Рудецки шумно вздохнул и взглянул на Холстеда с неприязнью:
— Черт меня подери! Да этот малый й меня чуть было не сбил с толку! Мне следовало бы давно приглядеться к нему. Так что же нам делать, мистер Уил?
Я уже раскрыл было рот, чтобы в свою очередь спросить, почему он меня об этом спрашивает, но заметил, как переменился Фаллон. Он поник головой и весь словно бы сжался, погрузившись в размышления. Мне стало ясно, что он больше не годится на роль руководителя. Холстед не смог бы и слепого перевести через дорогу, а Рудецки был лишь прекрасный исполнитель, но не более. Смит и Фоулер во всем следовали за ним. Мне никогда не приходилось быть вожаком, да и желания руководить у меня никогда не возникало. Я считал, что у всякого свои мозги, так что если правильно ими пользоваться, то не будет нужды идти по чужим следам. Тем более, не следует здравомыслящему человеку ждать, что за ним пойдут другие. Я был как бы одиноким волком, за что и прослыл серым эгоистом. У меня не было потребности склонять кого-либо на свою сторону, навязывать свое мнение, и за это окружающие — любители подобного рода деятельности — навесили на меня ярлык человека, которому нечего сказать, в чем сильно заблуждались.
Теперь все замерли, ожидая, что я сделаю нечто решительное и возьму роль лидера на себя. Все, за исключением Фаллона, ушедшего в свой внутренний мир, и Холстеда, по неизвестным мне причинам настроенного против меня.
— Нужно что-то делать! — нарушил тишину Рудецки.
— Гатт скоро перейдет к решительным действиям, — сказал я. — Какое у нас есть оружие?
— Есть дробовик и винтовка, — ответил Рудецки. — Еще у меня есть личный пистолет.
— А у меня револьвер, — добавил Фоулер.
— Еще что-нибудь? — обвел я всех взглядом.
Фаллон покачал головой, а Холстед уставился на меня немигающим взглядом, не говоря ни слова. Катрин сказала:
— У Пола есть пистолет.
— Дробовик, винтовка, три пистолета — это уже кое-что, — подытожил я. — Джо, как ты думаешь, в каком домике лучше держать оборону?
— Вы что, собираетесь здесь устраивать сражение? — заволновался Холстед.— Да если Гатт появится здесь, в чем я не уверен, у вас не останется ни одного шанса! Да вы сумасшедший, Уил!
— А вы предпочитаете подставить Гатту под нож горло?
—Этот домик подходит лучше всего, — сказал Рудецки. — Он стоит перед синотом, значит, к нему нельзя подобраться с тыла.
— А где все наши находки? — посмотрел я на пустые полки.
— Я все упаковал, — сказал Фаллон, — приготовил к отправке на вертолете.
— Придется все распаковать, и как можно скорее,— озабоченно заметил я. — Мы должны от всего избавиться.
— Черт возьми, как прикажете это понимать? — вскочил на ноги Холстед. — Ведь это уникальные вещи! Они бесценны!*
— А вот и нет! — резко возразил я. — Их цена — семь человеческих жизней. Если Гатт овладеет добычей, он нас всех тотчас же и прикончит. Но если мы спрячем сокровища так, что он их не сможет достать, он, возможно, сообразит, что игра не стоит свеч.
— Что ж, в этом есть смысл, — сказал Фаллон. — Но что вы предлагаете с ними сделать?
— Сбросить все в синот! — решительно сказал я. — Он не сможет их оттуда быстро достать, а задерживаться ему тоже нет смысла.
— Нет! Вы не посмеете! — заорал Холстед, явно потеряв над собой контроль. — Ведь нам уже не удастся их извлечь оттуда!
— Но почему? Никуда эти предметы со дна синота не денутся. Да и не стоят все эти безделушки наших жизней, — сказал я.
— Верно, черт подери! — воскликнул Рудецки. — Я тоже за то, чтобы утопить их.
— Но ведь вы не позволите сделать этого, профессор! — воззвал Холстед к Фаллону.
— Джемми принял решение, и он его выполнит, — холодно взглянул на него Фаллон. — И вряд ли вы помешаете, Пол, — саркастически усмехнулся он.
— Пещера! — воскликнула Катрин. — Ведь можно сложить все предметы в пещере!
— В какой такой пещере? — резко обернулся на нее Холстед.
— В синоте на глубине шестидесяти пяти футов есть подводная пещера, — пояснил я. — Катрин, это гениальная мысль! Уж там их Гатту точно не найти!
— Я помогу тебе, — сказала она.
— Нет, ты не сделаешь этого! — взревел Холстед. — Я не позволю тебе участвовать в этой бредовой затее!
— Я не намерена подчиняться тебе, Пол, — спокойно взглянула на него Катрин. — Я пойду своим путем, буду делать то, что нахожу нужным. Здесь, в Уаксуаноке, ты превратился в другого человека, Пол, ты не похож на того, за которого я выходила замуж. Я не собираюсь служить орудием для осуществления твоих навязчивых идей! Между нами все кончено — раз и навсегда.
И тут он ударил ее — не открытой ладонью по щеке, а сжатым кулаком в подбородок. Катрин отлетела через всю комнату в угол и сползла без чувств по стене. Не долго думая, я схватил со стола бутылку и треснул Холстеда по башке. Бутылка, правда, не разбилась, но от этого ему не стало легче: широко раскрыв рот, он закачался, согнув колени, и я дал ему еще разок по затылку. Лишь после этого Холстед медленно осел на пол.
— Порядок, — тяжело дыша, сказал я. — Еще вопросы будут?
— Ты молодец! — одобрительно хмыкнул Рудецки. — У меня у самого давно чесались на этого ублюдка руки.
Они с Фоулером подняли Катрин с пола и усадили на стул у стола. На Холстеда никто даже не взглянул, и он продолжал валяться там, где упал.
У Катрин кружилась голова, и Фаллон налил ей чистого виски в бокал.
— Я же просил вас избавить меня от этого типа, — укоризненно сказал мне он.
— Теперь об этом уже бесполезно говорить. Джо, заберите у этого ублюдка пистолет, на него нельзя полагаться. Спросите у Катрин, где он.
— В ящике возле кровати, — слабым голосом сказала она.
— Заберите его, Смитти, — приказал Рудецки помощнику. — А ты славно ему врезал, Джемми, —пнул он ногой Холстеда. — У него теперь долго еще будет раскалываться башка.
Катрин глотнула виски и раскашлялась. Я с тревогой спросил, все ли с ней в порядке. Она потерла подбородок:
— Он сошел с ума, — прошептала она. — Он ненормальный.
— Отнеси Холстеда в его домик и запри там, — сказал я Рудецки, кладя ему руку на могучее плечо. — У нас и без дураков хватает забот.
— А все-таки здорово ты ему врезал, — радостно осклабился Джо. — Эх, жаль, я не успел!
— Можешь сделать это в любой момент, тебя за это не уволят, — успокоил его я. — Мое терпение лопнуло, мне надоело за него заступаться.
Рудецки с Фоулером поставили Холстеда на ноги, он взглянул на меня с ненавистью, поводя головой, и Фоулер вытолкнул его за дверь. Я обернулся к Катрин:
— Как ты себя чувствуешь?
— А как я могу себя чувствовать после драки с мужем у всех на глазах? — криво усмехнулась она. — Он сильно изменился, — добавила она, опуская глаза.
— Он изменится еще больше, если и дальше будет делать пакости, — сказал я. — И совсем не так, как ему этого хотелось бы. Катрин, веры ему больше нет, и ты больше не сможешь защитить его. Да и не должна этого делать.
— Я понимаю, — тихо произнесла она.
Снаружи послышался крик, потом грохнул выстрел, и тотчас же началась настоящая пальба. Выскочив из домика, я побежал к домику Рудецки. Он сделал мне рукой знак пригнуться, прячась за задней стеной.
— Холстед вырвался и побежал к лесу, — тяжело дыша, сообщил мне он. — Мы кинулись было следом, но они начали по нам стрелять. Мне кажется, Холстеда убили. Я видел, как он упал, добежав до леса.
За спиной кто-то всхлипнул, я обернулся и увидел Катрин.
— Скорее спрячься в дом! — сердито крикнул ей я. — Здесь опасно!
Две крупные слезы скатились по ее щекам, она повернулась и пошла, ссутулившись, прочь. Плечи ее вздрагивали. Я еще немного постоял на окраине поселка, но ничего больше не произошло: ни выстрелов, ни криков, никаких проявлений жизни живых существ. В гнетущей тишине над Уаксуаноком завис сплошной стеной ядовито-зеленый непроходимый лес.
3
Я понимал, что за нами все время наблюдают, поэтому нужно было решить, как лучше опустить наши находки в синот: не таясь либо скрытно. Поразмыслив, А пришел к выводу, что следует выбрать второй вариант. Если мы сделали бы это открыто, Гатт мог заволноваться и напасть на нас немедленно, пока мы работаем, и тогда уже ничто его не остановило бы.
Из этого следовало, что нужно вскрывать ящики и переносить их содержимое по частям к воде, вернее, в мой домик, расположенный рядом с синотом. Можно, конечно, и просто побросать находки в воду, но жаль было так поступать, имея возможность спрятать сокровища в подводной пещере. И мы решили опускаться в воду по ночам, а груз нам будет спускать на тросе Рудецки.
Днем все старались делать вид, что жизнь в лагере идет своим чередом: бродили между Домами с непринужденным видом, но постепенно все ценности скапливались в металлических корзинах на полу моего домика. Одновременно шла подготовка к обороне. Не теряя времени даром, Смит и Фоулер собирали подходящие для укрепления стен материалы и складывали их в местах, легко доступных ночью. Время тянулось мучительно медленно, и вот наконец солнце побагровело и опустилось в ореоле красной дымки, напоминающей спекшуюся кровь.
С наступлением темноты работа закипела. Смит с Фоулером начали таскать бревна и доски в домик и обивать ими стены. Рудецки подготовил большие баллоны с воздухом и подтянул плот к берегу, а мы погрузили их на плот. После этого мы перенесли на плот все сокровища и погрузились в синот.
Пещера оказалась в том же состоянии, в котором мы ее и оставили, и воздух в ней был хороший. Выбравшись на уступ, я включил внутреннее освещение, собственный фонарь и помог выбраться из воды Катрин.
— Здесь достаточно места, чтобы разместить все сокровища, — сказал я ей. Она вяло кивнула мне в ответ.
— Жаль, что Пол причинил всем столько неприятностей. Мне следовало бы раньше прислушаться к твоим словам. Слишком поздно я задумалась над тем, что нас с ним связывает. Ты назвал мое отношение к нему преданностью, а мне раньше казалось, что это и есть любовь. Пол ведь не всегда был таким. Ты думаешь, он убит?
— Не знаю, ведь меня там в тот момент не было. Рудецки считает, что он мертв, но ведь он мог и выжить. Что ты будешь в этом случае делать?
— Неуместный вопрос при сложившихся обстоятельству — нервно усмехнулась она. — Ты считаешь, что от всего этого будет прок? Нам поможет то, что мы спрячем здесь сокровища, которых так добивается этот Гатт? — Она скептически обвела взглядом сырые стены пещеры.
— Не знаю, — сказал я. — Все будет зависеть от того, удастся ли мне убедить Гатта, что у него нет шансов заполучить их. Возможно, это охладит его. Он не похож ни на Сумасшедшего, ни на маньяка-убийцу, так что вряд ли он пойдет на бессмысленное убийство семерых человек.
— Но он может прийти в ярость, узнав,что добыча уплыла у него из-под носа!
— Он будет разъярен, ты права, — согласился с Катрин я. — Следует быть начеку.
— Если мы выберемся отсюда, я разведусь с Полом, — сказала она. — Все равно не смогу больше с ним жить. Я получу развод в Мексике, где мы и поженились, и он будет иметь законную силу везде.
— Я навещу тебя, если ты не возражаешь.
— Нет, Джемми, не возражаю, — вздохнула Катрин. — Может быть, нам удастся начать все сначала.
— Это не так просто, — с грустью сказал я, — нам не удастся забыть прошлое, Катрин. Никогда! Надевай маску, надо работать: Джо, наверное, уже волнуется.
Мы выплыли из пещеры и приступили к изнурительной работе. Рудецки спускал нам сокровища в корзинах вниз по одной, а мы переносили содержимое в пещеру. На это ушло много времени, целых два часа. Поскольку мы не опускались ниже глубины в шестьдесят пять футов, на декомпрессию нам требовался только час. Джо опустил шланг вдоль якорного троса, и мы присоединили переходники к нашим впускным клапанам. В течение часа мы дышали воздухом из баллонов на плоту, после чего поднялись на поверхность.
— Все о’кей? — спросил Рудецки.
— Все нормально, — сказал я и тотчас же выругался, стукнувшись ногой о баллон. — Послушай, Джо, не сбросить ли нам эти баллоны в воду, чтобы у Гатта не возникло никаких идей. А вдруг он сам аквалангист? Без баллонов у него все равно ничего ведь не выйдет.
Мы спихнули тяжелые баллоны в воду и выбрались на берег, валясь с ног от усталости.
— Где Фаллон? — спросил я у Смита, который вместе с Фоулером пытался превратить наш домик в неприступную крепость.
— Кажется, у себя, — ответил Смит, уныло разглядывая жалкие результаты своего труда: материалов оказалось недостаточно.
Я отправился к Фаллону и застал его сидящим с поникшей головой за письменным столом. При моем появлении он обернулся и воскликнул, с горечью:
— Какое несчастье, Джемми! Какая страшная напасть!
— Вам нужно выпить. — Я взял с полки бутылку и два бокала. Налив ему и себе по изрядной порции, я протянул ему бокал со словами:-
— Вашей вины в этом нет!
— Да нет же, — запротестовал он, — это я все испортил! Я слишком легкомысленно отнесся к Гатту. Но кто мог предвидеть, что испанское нашествие повторится вновь в двадцатом столетии! Это же дикость! Свирепые конкистадоры — в наше время!
— Вы сами как-то говорили, что Кинтана-Роо не самое цивилизованное место на свете, — возразил я, делая глоток виски и чувствуя, как тепло растекается по горлу и всему телу. — Эта провинция еще не вышла из восемнадцатого столетия.
— Я послал с ребятами, которые улетели, письма властям Мехико, где сообщил о наших находках, — сказал Фаллон. — Как вы думаете, Гатт не мог им что-нибудь подстроить? — с тревогой спросил он.
— Нет, — подумав, ответил я. — Это довольно сложно и могло насторожить местную полицию.
— Мне бы сделать это пораньше, — убивался Фаллон. — Министерство по делам древних находок чутко следит за всеми новыми открытиями, здесь давно уже было бы полно инспекторов. — Он криво улыбнулся. — Но мне так хотелось насладиться делами своих рук одному. Какой же я глупец!
— Вас предупреждал Пэт Харрис, — не сразу понял я его мысль. — Почему же вы не приняли меры?
— Я проявил эгоизм, — взглянул он мне прямо в глаза. — Чистой воды эгоизм. Я хотел воспользоваться отпущенным мне временем, Джемми. Ведь его у меня так мало осталось!
— Но вы же вернетесь на следующий год! — сказал я, отхлебнув еще глоток виски.
— Увы, нет, — покачал он головой. — Я уже никогда сюда не вернусь. Кто-то другой продолжит мое дело, человек помоложе. Им мог бы стать Пол, не будь он столь опрометчив и нетерпелив.
— К чему вы клоните? — я поставил бокал на стол.
— Через три месяца меня не станет, — печально усмехнулся Фаллон. — Перед отлетом в экспедицию я был у врачей, они отпустили мне полгода, не более. — Он откинулся на спинку стула. — Они даже не хотели отпускать меня сюда, но я все же полетел, и не жалею об этом, Джемми. Теперь я отправлюсь в Мехико умирать в больнице.
— Что с вами?
— Древнейший враг человека — рак! — тяжело выдохнул Фаллон, и в домике воцарилась гнетущая тишина. Мне нечего было ему ответить. Так вот почему он казался таким задумчивым, почему спешил выполнить работу любой ценой. Он хотел провести последние в жизни раскопки и достиг своей цели: они увенчались успехом!
— Извините меня, — наконец произнес я.
— Вы — извиняетесь передо мной? — усмехнулся он. — Мне кажется, что это я должен перед вами извиниться за то, что втянул вас в эту затею! Если с Гаттом все обстоит именно так, как вы говорите, мне не дожить до больницы. Да и никому из нас не выбраться отсюда. Я должен извиниться перед всеми! Но ведь э^ого мало, не правда ли? Зачем мертвецу извинения?
— Успокойтесь, — сказал я.
Он надолго замолчал, потом сказал:
— Когда, по-вашему, Гатт начнет наступление?
— Не знаю, — ответил я. — Но, должно быть, скоро. — Я допил виски. — Вам лучше немного вздремнуть. — Фаллону это предложение не очень поправилось, но он промолчал, и я ушел.