Итак, я устроился поудобнее и занялся собой — немного перекусил, выпил воды и заснул, думая лишь о том, как бы мне во сне не захрапеть.
Я погрузился в дремоту, и все события, связанные с Фаллоном и Уаксуаноком, отступили в бесконечную даль, в то время как ферма Хейтри вообще перенеслась на другую планету. Меня обволакивала липкая зеленая жара тропического леса, а угроза со стороны разъяренных чиклерос будто бы вовсе перестала существовать. Если бы меня осмотрел тогда психиатр, он наверняка бы поставил диагноз «шизофренический уход от реальной действительности». Очевидно, я и в самом деле был в полном изнеможении, то есть дошел до точки.
Проспав до восхода, я пробудился сильно посвежевшим, а пожевав вяленого мяса с остатками хлеба, и вовсе почувствовал себя бодрым. Допив остатки воды, я решил, что для Джемми Уила наступил решающий день: мосты сожжены, двигаться отныне я мог только вперед.
Я решил бросить фляги, рюкзак и патронташ, и идти налегке, рассовав по карманам патроны, нож и взяв в руки винтовку и мачете. Патронташ и фляги, скорее всего, так и висят до сих пор там на дереве, ибо я не представляю даже себе, чтобы их кто-либо мог найти.
Спустившись на землю с дерева, я решительно начал прорубать себе путь к тропе, мало заботясь о том, что меня заметят. Найдя тропу, я без колебаний вышел на нее и пошёл так, словно в целом свете у меня нет никаких забот. В одной, руке у меня была винтовка наперевес, в другой я сжимал мачете, и даже на поворотах я не замедлял шага.
Достигнув поляны, которую расчистили для ночевки чиклерос, я насторожился, почуяв запах дыма. Однако я решительно вышел на поляну, никого не обнаружил там и машинально наклонился, чтобы пощупать золу. Она была еще теплой, я поворошил уголечки, и они затлели. Значит, подумал я, чиклерос ушли совсем недавно.
Но куда? Вверх по тропе или же вниз по тропе? Не долго думая, я выбросил из головы эту проблему и продолжил прежний свой путь в столь же бодром темпе. По моим расчетам, до Уаксуанока оставалось еще мили три, и я решил больше не сворачивать с тропы, пока не доберусь до него.
Порой дураки бросаются туда, куда боятся сунуться даже ангелы. Но существует еще и так называемое дурацкое везение. Я слишком устал убегать от гнавшихся за мной ублюдков, скрываться и увертываться из последних сил. И вот теперь, когда мне было на них начхать, они первыми попались мне на глаза. Вернее, сперва я услышал, как они разговаривают по-испански, приближаясь ко мне, и просто отошел назад в заросли на несколько шагов, давая им пройти мимо.
Чиклерос было четверо, у всех было оружие и весьма угрюмый вид: небритые смуглые лица и грязно-белые костюмы сборщиков сока для жевательной резинки. Кто-то упомянул сеньора Гатта, что вызвало взрыв смеха, и вся компания исчезла за поворотом, — я тотчас же вышел из своего укрытия. Мне уже было решительно на все наплевать. Уверенный, что теперь-то никто уже не попадется мне навстречу, я ускорил шал, желая оторваться от любого чиклерос, который мог идти следом. На такой жаре я быстро взмок, но все равно все шагал и шагал вперед, в том же самом убийственном темпе в течение двух часов кряду.
Внезапно тропа резко повернула влево, протянулась еще сто ярдов и оборвалась. Озадаченный, я тоже замер на месте, гадая, куда мне идти дальше, и тут увидел человека на вершине холма справа от меня, он наблюдал что-то в полевой бинокль. Едва я вскинул к плечу винтовку, как он слегка повернул голову и спросил по-испански:
— Это ты, Педро?
— Да! — облизнув губы, наугад ответил я.
Он снова приник к окулярам, наблюдая за происходящим где-то внизу, под холмом.
— У тебя есть сигареты и спички? — не оборачиваясь, произнес сложную для моего понимания фразу он, и я опять ответил.
— Да! — после чего забрался на холм и встал за его спиной.
— Спасибо, — сказал он. — А который час? — Он положил бинокль на землю и обернулся. В тот же момент я обрушил на его голову приклад винтовки. Приклад пришелся в правое надбровье, и лицо незнакомца исказилось болью,
Я вновь ударил его по голове, как когда-то хотел сделать на моих глазах убитый мною чиклерос с Гарри. Наблюдатель хрипло застонал и покатился вниз с холма, где и замер неподвижно.
Проводив его равнодушным взглядом, я спустился и пнул тело носком ботинка. Чиклерос не пошевелился, и я взглянул туда, куда с таким пристальным интересом только что смотрел в бинокль он. В четверти мили от меня лежал Уаксуанок и наш третий лагерь. Я глядел на него, как, наверное, когда-то глядели израильтяне на Землю Обетованную. Слезы выступили у меня на глазах. Сделав шаг-другой вперед, я издал хриплый вопль восторга и, спотыкаясь и едва не падая, побежал к человеческим фигуркам, снующим возле домиков.
Силы покидали меня, тело стало ватным и до смешного слабым, но в то же время и невесомым, наполненным радостью и светом. Я не знал, был ли тот чиклерос, которого я ударил прикладом, единственным наблюдателем или же у него имелись товарищи. Я ожидал выстрела с холма в спину, но упорно переставлял ноги и, пошатываясь, уже не бежал, а брел к заветной цели. Выстрела не последовало.
Джо Рудецки обернулся в мою сторону и, приглядевшись, издал крик удивления. Потом в моей памяти случился провал, после которого я обнаружил, что на меня глядит Фаллон, и вид у него озабоченный. Он что-то говорил, но я ничего не мог разобрать, потому что в ушах стоял гул. Голова Фаллона вдруг съежилась, затем раздулась до невероятных размеров, и я вновь потерял сознание.
2
Вода — чистая холодная пресная вода — великолепнейшая штука, хочу я вам сказать. Мне доводилось использовать ее для варки супов из концентратов. Делается это так: берется сухая смесь, смахивающая на порошок из лекарственного снадобья знахарки-колдуньи, добавляется вода — и в мгновенье ока вся эта сомнительная мешанина превращается в аппетитнейшее варево с ароматом зеленого, горошка и свежих овощей.
За неделю блужданий по лесу мой организм сильно ослаб из-за потери воды и веса, но уже спустя несколько часов я вновь окреп телом и духом. И вовсе не потому, что я напился воды, напротив, Фаллон отмерял ее для меня по каплям. Просто-напросто сам вид графина с водой у изголовья моей койки действовал на меня ободряюще: ведь я знал, что стоит лишь протянуть руку, и холодная вода в моем распоряжении. Чудесное чувство! Я и в самом деле чувствовал себя значительно-лучше, хотя, возможно, мне, как и супу из пакетика, не хватало пикантности.
Разумеется, Фаллону не терпелось узнать подробности того, о чем я уже успел ему поведать, несколько сумбурно, когда доковылял до лагеря.
— Мне думается, вам следует рассказать мне все. с самого начала,—сказал он, присаживаясь на стуле у изголовья моей постели. ;
— Я убил человека, — медленно произнес я.
— Вы подразумеваете Райдера? — вскинул брови он.— Нет, вы не должны корить себя за случившееся подобным образом!
— Да нет же, вовсе не Гарри! — И я в деталях рассказал ему обо всем случившемся за минувшие дни.
По мерс . повествования лицо Фаллона обрело выражение испуганного недоумения, и, едва я закончил, он воскликнул:
— Итак, за нами наблюдают, и неподалеку от нас Гатт.
— Во главе целой армии, — вздохнул я. — А ведь Пэт Харрис пытался вас предупредить, но вы отмахнулись от него. Гатт не только привез своих подручных из Штатов, но и нанял этих головорезов-чиклерос в помощники! Пожар в радиорубке не случаен, как и крушение вертолета!
— Полагаете, это диверсия?
— Гарри в этом не сомневался, — сказал я. — И я ему верю. Мне кажется, что и грузовой вертолет в лагере номер один сгорел в результате диверсии. И задержка самолета в Мехико — тоже дело рук злоумышленников. Нас изолировали.
— И много людей вы видели у Гатта? — мрачно поинтересовался Фаллон.
— Всего около двадцати пяти, — ответил я. — Но точно сказать не могу, у меня не было времени для подсчетов. Возможно, кое с кем из бандитов я столкнулся дважды, но в общем это верная оценка. — Я потянулся к графину, но лишь пощупал его влажную запотевшую стенку. — У меня имеются некоторые соображения об их намерениях.
— Какие же именно?
— А вы не догадываетесь? — усмехнулся я. — Они собираются напасть на нас, потому что Гатт мечтает овладеть ценностями и прочими поделками, которые мы нашли. Ведь все это хранится здесь, в лагере, не так ли?
Фаллон кивнул и, встав со стула, подошел к окну.
— Мне следовало бы отправить их раньше, — устало сказал он. — Но я никак не возьму в толк, почему и вы, и Гатт в этом уверены!
— Черт возьми, — собравшись с силами, крикнул я, — ведь я же лично извлекал эти драгоценности со дна синота!
Фаллон резко обернулся.
— Но Гатту это неизвестно! Как он мог бы узнать о ценных находках? Только если ему об этом кто-то из нас сообщил.
— После аварии вертолета я целую неделю плутал по лесам, — заметил я тихо. — Но Гатт все же не перешел к решительным действиям. Он рядом, он готов, но его пока что-то сдерживает.
— Значит, он не уверен, нашли ли мы что-то действительно стоящее, — сказал Фаллон. — Нечто ценное — с его точки зрения.
— Вы правы, — кивнул я. — Но ему нужно лишь прийти сюда и убедиться в том, что полтора миллиона долларов лежат здесь и ждут, чтобы их забрали.
— Более полутора миллионов, — поправил меня Фаллон. — Пол обнаружил в храме Юм Чака хранилище бесценной культовой утвари. Ничего подобного раньше не находили, Джемми! Как музейную коллекцию продать все это нельзя. Но если Гатт станет распродавать предметы поштучно, он выручит еще полтора миллиона.
— А вы еще имели смелость утверждать, что в Уаксуа-ноке нет золота, — укоризненно сказал я. — Гатт способен оценить находки и реализовать их через торговца Джерри-сона. Выходит, нам ничего не остается, как отдать их ему, когда он заявится сюда со своими головорезами?
— Откровенно говоря, — сказал Фаллон, — нам лучше обсудить эту проблему с остальными участниками экспедиции. Что вы об этом думаете? Вы-то сами готовы?
— Я-то готов, — сказал я, спуская ноги с кровати.
Совещание проходило в обстановке гнетущей подавленности. Меня выслушали с недоверием, но в конце концов удалось доказать, что мы в опасности. Пол Холстед, естественно, как всегда, вел себя по-свински.
— Мне ваша история кажется малоправдоподобной,— высокомерно заявил он со своей мерзкой улыбочкой.
— Выходит, я лгу? — вспыхнул я.
Фаллон предостерегающе сжал мне локоть.
— Нет, — сказал Холстед. — Вы просто все преувеличиваете. У вас богатое воображение.
— Предлагаю вам, в таком случае, самому прогуляться по лесу, — сказал ему в ответ я. — Если эти пули я выдумал, то они не причинят вам вреда, коли вы на них нарветесь.
— Я уверен, что вы могли бы помочь бедняге Райдеру, — ухмыльнулся он, и я кинулся на него, пытаясь ухватить за горло, но он ловко увернулся.
— Довольно! — рявкнул Фаллон. — Если не можете предложить ничего дельного, Пол, тогда лучше сидите и помалкивайте.
Неожиданно для всех на мужа набросилась Катрин Холстед.
— Заткнись, Пол! — резко воскликнула она. — Меня от тебя уже просто тошнит!
— Ты снова перекинулась на сторону Уила? — с недоверчивостью изумленно воскликнул Пол, делая обиженное лицо.
— Здесь нет никаких сторон, — ледяным тоном парировала Катрин. — И никогда не было. Что же до богатого воображения, то к Джемми это меньше всего относится. Мне искренне жаль, Джемми, — взглянула она на меня.
— Я не просил тебя извиняться за меня! — взорвался Пол.
— А я и не думала извиняться за тебя, — резко отрезала Катрин. — Я извинилась перед Джемми за то, что не прислушалась к нему раньше. А ты, Пол, заткнись и слушай, как тебя уже попросил об этом профессор Фаллон.
Потрясенный Холстед притих и задумался.
— А вы что обо всем этом думаете? — спросил я у Рудецки.
— Я вам верю, — сказал он. — Эти проклятые чиклерос доставили нам немало неприятностей еще в лагере номер один. Меня не удивляет, что они в вас стреляли. Но этот парень, Гатт, это что-то новенькое для меня, — расправляя свои могучие плечи, сказал он Фаллону. — Мы про него ничего не знали.
— А вам и не нужно было ничего о нем знать, — бесстрастно ответил Фаллон с постным лицом.
— А мне кажется, что такая необходимость была, мистер Фаллон, — набычился Рудецки. — Если этот Гатт сколотил себе из чиклерос целую банду, это пахнет серьезными неприятностями. В моем контракте не предусматривалось, что мне придется рисковать жизнью. Ни мне, ни Смиту, ни Фоулеру все это не нравится.
Смит и Фоулер серьезно закивали головами в знак поддержки коллеги.
— Так что вы тут собираетесь делать, Рудецки? — вмешался в разговор я. — Организовать профсоюз? Поздновато, как мне кажется. Сейчас уже не имеет никакого значения, ввел вас в заблуждение мистер Фаллон или нет. Во всяком случае, он сделал это не умышленно, я в этом не сомневаюсь. Сейчас нужно решать, что делать с Гаттом!
— Мы можем сделать лишь одно: отдать ему то, что он хочет, — устало вздохнул Фаллон.
Смит и Фоулер снова с мрачным видом закивали головами в знак согласия, а Рудецки сказал, что тоже так думает. Катрин Холстед закусила губу, а Пол Холстед обвел всех пристальным взглядом.
— И вы думаете, что нашли правильное решение? — спросил я. — Вы надеетесь, что, если отдать Гатту три миллиона долларов, он уберется отсюда? Сомневаюсь, что это будет именно так.
— Что вы хотите этим сказать? — подался вперед Рудецки.
— Джо, вы же не глупый человек, — криво усмехнулся я. — Гатт задумал преступление: он хочет украсть три миллиона долларов. Не знаю, кому принадлежат эти сокровища по закону, но наверняка мексиканское правительство имеет на них все права. И вы полагаете, что Гатт позволит кому-то вернуться в Мехико и сообщить о случившемся властям?
— Боже мой! — вздохнул Фаллон. — Теперь-то я наконец все понял.
— Вы хотите сказать, что он всех нас здесь перебьет? — взволнованно спросил Рудецки.
— Поставьте себя на его место, — цинично предложил я. — Разумеется, если допустить, что и у вас нет уважения к святости чужой жизни.
Все стали взволнованно высказывать свои мнения, Рудецки извергал проклятия, а Смит решительно заявил, что немедленно уходит. Мне этот гвалт надоел, и я стукнул кулаком по столу:
— Замолчите сейчас же все! — крикнул я.
Все тотчас же притихли и испуганно уставились на меня.
— И куда, черт подери, ты собрался уходить? — ткнул я пальцем в Смита. — Да стоит лишь тебе сделать в лесу несколько шагов, как чиклерос охладят пулями твой пыл — навсегда. У тебя нет ни одного шанса остаться в живых.
Смит смертельно побледнел и судорожно сглотнул.
— Он прав, Смитти! — воскликнул Фоулер. — Мы в ловушке.
— Послушайте, Уил, все-таки вы сгущаете краски, — подал голос Фаллон. — Вы представляете, какая поднимется вонь, если Гатт решится на эту массовую резню? Вы полагаете, никто не заинтересуется, куда подевалась делая экспедиция? Нет, он не осмелится сделать такое.
— Не осмелится? А кому, кроме нас, еще известно, что Гатт здесь? У него есть опыт, есть организация. Да стоит ему лишь свистнуть, и набежит сотня свидетелей того, что он в это время был в Мехико. Так кто же свяжет его имя с этим происшествием?
Катрин побледнела и сказала дрожащим голосом:
— Но когда наши тела обнаружат, станет известно, что...
— Катрин, мне очень жаль, но нас никогда не найдут. Здесь, в Кинтана-Роо, можно похоронить целую армию, и тела не найдут.
Вмешался Холстед:
— Ловлю вас на слове, Уил! Как вы только что сказали, никто, кроме нас, не знает, что Гатт здесь. Но и нам об этом стало известно лишь с ваших слов! Лично я его собственными глазами не видел, как и все остальные присутствующие. Уж не хотите ли вы использовать нас в своих личных интересах?
— И за каким дьяволом мне это нужно? — изумленно посмотрел на него я.
— Вы с самого начала пытались попасть в эту экспедицию, — пожал плечами он. — И живо интересовались стоимостью находок. По-моему, можно дальше и не продолжать, и так все ясно.
— Да, не стоит этого делать, иначе я выбью вам все зубы! — вскричал я, оглядываясь по сторонам. По лицам всех присутствующих было ясно, что ответить на такое обвинение мне в любом случае нужно. — Если я хочу надуть вас всех, зачем же я удерживаю Смита от необдуманного шага? Почему настаиваю на том, что нам лучше держаться всем вместе?