from: [email protected]
to: [email protected]
date: 21.11.2015
subject: Namaste
я в штатах, скоро буду в калиХорнии.
OM namah Shivaya!
* * *
Шли дни, стычки с Ариэлем продолжались полным ходом, неизменно оканчиваясь взятием быка за рога, то бишь – быкохватанием. Минотавр не сдавался и предпринимал всё новые вылазки, а я придерживался той же тактики: избегая разговоров наедине, выставлял его на посмешище при сотрудниках. Арик свирепствовал, сатанея от бессилия, но с присущим упорством не отступал и, опьянённый предвкушением скорой расправы, исступлённо бился головой о стену.
Борьба Тесея с Минотавром в офисных лабиринтах становилась более масштабной. Окружённый людьми, которым не мог доверять, я тоже ожесточался. Единственной отрадой, Ариадной в мрачном царстве, была Ирис. Дело оставалось за малым: выйти победителем и отыскать нить, которая выведет из мрачных катакомб. Хотя… насколько мне помнится, героям оригинального мифа победа над монстром не больно помогла. И Ариадна досталась алкоголику, и с папашей Тесея нехорошо вышло. Эстетом был дедуля, расцветка парусов ему не понравилась[63], и решил он сыграть в Офелию. Вот и наша история, сдаётся мне, добром не кончится.
Тем временем планета продолжала путь вокруг солнца, и всё шло своим чередом, единственным новым контрапунктом в какофонии моих мыслей был неожиданный и будоражащий мейл. Но земной шар не остановился, а невозмутимо вращался вокруг своей оси, и его естественный спутник, как ни в чём не бывало, двигался по орбите, вызывая приливы и отливы, размывая и сглаживая ощущение остроты поначалу приведшего меня в смятение конфликта.
Сайтовые похождения вылились в четыре встречи, две из которых я по-быстрому закруглил из-за занудства и недостаточной привлекательности соискательниц большого приза. Третья мне понравилась, но была зациклена на полноценных отношениях и замужестве, и я остановился на четвёртой, не без радости отделавшись от необходимости принимать дневную норму густопсового коктейля, замешанного на приторном яде показной доброжелательности.
Итак, четвёртую звали Келли, она была неисправимой тараторкой, задорной и весёлой, с простыми и ясными взглядами. Получив для галочки гуманитарное образование, она решила, что исполнила дочерний долг, и с чистой совестью пошла учиться на флориста. Её квартира была обставлена с лёгким плюшевым прибабахом – бархатистые подушки, занавесочки, ворсистые коврики и, естественно, множество комнатных растений. Всё со вкусом подобрано, уравновешено и выдержано в сиреневой гамме с вкраплением пастельных тонов.
Она неизменно пребывала в беззаботно-приподнятом настроении, любила поворковать с хомячками, которых у неё было целых три, и много времени уделяла занятиям. Келли была любвеобильна и постоянно находилась на грани оргазма, однако что именно нужно для его достижения, разобраться никак не удавалось. Поэтому секс с ней был своеобразен, но несколько утомителен, напоминая нечто среднее между вольной борьбой и игрой в кошки-мышки. Ещё она ухитрялась совмещать жизнерадостность с капризностью, чертой характера, которую я никогда не воспринимал. Впрочем, поняв, что эти приёмы на меня не действуют, она практически прекратила их использовать и в целом мы славно ладили.
* * *
– Так что, приступим? – проговорил я, решив ускорить события.
Настало время прервать затянувшееся обсуждение вчерашнего чемпионата и перейти к новому.
– Давайте, – отозвался Стив, – Я за!
– Ну хорошо, кто будет Ариэлем?
– Я, – выпалила Ирис, – Ариэлем я ещё не была.
– О'кей, а кто Ильёй? – перехватил инициативу Стив.
– А Ильёй – Илья, – рассмеялась Ирис. – У него лучше всех получается.
– Не… не пойдёт! Мне и так хватает. Лучше я буду Ариэлем.
– Фигушки, ты всё время забираешь Ариэля. Сегодня – я. Пусть тогда Стив, а ты арбитр.
Игра в Ариэля превратилась в традиционный десерт совместных обедов, став отдушиной от вездесущих процессов и повседневных треволнений, усиливающихся по мере приближения судьбоносной конференции.
– А кем же я?! – обиделась Таня-Марина.
– А ты будешь… Татьяной, – нашёлся я, чуть было не ляпнув "тумбочкой".
– Ну вот, так не интересно…
– Ещё как интересно! Быть Татьяной – самое почётное, – поддержал Стив. – Это – как… рыцарский турнир. А ты… прекрасная дама, вершительница судеб.
Вершительница зарделась, махнула на Стива ладошкой, и была безболезненно оставлена за бортом.
– Поехали. Начинай. – Стив поставил локти на стол и положил подбородок на сплетённые пальцы.
– Почему ты мне не перезвонил? – требовательно спросила Ирис.
– Когда?
– Вчера!
– Не успел.
– Хорошенькое дело! – Ирис грозно нахмурилась. – И чем же ты занимался?
– Работал. Я так усердно работал, что не мог ответить. А когда ты звонил?
– Я не звонил, – отрезала Ирис. – Я хотел, но был в кафе.
– Жаль, мне так нужно было поговорить.
– Почему ж ты не позвонил сам? Возмутительно! Мало того, что ты не перезваниваешь, когда нужно мне, ты ещё и не звонишь, когда тебе самому необходимо что-то сообщить!
– Ты прав, я просто не хотел тебя компрометировать.
– Да, но…
– Пять секунд… – взялся отсчитывать я. – Восемь… Десять.
Я махнул салфеткой.
– Один-ноль в пользу Стива.
– Ладно, ладно… Давай ещё… – Ирис разорвала пакетик подсластителя и нетерпеливо перемешала.
– Погодите, а в чём тема? – спохватился я. – При чём тут компрометировать?
– Ну ты ж знаешь, Ариэль всегда занят работой, даже когда возвращается домой или идёт есть. Но когда он в ресторане, о работе говорить нельзя.
– Это почему?
– Потому что… – оглянувшись по сторонам, проговорила Ирис трагическим шёпотом. – Его могут подслушивать.
– Кто? – усмехнувшись, допытывался я.
– Лазутчики. Кругом вражеские лазутчики, – произнесла она ещё тише. – Неусыпно бдят и чинят козни, норовя похитить его гениальные…
– Да ну вас, – я взглянул на Стива и снова на неё. – Вы шутите.
– Тебя ещё что-то удивляет? Ты же сам рассказывал про микрофоны с камерами. Типа слежка за подчинёнными – это нормально, а тайные агенты конкурирующих фирм – уже перебор?
– М-да… – только и смог выдавить я, припоминая, как Ариэль советовался насчёт установки аппаратуры наблюдения для окончательного решения проблемы второго аспекта "мы договорились" посредством переслушивания в записи спорных моментов.
– Так, давайте не углубляться в обсуждение симптомов, – призвал к порядку Стив.
– Верно, – я тряхнул головой, отгоняя параноидальное наваждение об офисной слежке и индустриальном шпионаже. – Раунд два. Готовы?
Ирис кивнула.
– О'кей, бокс! – я хлопнул в ладоши.
– Дррр… Дррр… – Ирис приложила ладонь к уху и изобразила крайнюю степень озабоченности.
Стив растянулся в кресле, зажмурился, запрокинул голову и, приоткрыв рот, пару раз всхрапнул, дёрнулся и принялся суетливо ощупывать всё кругом в поисках воображаемого телефона.
– Алло, – прохрипел он, резко вскидывая руку.
– Ты где?
– А ты кто?
– Я твой начальник! – возмутилась Ирис.
– С какой стати? – парировал Стив.
– Потому… что…
– Пять…
– Эм… Потому… – Ирис была явно не в форме, с ходу можно было предложить минимум два варианта ответа на этот выпад.
– Семь… десять, – я подмигнул Стиву. – Два-ноль.
– Ну, мальчики, сейчас я вам устрою. – Ирис подалась вперёд и снова скинула ладонь к уху. – Дррр, дррр.
Стив покосился на телефон, развёл руками и сделал "дррр, дррр".
– Дррр, дррр, – требовательно повторила Ирис. – Это ещё что такое?!
– Дррр, дррр, – передразнивает Стив, пожимая плечами. – Я не беру трубку.
Ирис насупилась, а Таня-Марина, оттаяв, начинает подхихикивать.
– Пять.
– Дррр, дррр, – повторяет Стив, качая головой.
– Это мухлёж! – Ирис оборачивается, требуя восстановить справедливость.
– Восемь, – давясь со смеху, я делаю вид, что не замечаю укоризненных взглядов.
– Дррр, дррр.
– Брейк, – провозглашаю я. – Три-ноль, в пользу Стива, то есть в мою.
– Нечестный ход! – настаивает Ирис, скорчив обиженную гримасу. – Рефери, я требую рассмотрения данного нарушения на судейской комиссии.
– Хорошо, Арик, не кипятись, будем переигрывать, – я грожу Стиву вилкой. – Смотри у меня – первое предупреждение.
Стив, деланно смутившись, скалится своей проделке и хитро посматривает на Ирис.
Стив, деланно смутившись, скалится своей проделке и хитро посматривает на Ирис.
– Ну что, готовы?
И тут принимается трезвонить мой телефон. Я кошусь на экран, затем встречаюсь взглядом с Ирис, потом со Стивом, и мы дружно покатываемся со смеху.
– Дррр, дррр, – делает Ариэль.
Все хохочут, включая Татьяну, а я, держа мобильник в вытянутой руке, шепчу сквозь слезы:
– Не-не… не могу… Я не в состоянии…
– Дррр, дррр, – делает Ариэль.
Веселье достигает критической отметки, на пол летит задетая чьим-то локтем ложка, и на нас уже начинают оборачиваться.
– Дррр, дррр, – делает Ариэль.
– Ты же сказал, – внезапно посерьёзнев, встревает Таня-Марина, – что это нечестный приём?!
– Дррр, дррр, – делает Ариэль.
– Это в нашей игре – нечестный, – с трудом выговариваю я, – а с настоящим Ариэлем – только так!
– Дррр… др… – жалобно делает Ариэль и затихает.
Глава 20
…Ей представился дымный горизонт, выжженные поля с напрасным урожаем, закат на западе и пламя на востоке, сумеречный лес, в котором по случаю конца света пробуждаются самые страшные сущности, дремавшие доселе в дуплах, ветвях, пнях, брошенные огороды, разорённые дома и жалкая кучка беженцев с убогим скарбом, плетущаяся через посёлок и усугубляющая кошмар визгливыми, бессмысленными взаимными обвинениями. Это была война, землетрясение, голод и мор, за лесом выло, на железной дороге грохотало, и хрустела под ногами колючая стерня, схваченная первыми заморозками.
Дмитрий Быков
– Не, ну вот что ты творишь?
– В каком смысле?
– Вот именно, я о смысле. Чем ты вообще занимаешься?
– Работаю в хай-теке.
– И что? Какой в этом толк? Это, типа, круто? Бабки зашибаешь?
– Толк? Ну как! Я это… эм… разрабатываю медоборудование, чтобы лечить людей, спасать человечество от…
– Кого спасать? От кого?
– От смерти… Спасаю людей от смерти, разве есть более благородное ремесло?
– "Спасать человечество", "благородное ремесло", "лечить от смерти", – передразнила Майя. – Это лозунги. Бессмысленное сотрясение воздуха. Отмазки, которые ты сочинил, чтобы не думать о том, о чём действительно стоит задуматься, пока не поздно.
– Неужели! И о чём же стоит задуматься?
– О том, что ты порешь херню. Ты что – Мать Тереза? Махатма Ганди? Самого себя спасать нужно, а ты слепо следуешь чужим установкам, воображая, что это круто. И не просто круто, а "благородно"! Это наживка, которую ты добровольно заглатываешь, даже не замечая крючка.
– Какого ещё крючка?
– Того самого, который заставляет вновь и вновь идти в никому не нужный бой, лишь бы не оглядываться, не думать о том, что с тобой происходит. Опомнись! Где в этом настоящий Илья? Его нет. Ты ослик, бегущий за морковкой. Суетишься, мечешься, стараясь исполнить то, что велели мама с папой. Жить, работать и учиться, как завещал великий Ленин. Тебе тридцать три года, а ты, будто заведённый, никак не можешь остановиться. К чему всё это? Четыре степени, охренеть!
– Ну да, я и сам это ощутил в какой-то момент… бросил, уехал…
– И что из этого вышло? Оглянись, ты в том же болоте. Снова в хай-теке, со всеми своими понтами и лозунгами. Вон ты пишешь, как ставишь раком Ариэля…
– А что, не смешно?
– Нет. Не смешно, а грустно. В этой ситуации смешон ты. Нет никакого Ариэля, ты сам ставишь себя раком и радуешься, словно ребёнок. Это театр одного актёра, который поочерёдно исполняет все роли, и сам же является единственным зрителем.
– Ну… как так – нет Ариэля? Давай без этой твоей эзотерики. И потом, можно подумать, у меня есть выбор…
– Конечно есть. Ты что, в тюрьме? Да пусть бы и так, есть множество способов это воспринимать. Бесчисленное количество вариантов в любой ситуации, но ты почему-то неизменно выбираешь быть либо Ариэлем, либо анти-Ариэлем. Что, собственно, одно и то же – что совой об сосну, что сосной об сову.
– Как одно и то же?! – возмутился я. – Я воин. Я долгое время был сдержан и терпелив, но теперь пришёл мой черёд. Настал час возмездия.
– И это юродское возмездие, и тот Ариэль, с которым ты каждый день впутываешься в бессмысленные потасовки, существуют исключительно в твоей голове. И раз уж ты воин, выбирай бои осознанно, и нечего чуть что выхватывать сверкающий меч идеализма. А выбрав, ты должен быть отрешён, безоглядно решителен и готов поставить на карту всё ради своей правды. И тогда, и лишь тогда, это будет иметь смысл, и ты победишь любого противника. Всякий иной подход – безрассудство, а склоки с Ариэлем и вовсе – полное разгильдяйство. Пижонство. Понимаешь? Пижонство. Кому это нужно? Ты думал вообще об этом? Или так и будешь, как круглый дурак, принимать любые вызовы?
– Кажется, прогулки по заморским странам не пошли тебе на пользу, – попробовал пошутить я. – Чего ты взбеленилась? Ариэль – достойный противник. Нам бок о бок работать, и необходимо поставить его на место.
– "Достойный противник" – снова оправдания. Ещё скажи, что это "благородный бой". Смешно! Неужто ты думаешь, в этом есть хоть крупица чего-то настоящего. Ты просто кормишь своё эго самим собой. Убедил себя, что это "достойно" и "благородно", а на самом деле в этом бессмысленном копошении ты отрезаешь от себя куски и бросаешь на растерзание собственным демонам. И, самое жуткое, получаешь извращённое наслаждение. Гордишься, мне хвастаешься, да небось и перед друзьями куражишься. Бесконечно прокручиваешь эти сцены в голове. Как ты не понимаешь – всё это не более чем самопожирание?!
– Ну…
– Что ну? Что ну?
Некое верхнее чутьё подсказывало: если я хочу выйти из этой игры с честью, нужно во что бы то ни стало сохранять спокойствие.
– Так, Майя, уймись. Давай лучше о Катманду поговорим.
– Ага, сейчас… сейчас стану тебе сказки сказывать, может, ещё колыбельную сплясать? Очнись, ты всё норовишь зарыться головой в песок, едва мы затрагиваем что-то настоящее. Не согласен? Спорь, защищайся. Ты же воин! Думаешь я тебя атакую, – я просто указываю на то, что ты предпочитаешь замести под ковёр. Фигли увиливать? От кого…
– Хорошо, Майя, хорошо…
– Ничего хорошего, это жутко. Не мне жутко – тебе должно быть жутко. Это твоя жизнь, тебе выбирать и тебе расхлёбывать. А ты предпочитаешь отсиживаться в кустах, абы не думать о неприятном. Чего трусишь? Это ведь так или иначе происходит. Где-то там, глубоко внутри, ты знаешь, но боишься признаться и впустую наворачиваешь круги в карусели бичей и морковок. Хочешь оставаться слепцом? Бегать за морковкой, которую сегодня тебе даже показывать не обязательно? Ты так заучил этот урок, что самостоятельно визуализируешь её перед собственным носом. И тебя не смущает ни то, что бичи страданий очень даже ощутимы и их много, а морковки иллюзорны и их мало, ни то, что тебя держат за тягловую скотину, впахивающую ради чужих интересов. Ты настолько растворился в них, что уже считаешь своими, и потому ишачишь с искренним энтузиазмом. Чего весь сморщился? Сделай физиономию попроще! Нечего смотреть с немым укором, будь всё о'кей, тебя бы не задевали чьи-то слова… – Она сломала в пепельнице недокуренную сигарету. – А это твоё, как его… троеборье!
– Троебабье, – огрызнулся я.
– Да один чёрт.
– А чё, красиво… и по Юнгу. Карл Густав Юнг, был такой немецкий товарищ.
– Сногсшибательно, Карл Густав! Ты вроде такой умный, а присмотреться…
– Не понял, уж к Юнгу-то какие претензии?
– К Юнгу никаких, разговор о тебе. – Казалось, она больше не считала нужным скрывать наслаждение этим измывательством. – Нашёл за кого спрятаться!
– Майя, трах-тарарах, ни за кого я не прячусь, просто сказал… Когда мы с Шуриком…
– Значит Юнг с Шуриком виноваты?
Я вздохнул и, закрыв глаза, попытался восстановить внутреннее равновесие.
– Ты на Burning Man ездил, провёл неделю в пустыне, писал, что у тебя глаза открылись… И что? – ковровая бомбардировка возобновилась. – Что ты вынес из этого переживания? Троеборье? Бред! Дикость – это твоё троеборье.
– Ой, ты вся из себя невероятно продвинутая, а в вопросах секса – вдруг такая консервативность. С чего бы? А?! С какой радости? Кто теперь озвучивает то, что завещали папа с мамой, вкупе с Лениным? Чем, интересно, моногамия лучше полигамии?
– Ничем. Ничто одно ничем не лучше ничего другого, если делается с чистым сердцем. Всё едино. Но ты выбрал скользкую тропинку. Возможно, твои намерения были чисты и красивы там, на фестивале. Но разве они таковы сейчас? Я же чувствую… Ладно, так и быть, не хочешь мне признаваться, – признайся хоть сам себе. Шёпотом, в глубине, но признайся. Разве ты не продолжаешь просто ради очередной победы? Ради того, чтобы пририсовать ещё звёздочку на фюзеляже? Дорогой мой, чтобы идти этой дорожкой и не скатиться, надо быть мегамонстром, а тебе до этой точки сознания ещё грести и грести… Скажешь – нет? Всё совсем не так?