— Войдите! — крикнула Никола; сейчас ей не было дела до того, кто там.
Дверь открылась. Девушка подняла голову.
Внезапно ее чувства ожили. Кто-то одним движением переключил все блокировавшие их тумблеры. Николу залил свет, она ощутила тепло тысячи огней, в ее мозгу вспыхнуло половодье красок.
— Тристан! — воскликнула она. Вскочив, Никола подбежала к нему. — Тристан, я не в силах описать тебе мое состояние!
Он улыбнулся ей. Его одежда была черно-белой, но Никола видела яркие цвета, она могла касаться, поглощать, пить их до бесконечности.
— Я сейчас потеряю сознание, — сказала девушка.
— Нет, не потеряешь.
Время остановилось. Она видела, как он удерживает его своими руками, заставляет часы идти назад. Один месяц. Два месяца. Три... четыре... Время стало послушным рабом в руках вечности. Один год. Два. Три...
И вдруг она вернулась в те дни, когда еще не знала Эвана Колвина, была свободной, молодой и умела радоваться жизни.
— Я опьянела от наркотиков, — сказала Никола.
— Нет, ты просто все видишь в реальном свете.
— Я схожу с ума.
— Ты наконец выздоровела после трех лет болезни,
— О господи, — прошептала Никола, — кажется, да.
Он прикоснулся к ней, и все замерло. Никола инстинктивно прильнула к нему, и маленькая комната стала прежней, костюм Пуула — черным, рубашка белой. Его глаза находились в нескольких дюймах от ее глаз.
Он поцеловал девушку. Сначала поцелуй показался ей обыкновенным, но потом все изменилось. Никогда прежде Никола не испытывала ничего подобного. Неведомые чувства заполнили ее душу, мир приобрел новое, таинственное измерение без начала и конца.
Он перестал целовать ее. Мир снова стал нормальным; комната вращалась вокруг Николы. Вечерний свет, проникая через окно, падал на закрытую дверь.
— Верни меня туда, — попросила Никола, — где мы только что были. Верни меня труда.
Подавшись вперед, она притянула его лицо к себе, чтобы снова коснуться губ Тристана своими губами.
Никола почувствовала, что его пальцы скользят по ее коже, и наконец осознала, что халат на полу, а на ней ничего нет. Его рот слился с ее ртом, и все условности исчезли в бархатной темноте сотни солнечных систем. На Николу обрушился жар гигантской невидимой печи.
— О боже, — сказала Никола, — я на небесах.
Он засмеялся. Открыв глаза, она увидела над собой Тристана; его лицо находилось так близко, что она видела лишь широкий рот и белые неровные зубы.
— Почему ты смеешься? — прошептала она.
— Потому что ты сказала нечто забавное, — ответил он.
Его голос был голосом темноты, приглашавшим ее в великолепие неистовой ночи.
III
Солнце уже село, когда Пуул, покинув комнату Николы, отправился вниз искать Агнес. Он нашел ее в столовой. При появлении Пуула Агнес вскочила и с облегчением воскликнула:
— Наконец-то!
Она словно потеряла надежду увидеть его этим вечером.
— Я знала, что не должна мешать вам, и последние полчаса мечтала только о том, чтобы вы пришли поскорей! Послушайте, Тристан, Лайза уже здесь. Она ждет вас в гостиной и отказывается уйти, не повидав вас. Что мы будем делать?
— Агнес, — сказал Пуул, — ты — неисправимая паникерша. Где мой обед?
— Но что...
— Я ужасно голоден, Агнес. Если от обеда что-то осталось, неси это немедленно.
Агнес вздохнула,
— Хорошо, Тристан, Одну минуту — я все подам.
— Спасибо.
Он опустился на стул с высокой спинкой во главе стола и, думая о Николе, вывел вилкой на салфетке пентаграмму.
Вернувшись с дымящейся тарелкой, Агнес спросила:
— Вы удовлетворены?
Пуул попробовал фаршированный баклажан.
— Восхитительно.
— Я имела в виду не пищу, — сказала Агнес.
— Я — тоже, — отозвался Пуул.
Они еще улыбались друг другу, когда в столовую заглянула сестра Агнес.
— Агнес, Лайза беспокоит нас на кухне. Она отказывается ждать в гостиной и требует немедленной встречи с Тристаном. Что мне делать?
— Ну и женщина! — раздраженно произнесла Агнес. — Я выставлю ее с кухни.
— Не трать силы, — сказал Пуул. — Пригласи ее сюда, Харриет.
— Да, кстати, — сказала Агнес, когда ее сестра послушно исчезла, — пока не забыла — Эван говорил, что завтра утром он поедет в Лондон. Он намерен найти доктора для Гвайнет и встретиться с частным детективом. Вы нажили себе врага, Тристан.
— Агнсс, — терпеливо произнес Тристан, — пожалуйста, перестань волноваться. Ты заработаешь язву, это совсем ни к чему.
— Хорошо,— сказала Агнес. — Оставлю .вас наедине с вашей подругой и постараюсь думать о чем-то другом.
— Ты можешь составить перечень наших долгов Уолтеру Колвину. Я обещал дать Эвану расписку.
— Вы безжалостны, — сказала Агнес. — Если что-то и доведет меня до язвы, так это наши финансовые дела. Хорошо, я сделаю все, что смогу. Удачи вам с Лайзой.
— Удачи тебе с арифметикой.
Он задумчиво жевал баклажан, когда в комнату ворвалась Лайза.
— Здравствуй, — сказал Тристан. — Как себя чувствуешь? — Не вставая, он жестом предложил ей сесть рядом с ним. — Садись.
— Спасибо за радушный прием, — сказала Лайза. — Где ты был?
— В Лондоне.
— Ты обещал позвонить, в субботу. Я прождала весь день...
— Весьма сожалею, — сказал Пуул.
— Ну...
Лайза замолчала в нерешительности. Она нервничает, заметил Пуул. Ее глаза выражали упрямство.
— Я подумала, что ты мог бы сдержать свое обещание, — неуверенно произнесла женщина.
— Извини, — сказал Пуул.
Они помолчали. Пуул продолжал есть.
— В чем дело? — удивленно спросила Лайза. — Что случилось?
— Ничего.
Снова пауза.
— Тристан, мне надо поговорить с тобой!
— Говори.
— Я... я попала в ужасное положение, и виновна в этом не я одна, верно? Если бы Мэтт не увидел нас вместе на берегу...
— Моя дорогая, ты не можешь винить меня в том, что твой муж изменил завещание в момент гнева и врезался в стену, не успев остыть и переписать его заново.
— Конечно, я могу винить тебя! — взорвалась Лайза. — Если бы я не познакомилась с тобой, Мэтт не изменил бы завещание таким образом!
— Если бы не появился я, появился бы кто-то другой.
— Как ты смеешь!
Она в бешенстве вскочила со стула.
— Будем честными, Лайза! Тебе до смерти надоел твой муж, и ты была готова предложить себя первому встречному.
Она попыталась ударить его, но он бросил нож и перехватил ее руку. Возникла пауза. Лайза попробовала отступить назад, но он лишь сильнее сдавил пальцами ее запястье, Лайза испугалась.
— Тристан, извини — я не хотела, я...
— Лайза, — тихим, сдержанным голосом сказал Пуул,— тыще любишь меня. Ты не любишь меня. Никогда не любила. Извини меня, если мое поведение покажется тебе неоправданно жестоким, но на данном этапе нам обоим необходимо взглянуть правде в глаза. Мы встретились, и это породило некоторые осложнения, от которых у меня во рту — и у тебя, не сомневаюсь, тоже, — остался неприятный привкус. Думаю, для нас обоих будет лучше, если мы разойдемся в разные стороны. Так будет лучше для нас обоих. Если пойдут слухи о том, чем мы занимались перед смертью твоего мужа, ты не сможешь рассчитывать на сочувствие судьи, когда будешь оспаривать завещание.
— Ну...
Он подождал.
— Да, — наконец сказала Лайза, —думаю, ты прав. Но...
— Да?-
— Я действительно люблю тебя, Тристан. Ничего не могу с собой поделать.
— Ты не любишь меня, Лайза.
— Но...
— Ты не любишь меня.
Она помолчала.
— Ты знаешь, что я прав. Лучше расстаться сейчас, не дожидаясь новых неприятностей.
— Да... наверно, да.
— Несомненно.
— Да.
Она отвернулась, но он не отпустил ее запястье.
— Лайза.
— Да?
— Последний поцелуй на память о прошлом?
Она неуверенно улыбнулась и подставила губы, но он поцеловал ее в лоб. С нежностью провел рукой по волосам Лайзы и начал развязывать платок, которым они были стянуты.
— Ты оставишь его мне на память? — ласково попросил он. — Чтобы я никогда не забыл тебя?
Она кивнула. Пуул потянул платок, Лайза тряхнула волосами. Он снова с болью сожаления отметил, как она красива.
— Счастья тебе, Лайза. Извини, но я знаю — так будет лучше.
— Да.
Она неуверенной походкой направилась к двери.
— Ты прав. Но это очень тяжело.
Лайза ушла. Из коридора донесся приглушенный стук ее каблуков. Пуулу показалось, что она зарыдала.
Через тридцать секунд в столовой появилась Агнес.
— Я не смогла справиться е желанием узнать, что случилось.
Пуул снова начал есть.
— Отлично приготовлено, Агнес. Великолепно.
— Но что с Лайзой? Все в порядке?
— Не уверен. Сядь, Агнес.
Он подождал, когда она сядет на стул, который только что занимала Лайза, и небрежно добавил:
— Я хочу, чтобы ты кое-что сделала для меня. Ты могла бы снять искусственно вызванное увлечение?
— Почему бы нет, — сказала Агнес, бросив взгляд на лежавший на столе платок. — На нем остались ее волосы?
— Возможно. Но это ее платок — вот что самое главное.
— Я бы предпочла иметь ее волосы. Это нечто более личное.
— Верно. У тебя, есть все необходимое?
— Я проверю, — сказала Агнес.
— Агнес, я очень ценю, что ты избавляешь меня от мелких хлопот,.. Завтра утром воспользуйся моей комнатой; выбери ясновидящую по своему усмотрению. Я бы сделал все сам, но не хочу тратить утро на колдовство — Никола рассчитывает увидеть меня совсем в другой роли... Уверен, ты меня понимаешь.
— Конечно, — сказала Агнес, — Не беспокойтесь о Лайзе — я позабочусь о ней. А вы не можете просто загипнотизировать се? Это, не будет достаточно эффективным средством?
— Возможно, да. А возможно, нет. Иногда гипноз способен подвести. В случае с Лайзой я не хочу полагаться на гипноз, поскольку есть более надежный способ избавиться от нее. Сейчас я прибегну к гипнозу, но я хочу, чтобы ты вызвала силу, которая навсегда избавит нас от этой проблемы.
— Да, Тристан.
— И еще, Агнес...
— Да, Тристан?
— Пожалуйста, постарайся не убить ее. После недавней смерти Моррисона это может породить нежелательные слухи.
— Хорошо, Тристан, — послушно сказала Агнес и с чувством приятного предвкушения стала думать о силах, которые она призовет, чтобы укротить неистовую страсть Лайзы...
IV
Прошла неделя.
В Лондоне Эван, страдая от безразличия, с которым Никола отнеслась к его запоздалому предложению, поговорил о своей сестре с известным психиатром, выслушал мнение юриста по поводу договора аренды и поручил частному детективному агентству покопаться в прошлом Пуула. Через четыре дня раздумий врач сообщил, что охотно примет Гвайнет, если она согласится пройти курс лечения в Лондоне; детективы заявили, что, если мистер Тристан
Пуул запятнал себя чем-нибудь, это, несомненно, будет выявлено в результате тщательного расследования, которое они предпримут. Сделав все от него зависящее, Эван решил вернуться в Колвин-Корт и проверить, не обрела ли Никола вновь трезвый взгляд на ситуацию.
Он сердился на Николу. С каждым днем в нем крепло убеждение, что она обошлась с ним несправедливо, и с трудом удерживал себя от звонка в Колвин-Корт. Однако он все же не позвонил Николе. Он решил дать девушке то, ‘что ей требовалось, — время для обдумывания предложения. Тогда йри следующей встрече она не сможет обвинить его в том, что он толкает ее к поспешному решению.
Тем временем в коттедже Бенедикт успешно продвигался в работе над диссертацией, а Джейн наслаждалась каждой минутой общения с близнецами. Она заметила, что проводит с ними времени больше, нежели Лайза. Молчаливая, замкнувшаяся в себе миссис Моррисон почти не выходила из своей комнаты. Обеспокоенная Джейн думала, что Лайза еще не пришла в себя после шока, вызванного, смертью Мэтта, и старалась проявлять к ней еще больше доброты и сочувствия.
Лайза оставалась безучастной ко всему; никогда прежде она не пребывала в такой апатии. Когда Джейн предположила, что это вызвано потрясением, испытанным Лайзой в связи с гибелью мужа, женщина не стала разубеждать ее. Лайзе хотелось снова увидеть Пуула, но у нее не было физических сил даже для прогулки до Колвин-Корта. Лежа в постели, она непрерывно думала о Пууле; постепенно ее воспоминания о нем притупились; сильное возбуждение, которое она испытывала в его обществе, сменилось загадочным безразличием, которое Джейн объяснила пережитым горем. Через неделю апатии Лайза почувствовала себя лучше, и в тот день, когда Эван вернулся из Лондона в Колвин, она решила после ленча прогуляться по берегу.
Погода стояла хорошая. Пока Лайза переодевалась в своей комнате, Джейн пекла на кухне оладьи, а близнецы лежали на траве внутри колвинского замка. Сказание об их пропавшем отце подошло к захватывающей, критической фазе.
— И вот, — сказал Тимоти, — он оказался лицом к лицу с бенгальским тигром.
— И «Звезда Индии» зловеще сияла в кармане его брюк. -
— Разве рубины сияют?
— Глупый, «Звезда Индии» — не рубин! Это...
Люси замолчала.
— А что? — спросил Тимоти.
— Я слышу голоса, — сказала Люси.
— Ну, ты как Жанна д’Арк!
— Тсс! Слышишь?
Тимоти, слышал.
— Давай спрячемся.
— Хорошо.
Они вскочили с земли, прижались к стене замка и посмотрели в щель, служившую в качестве окна.
— Это мисс Миллер, — сказал Тимоти,
— Это обе мисс Миллер. Вторая женщина — сестра Агнес. По-моему, они направляются к замку.
— Нет, к часовне.
— Когда они зайдут внутрь, давай...
— ...проследим, что они будут делать; — сказал Тимоти, раздосадованный тем, что эта идея пришла на ум Люси раньше, чем ему.
Агнес и ее сестра Харриет скрылись за стенами часовни, их голоса внезапно пропали.
— Идем, — сказал Тимоти.
— О’кей.
Пригнувшись, они бегом преодолели несколько метров, отделявших замок от часовни. Две дикие лошади, которые паслись неподалеку, удивленно подняли головы; овца, бродившая по склону холма, недовольно заблеяла.
— Глупое животное, — пробормотала Люси.
— Тсс!
Они подползли к дыре в полуразрушенной кладке и заглянули внутрь часовни. Теперь голоса были слышны отчетливо; дети различали каждое слово.
— Отличное место, — сказала Агнес. — Тристан был прав. Здесь чувствуется атмосфера.
— Какое место для Ламмеса! Я горда тем, что буду участвовать в празднике, который состоится здесь!
— Как и мы все, — радостно произнесла Агнес; она изучала каменную плиту — остаток алтаря.
— Надеюсь, можно не сомневаться в, том, что эта часовня секуляризирована?
— Разумеется. Тристан сразу же выяснил это у Уолтера Колвина.
— Чудесно! — сказала Харриет и добавила после паузы: — Ты имеешь понятие о том, что будет представлять из себя церемония?
— Я еще не обсуждала это детально с Тристаном; думаю, за традиционным актом почтения последует месса.
— Где Тристан возьмет девственницу?
— Он нашел выход из положения. Состоится крещение. Преподнесение девственницы высшим силам пройдет в форме крещения, а не мессы.
— Чудесно! Я еще никогда не присутствовала на крещении. Месса будет венчальной?
— Да. Нам следует подумать о платье. Думаю, подойдет черный атлас с кружевами... Может быть, на следующей неделе мы съездим за ним в Свонси.
— Отлично! — сказала Харриет. — Кто будет принесен в жертву?
— Конечно, ягненок. Жертвенный символ Другой Церкви.
— А как насчет жертвенного символа Нашей Церкви? У нас будет козел?
— Для чревоугодия после мессы и крещения? Не думаю, тем более что Тристан будет участвовать в Ламмесе лично. Зачем ему в таких обстоятельствах искать себе замену?
— Действительно, зачем? — согласилась Харриет; покинув часовню, они побрели к склону холма; ветер трепал их черные юбки.
Далеко внизу волны разбивались о скалы, пена взлетала высоко в воздух. Заблеяли овцы; лошади мирно пощипывали короткую траву.