебе не нужно бояться, Жаннетт. — Он прижался к ее лицу. — Ты для меня всегда будешь святыней.
Джоя разбудил яркий солнечный свет, проникший в комнату через жалюзи. Он приподнял голову и обвел взглядом незнакомую ему комнату. Секунду он никак не мог сообразить, где находится, но потом вдруг увидел рядом с собой на подушке голову Жаннетт и все вспомнил. Он облегченно вздохнул. Он лежал неподвижно, глядя в потолок и прислушиваясь к доносившимся с улицы звукам. Потом он лениво взял часы, лежавшие на столике рядом с кроватью, и взглянул на них. Было шесть часов двадцать пять минут. Его мозг постепенно начал работать. К этому времени полиция, наверняка, знала, что он убил Люсиль Бало, и его уже ищут. Вероятно, в утренних газетах появится описание его внешности. Откинувшись, он обнял сонную Жаннетт и привлек ее к себе. Самое лучшее для него — это отсидеться в этой комнате, пока все утихнет. Здесь он будет в полной безопасности. Затем, когда он убедится, что все утихло, он исчезнет однажды ночью и уедет в Париж. Однако этот план имел и свои слабые места. Жаннетт могла увидеть газеты и сразу же опознать его. Как она в таком случае прореагирует на это?
Он посмотрел на нее. Жаннетт открыла глаза и сонно улыбнулась ему.
— Который час, Джой? — спросила она.
— Половина седьмого.
Она удовлетворенно вздохнула и посмотрела на него.
— Почему ты так рано поднялся? Мы же можем не вставать до девяти часов, — сказала она и поцеловала его в шею. — Я так счастлива.
Он лежал неподвижно, обнимая ее, и через несколько минут по ее легкому дыханию он понял, что она спокойно уснула.
«Я так счастлива…»
Он вспомнил, как затянул петлю на шее Люсиль Бало, и его кольнуло раскаяние. Зачем он это сделал? Нет, совсем не со скуки, как он тогда сказал Софи, чтобы как–то оправдаться, и совсем не для того, чтобы проверить свою находчивость и хладнокровие. Ему пришлось признать, что он убил девушку по какому–то, даже для него не понятному внутреннему побуждению. Какая–то внутренняя сила заставляла его: «Иди и убей!» И он был не в силах противиться ей. Неужели это именно то, что люди называют безумием? Однако сейчас, лежа в постели рядом с Жаннетт и чувствуя у себя на шее ее дыхание, он чувствовал себя вполне нормальным и здоровым, как и любой другой человек в мире. Он представил себе ту деятельность, которую развила сейчас каннская полиция. Достаточно только одного промаха с его стороны, и его немедленно схватят. «Виноват, но признан невменяемым…»
Что его ждет, если присяжные вынесут такой приговор?!
Не в силах больше лежать, он осторожно откинул простыню и поднялся. Подойдя к окну, он несколько приподнял жалюзи и посмотрел на залитую ярким солнцем улицу. Люди шли по своим делам. Джой взглянул на отель «Лазурный берег».
У входа стоял жандарм, а чуть поодаль — полицейская машина, с антенной, тянущейся к небу. Это зрелище нагнало на Джоя тоску. Он стоял неподвижно, не в силах оторвать глаз от жандарма — этого символа грядущей его гибели.
— Джой… что у тебя с рукой?
Он вздрогнул и быстро оглянулся. Жаннетт смотрела на него, отбросив простыню. Она лежала обнаженная и была так хороша, что у него заколотилось сердце.
— С рукой? Ничего… — Он отошел от окна.
— Но у тебя… посмотрел бы.
Он взглянул на три длинные глубокие царапины от ногтей Люсиль Бало.
— Ах, это… — он пожал плечами. — Ничего страшного. Я оцарапался о гвозди.
— Это больно?
Его обрадовала ее заботливость. До сих пор никто не интересовался, больно ему или нет.
— Не беспокойся, пройдет, — утешил он ее.
Он подошел, сел на кровать и прижался к ее губам. Она слегка вздрогнула, но прижала его к себе.
— Бедный, бедный Джой…
Она вдруг почувствовала подступающие к глазам слезы и схватила его в объятия. Джой тоже обнял ее и бурно, неистово и любовно овладел ею.
Когда он снова проснулся в восемь часов утра, Жаннетт уже не было в постели. Он вскочил, вне себя от охватившей его тревоги. Метнувшись к столу, он начал искать в брюках свой револьвер. В это время открылась дверь и в комнату вошла Жаннетт с подносом в руках. Она была в джинсах и в белой кофточке. Она улыбнулась, но увидела выражение лица Джоя, и улыбка медленно сползла с ее лица.
— Что случилось, Джой?
Он постарался взять себя в руки.
— Ничего. Просто я проснулся и, увидев, что тебя нет, испугался.
Он стал надевать брюки.
— Ты уже приготовила завтрак? Я страшно голоден.
Они уселись на кровати и стали завтракать.
Вдруг Жаннетт сказала:
— Джой, я даже не знаю, чем ты занимаешься, если не считать того, что это имеет какое–то отношение к кино.
— Я занимаюсь рекламой, — сказал он. — Это, конечно, не бог весть какая работа.
— А сегодня ты занят?
— Нет, моя работа закончена. Теперь мне придется ехать в Венецию.
— А ты вернешься? — спросила она, наливая кофе в чашки, и он увидел, что рука ее заметно дрожит.
— Не знаю, но ты хочешь поехать со мной в Венецию?
Она покачала головой.
— Очень хочу, но не могу. Я не имею права бросать отца.
Он вдруг сказал, хотя и знал, что это неосуществимо:
— Мы можем пожениться.
Улыбнувшись, она обняла его.
— Мой отец инвалид, — сказала она с горечью. — Кроме этого кафе, у него нет других возможностей зарабатывать деньги. Мы, французы, очень верны своим родителям. Такова традиция, и это у нас в крови. Пока он жив, я не могу выйти замуж.
— Но во что ты превратишься к тому времени, когда он умрет?
— Не будем говорить об этом, — она нежно погладила его щеку. — А теперь мне нужно идти, у меня еще много дел.