— Вы правы: предложенное мной испытание бесполезно и опасно. Я не должна была его предлагать. Прошу прощения… сэр.
— Я тоже! Мне казалось, что ты слишком строг с Дити. Но это не так: ты просто заботился о нас, как всегда заботишься, Зебби. Капитан Зебби. Конечно же, не следовало проводить это рискованное испытание, раз в нем нет прямой нужды.
— Кто-нибудь хочет еще что-нибудь сказать?
Никто не отозвался.
— Тогда беру курс на запад. АЯ ПЛУТИШКА — НАЗАД!
Над нами было черное небо, под нами, далеко внизу — «дно мертвого моря»…
— Похоже на то, — заметил я, — что на том месте, где мы стояли, находится либо кто-то из русских, либо один из их махолетов. Дити, твоя откорректированная программа сработала блестяще.
— Но, Зебадия — почему ты рискнул? — в голосе ее звучало искреннее огорчение.
— Потому что все вы этого хотели, что бы вы там ни сказали потом. Потому что это моя последняя возможность принять подобное решение. Джейк, — добавил я, — сейчас я ее направлю вниз. Возьми бинокль и попытайся найти место, где мы парковались. Можно ориентироваться на дым, если там еще горит.
— Но капитан, я не приму командование.
— Утихни и выполняй приказ! От вашей чертовой трепотни и бесконечных споров я скоро язву наживу. Если ты не примешь командование, оно так и останется валяться бесхозным. Я командовать не буду. Вести машину — буду, согласно приказам нового командира. А командовать нет. Дити, сколько времени у Аи ушло на радарную разведку? И на какой высоте она делалась?
— Высота над поверхностью была полкилометра. Какая длительность, я не знаю, но ее можно отыскать в памяти. Капитан — милый! Ты это всерьез — насчет того, чтобы сложить полномочия?
— Дити, я пустыми угрозами не занимаюсь. Утихни и отыщи эту длительность. Джейк, что у тебя там?
— Вижу огонь. Несколько орнитоптеров на земле. По-моему, один из них находится примерно на месте нашей стоянки. Капитан, советую ниже не спускаться.
— Совет принят к сведению. Дити, нашла длительность? — Сам я ни за что бы ее не нашел, не я ведь писал ту программу.
Длительность оказалась 0,071 секунды — примерно одна пятнадцатая секунды, иначе говоря. Радар действует не мгновенно: Ае нужно пробыть на одном месте достаточно долго, чтобы у нее сформировалась «картинка», говорящая ей, можно садиться или нет. Одна пятнадцатая секунды для человеческого глаза — вполне приличное время. Я надеялся, что полковник Бриттогубский заметил, что Ая появилась в небе и тут же исчезла.
— Высота пять километров, капитан.
— Спасибо, Джейк.
Скорость нашего пикирования составляла, по приборам, более семисот километров в час и росла так быстро, что сменяющие друг друга единицы просто сливались в неясное пятно, а десятки менялись каждое мгновение.
Я осторожно стал выводить машину из пике, мягко, медленно раздвигая крылья: она замедлила ход и пошла на восток, описывая широкую дугу по часовой стрелке — замедлила свое падение, разумеется, а не скорость относительно воздуха. Когда выход из пике завершился и мы направились курсом на запад прямо в сторону вздымавшегося там столба дыма, скорость нашего планирующего полета превышала восемьсот километров в час, и у нас оставался почти целый километр высоты, позволявший в случае нужды еще более увеличить скорость.
Не то чтобы такая нужда была — я успел на опыте убедиться в том, что и без того знал из теории: орнитоптеры летают медленно.
— Могу ли я осведомиться, какие у капитана планы? — обеспокоенно сказал Джейк.
— Хочу оставить полковнику Аркебузскому подарочек на память. Ая Плутишка!
— Пока что на борту, босс.
Я передал управление Ае, а сам стал приглядывать за теми махолетами, что находились в воздухе. Угнаться за нами эти нелепые птицы не могли, но всегда оставалась опасность, что какой-нибудь летчик подвернется под руку, где не нужно.
Большинство их подворачиваться явно не собирались, они кучковались справа и слева по нашему курсу. Я взглянул на столб дыма — он был прямо впереди — и увидел то, чего раньше не заметил: орнитоптер за дымом. Джейк тихо ахнул, но ничего не сказал. Мы шли на столкновение примерно на девятистах километрах в час, большую часть которых составляла наша скорость. Пилот-самоубийца? Сумасшедший? Или кто-то со страху утратил контроль над машиной?
Я подпустил его на тысячу метров, оказавшись почти в дыму и чуть не задевая землю — мы были уже метрах в двухстах над поверхностью, — и завопил:
— Разведка!
Да, Дити безукоризненный программист: небо было черное, мы находились на высоте десять километров, и насколько я мог судить, внизу под нами тянулись те же голые холмы, с которыми мы расстались пять минут назад — в общем, жизнь была прекрасна, и единственное, о чем я сожалел, — это что я не услышу, как полковник Шерамурский объясняется с великим князем по поводу «корабля-призрака», появившегося на вооружении у «британских шпионов».
Интересно, принято у русского дворянства почетное харакири? Может, у них в ходу символический заряженный пистолет? Ну, вы понимаете: опозоренный офицер возвращается к себе и обнаруживает, что кто-то заботливо зарядил его пистолет и положил к нему на стол… избавив этим полк от скандального судебного процесса. Мне вовсе не хотелось, чтобы сукина сына расстреляли: пускай просто разжалуют. Тогда у него будет досуг поразмышлять об учтивости и дипломатическом протоколе — за чисткой конюшен.
Я проверил курс: мы по-прежнему шли на запад.
— АЯ ПЛУТИШКА, РАЗВЕДКА!
Снова черное небо, все тот же унылый пейзаж…
— Второй пилот, стоит ли нам снижаться для улучшения видимости? На это потребуется либо горючее — не очень много, но потребуется, — либо время, чтобы упасть достаточно низко и перейти в планирующий полет. Ни лишнего горючего, ни лишнего времени у нас нет.
— Капитан, по-моему, на этом участке разведку проводить не стоит.
— Осторожнее с этим существительным, лучше сказать «обследование».
— Капитан, можно мне сказать?
— Дити, если ты говоришь как астронавигатор, то не можно, а нужно.
— Я могла бы видоизменить программу и задать высоту пониже, только я должна знать, начиная с какой высоты возможен планирующий полет. Это нам сэкономит и время, и горючее.
— Обычно километров с восьми. Трудно сказать, мы не знаем, какое тут давление на уровне моря.
— Я изменю угол так, что мы будем всякий раз оказываться на высоте восемь километров. Сделать?
— За какое время мы по прибытии падаем на два километра?
Она ответила почти не задумываясь:
— За тридцать две с половиной секунды.
— Неужели всего за полминуты? Кажется, что больше.
— Тридцать две целых шесть десятых секунды, капитан, если у этой планеты такое же ускорение свободного падения, как у Марса в нашей Вселенной, — триста семьдесят шесть сантиметров в секунду в квадрате. Я уже пользовалась этой цифрой и не обнаружила расхождений. Только я не понимаю, как эта планета удерживает такую мощную атмосферу, в то время как на Марсе — на нашем Марсе — атмосфера совсем разреженная.
— Возможно, в этой вселенной другие физические законы. Спроси своего отца. Вселенными заведует он.
— Есть, сэр. Так скорректировать программу?
— Дити, никогда не трогай систему, которая достаточно хорошо работает.
— Первое Следствие Закона Мэрфи. Если мы попадаем в скучную местность, вот как эта, — мы просто убираемся прочь. Если местность обещающая, то полминуты подождать можно, а дополнительная высота обеспечит нам более полный общий обзор. АЯ ПЛУТИШКА, РАЗВЕДКА!
Мы ахнули. Всего тридцать километров, но никаких голых холмов уже не было: земля была зеленая, довольно ровная, а самое главное — под нами текла река. Или канал.
— Бог ты мой! Второй пилот, держи меня крепче — не позволяй тратить горючее. Дити, считай секунды. Каждый осматривает свой сектор, увидев что-либо интересное — докладывает.
Дити начала отсчет: «…тринадцать… четырнадцать… пятнадцать…» — и каждая секунда казалась десятью. Я снял руки со штурвала во избежание соблазна. Канал — или реку — спрямляли, обустраивали и обихаживали годами, возможно, тысячелетиями. Профессор Лоуэлл оказался прав[41], его теория была верная, только вселенная не та.
— Дити, каково расстояние до горизонта?
— …семнадцать — приблизительно двести пятьдесят километров — двадцать…
Я мягко положил руки на штурвал:
— Лапочка, в первый раз слышу, как ты употребляешь слово «приблизительно».
— …двадцать четыре — данные же неполные! — двадцать шесть…
— Можешь прекратить отсчет: я почувствовал воздух. — Крылья лучше пусть будут выдвинуты полностью, подумал я, очень может быть, что мы захотим задержаться здесь подольше. — Неполные данные?
— Зебадия, расстояние все время менялось, к тому же ты заставил меня считать секунды. Дальность горизонта при высоте десять километров должна составлять двести семьдесят километров с точностью до одного процента. Это считая, что планета строго сферична и что она ничем не отличается от Марса в нашей Вселенной — между тем и то и другое неверно. Не учитываются последствия рефракции, с ними и у нас сложно, а здесь я просто ничего про это не знаю. Я подошла к делу чисто геометрически: тангенс угла четыре градуса тридцать семь минут…
— Четыре с половиной градуса? Откуда ты взяла эту цифру?
— Ох! Прости, милый, я опустила примерно шесть промежуточных шагов. На Земле одна морская миля соответствует одной угловой минуте, так?
— Да. Если не считать незначительных оговорок. При работе с секстантом, счислении пути, на карте — миля равна минуте, минута миле. Так проще. А то пришлось бы считать, что в минуте тысяча восемьсот пятьдесят три метра, это затруднило бы расчеты.
— Один-восемь-пять-три запятая один-восемь-семь-семь-ноль-пять плюс, — уточнила она. — Очень затруднило бы. Лучше не переводить в метрические единицы до последнего шага. Но, Зебадия, здесь соотношение проще. Одна угловая минута равна одному километру, разницей можно пренебречь. Ну так вот, я приняла высоту за десять километров, вычислила арксинус, применила формулу для половинного угла и получила четыре градуса тридцать семь минут, или двести семьдесят семь километров, до теоретического горизонта. Понял?
— Я все понял, кроме одного: где ты прячешь в своем тренировочном костюме тригонометрические таблицы. Я-то прячу их в головке у Аи, она мне все и решает… — Так, теперь можно было тихонько пойти на снижение — только осторожно.
— Знаешь, я обошлась без таблиц. Я вычисляла, но простым способом: неперовские логарифмы и углы в радианах, потом перевела в градусы, чтобы удобнее было указывать дальность в километрах.
— Это, по-твоему, простой способ?
— Для меня да, сэр!
— Все равно нечего нос задирать. Я же тебе объяснил, что тебя любят не за ум, а за тело. Люди-компьютеры, которых показывают в цирке, по большей части уроды уродами и, кроме своего единственного фокуса, ничего больше не умеют. А ты к тому же еще и вполне адекватно готовишь.
Ответом мне послужило ледяное молчание. Я продолжал наклонять машину книзу.
— Пора браться за бинокль, Джейк.
— Есть, сэр. Капитан, считаю своим долгом дать вам совет. Этой последней репликой вы поставили свою жизнь под угрозу.
— То есть что же, по-твоему, Дити неадекватно готовит? Ну знаешь, Джейк!
— Она потрясающе готовит! — вмешалась Хильда.
— Я знаю, Шельма — но не хочу так говорить в присутствии Аи: она-то готовить не умеет. И еще кое-что она не умеет, а Дити это очень хорошо удается. Джейк, там внизу поселение.
_ Что-то вроде. Село с одной церковью.
— Есть там орнитоптеры, не видишь? Вообще что-либо опасное?
— Смотря что считать опасным. Ты разбираешься в церковной архитектуре?
— Джейк, сейчас не время для разговоров о культуре и искусстве.
— Я обязан подавать советы, сэр. У этого храма есть башни, нечто вроде минаретов, и увенчаны они луковицами.
— Русская православная церковь!
Это произнесла Хильда. Я не сказал ничего. Я выровнял Аю, переведя ее в горизонтальный полет, направил ее вдоль канала — по течению, как мне представлялось, и рявкнул:
— АЯ, РАЗВЕДКА!
Канал был по-прежнему виден, он находился почти под нами и тянулся за горизонт. Мы шли параллельно ему.
— АЯ, РАЗВЕДКА!
— Кто-нибудь видит то поселение, которое было почти точно впереди по курсу перед этим последним перемещением? Докладывайте.
— Капитан Зебби, оно теперь гораздо ближе, только с другой стороны.
— Жаль, мне не видно. Джейк не прозрачный.
— Капитан, я вижу город — довольно большой — примерно в сорока пяти градусах к нашему курсу по правому борту, с твоего места он не виден.
— Если в сорока пяти градусах, то одно минимальное перемещение в этом направлении — и мы окажемся как раз над ним.
— Капитан, не советую этого делать, — сказал Джейк.
— Основания?
— Это большой город — возможно, хорошо обороняемый. Их орнитоптеры на вид неуклюжи и неэффективны, но следует предполагать, что у них есть космические корабли ничуть не хуже наших, иначе здесь не было бы царской колонии. Но в таком случае они располагают и боевыми ракетами. Или совершенно неизвестным нам оружием. По-моему, лучше высматривать луковки издали и держаться от них подальше. И вообще нигде не задерживаться подолгу — мне как-то боязно.
— Мне нет, — сказал я. Шестое чувство меня пока не беспокоило. — Но поставь верньеры на минимальное перемещение по оси I, затем выполняй по своей инициативе. Не будем делать из себя толстую неповоротливую мишень.
— Один минимум, ось I — настройка завершена!
Внезапно я почувствовал, что мой ангел-хранитель толкает меня в бок.
— Выполняй!
Я понял, что перемещение совершилось, главным образом по тому, что Ая ожила у меня под руками — села на воздух. Я направил ее носом вниз, чтобы обеспечить скорость для маневра без включения двигателя, потом развернулся — и рявкнул:
— АЯ, ПРЫГ!
Я успел увидеть все, что хотел увидеть: расширяющееся облако. Атомное? Кажется, нет. Смертельное? Выясняйте сами: с меня было достаточно.
Я приказал Ае прыгнуть еще три раза, и мы оказались почти в пятидесяти километрах над землей. Потом я ненадолго включил двигатель, чтобы слегка наклонить ее вниз.
— Джейк, возьми бинокль и выясни, далеко ли тянется эта долина, вся ли она возделана, есть ли на ней еще поселения. Снижаться на такое расстояние, с которого видны луковки, мы не будем. В нас только что стреляли. По-моему, это некрасиво. Непристойно. Непростительно. Или я не прав? Офицер по науке, каким словом вы бы это определили?
— «Ньекультурно».
— A-а, это словечко я помню! Русские от него зеленеют. Что оно значит, а? И откуда ты его знаешь, Шельма?
— Значит именно то, что в нем слышится: отсутствие культуры. Я знаю не только это словечко, капитан Зебби, — я знаю русский язык.
Я был потрясен.
— Почему же ты об этом не сказала?
— Ты не спрашивал.
— Шельма, если бы ты вела переговоры, то, может быть, все обошлось бы спокойно.
— Зебби, неужели ты правда в это веришь? Он называл тебя шпионом и всячески поносил, еще пока беседа велась по-французски. Мне показалось, будет лучше, если они будут считать, что никто из нас по-русски не понимает. А вдруг они случайно о чем-нибудь проговорились бы?
— А они проговорились?
— Нет. Полковник наставлял своего пилота, как быть высокомерным. Потом он велел им остановиться — по-французски, и больше по-русски не прозвучало ни слова, кроме междометий, Зебби, вот они сейчас нас обстреляли: как ты думаешь, воздержались бы они от этой акции, если бы знали, что я говорю на их языке?
— М-м-м… Шельма, с тобой нет никакого смысла спорить, ты всегда права. Я собираюсь предложить тебя в капитаны.
— О нет!
— О да. Второй пилот, предлагаю считать, что все находящееся по эту сторону холмов и тяготеющее к этому каналу представляет собой Новую Россию и что почетным англичанам, то есть нам, находиться здесь небезопасно. Предлагаю заняться поисками британской колонии. Там, конечно, тоже могут отнестись к нам неприветливо. Но британцы соблюдают протокол: у нас хоть будет возможность высказаться. Возможно, они нас повесят, но сначала будут судить — по всем правилам, с париками, мантиями, допросом свидетелей и адвокатом, который будет нас защищать, — Я запнулся. — Одна неприятная деталь. Помните, полковник Кто-то-тамский сказал, что никаких Соединенных Штатов Америки не существует, и у меня сложилось впечатление, что он действительно так считает.