— Она не стоит…
Схватив ветеринара за куртку, Мэнни потянул его вниз, пока они не оказались нос к носу.
— Сделай это. Сейчас же.
Последовало мгновение полного непонимания, будто этот мелкий педик впервые сталкивался с грубым обращением.
И добиваясь полной ясности и взаимопонимания между ними, Мэнни прорычал:
— Я не потеряю её… но я более чем готов прибить тебя. Прямо здесь. И прямо сейчас.
Потом ветеринар отпрянул назад, будто знал, что находится в опасности.
— Хорошо… хорошо.
Мэнни не потеряет свою лошадь. Последние двенадцать месяцев он оплакивал единственную женщину, о которой когда-либо заботился, сомневаясь в своей адекватности, он заливался виски, хотя раньше ненавидел это дерьмо.
Если Глори умрёт… в его жизни останется не так много, не так ли?
Глава 2
Колдвелл, Нью-Йорк
Тренировочный центр, Территория Братства Чёрного Кинжала
Гребаный… Бик[9]… кусок дерьма…
Вишес стоял в коридоре медицинского центра с самокруткой, зажатой в губах, зажигалка задавала большому пальцу адскую разминку. Но о пламени и речи быть не могло, и не имело значения, что он почти изнасиловал ролик зажигалки.
Вжик. Вжик. Вжик…
С полным отвращением он запустил бесполезную штуковину в мусорную корзину, и потянулся к освинцованной перчатке, обтягивающей его руку. Стянув кожу с ладони, Ви уставился на сияющую руку, сжал пальцы, выгнул запястье.
Конечность была словно огнемёт, отчасти атомная бомба, способная расплавить любой металл, превратить камень в стекло и сделать кебаб из любого самолёта, поезда или автомобиля по желанию. Она также была причиной, по которой он мог заниматься любовью со своей шеллан, и одним из наследий его божественной мамочки.
И вот же блин, второе зрение было столь же забавно, как и «рука смерти».
Подняв смертоносное оружие к лицу, Вишес поднёс конец самокрутки ближе, но не вплотную, иначе испепелит его систему поставки никотина, и придётся скручивать новую. На что ему не хватит терпения и в хороший день, что говорить о сегодняшней ночи…
О, восхитительная затяжка.
Прислонившись к стене, он утвердился тяжёлыми ботинками на линолеуме и закурил. Отрава не особо вылечила его поганое настроение, но немного отвлекла от адской рефлексии, которой он съедал себя последние два часа. Натянув перчатку на руку, ему захотелось использовать свой «дар» и поджечь что-нибудь, что угодно…
С его близняшкой, по другую сторону стены? Лежащей в больничной койке… парализованной?
Господи Иисусе… прожить три сотни лет и узнать о существовании родной сестры.
Отличный ход, мамуля. Охрененный просто.
Он полагал, что уже миновал проблемы со своими родителями. Но, опять же, один из них давно спокойно почивал. Если Дева-Летописеца последует примеру Бладлеттера и откинется, Вишесу стало бы мило и сладко на душе.
Учитывая положение вещей, этот эксклюзив с шестой страницы, вкупе с сумасбродной затеей Джейн отправиться в одиночку в человеческий мир, делал его…
Ага, не описать словами.
Вишес достал мобильный. Проверил его. Убрал обратно в карман кожаных штанов.
Чёрт возьми, это так типично для неё. Джейн сосредотачивалась на чём-то, и всё, хоть жалуйся на неё президенту. Ничего более не имело значение.
Не то, чтобы он иначе относился к делу, но в подобных ситуациях он бы оценил хоть толику новостей.
Долбаное солнце. Удерживало его в четырёх стенах. По крайней мере, отправься он со своей шеллан, «великому» Мануэлю Манэлло не представилось бы и возможности сказать «ну, я даже не знаааю». Ви просто бы вырубил ублюдка, закинул его тушу в Эскалейд и привёз бы эти талантливые руки к Пэйн для операции.
По мнению Вишеса, свободная воля была привилегией, а не правом.
Когда он достиг конца самокрутки, затушил окурок о подошву ботинка и бросил в ведро. Захотелось выпить, смертельно… причём, не соды и не воды. Пол-ящика Грей Гуза лишь слегка притупят чувства, но существовала вероятность, что ему придётся ассистировать при операции, поэтому он должен быть трезв, как стёклышко.
Возвращаясь в смотровую комнату, плечи Вишеса были напряжены, его гланды крепко сжались, и на долю секунды он не знал, сколько ещё сможет вынести. Лишь одна вещь гарантированно пошлёт его в нокаут — очередной финт его мамаши, и было сложно узнать что-то более ужасное, чем эта ложь номер один.
Проблема в том, что жизнь не приходит с механизмом наклона, встроенным по умолчанию, с целью остановить игру, когда твой автомат для игры в пинбол становится слишком неустойчивым.
— Вишес?
Он быстро закрыл глаза, услышав этот тихий, низкий голос.
— Да, Пэйн. — Перейдя на Древний Язык, он закончил, — Это я.
Он вышел в центр комнаты, решив примоститься на крутящемся стуле у каталки. Растянувшаяся под несколькими одеялами, Пэйн была обездвижена, шейный корсет растянулся от её подбородка до ключицы. Внутривенный катетер соединял её руку с мешочком, висящем на стойке из нержавеющей стали, чуть ниже располагалась трубка, именно к ней был прикреплён установленный Еленой катетер.
Несмотря на то, что выложенная плиткой комната была вычищена до блеска, и оборудование с медикаментами пугали так же, как чашки и соусницы на кухне, Вишес чувствовал себя так, будто они пребывали в грязной берлоге, окружённые сворой медведей гризли.
Было бы лучше, если бы он смог выйти наружу и прикончить ту сволочь, которая довела Пэйн до подобного состояния. Загвоздка в том… что тогда он должен будет завалить Рофа, но это было бы чрезвычайно возмутительно. Огромный ублюдок был не просто королём, но и братом Вишеса… наряду с маленькой деталью о том, что сюда Пэйн попала из-за согласованных между ей и королём действий. Устраиваемые последние два месяца сеансы спарринга поддерживали их в оптимальной форме… и, конечно же, Роф понятия не имел, с кем сражался по причине своей слепоты. Что это была женщина? Ну, да. Бои происходили на Другой Стороне, на которую запрещён доступ мужчинам. Но отсутствие зрения у короля означало, что он упускал то, на что пялился Ви и все, кто входил в эту комнату: длинная чёрная коса Пэйн была того же цвета, что и волосы Ви, её кожа была того же коричневого оттенка, и она была сложена подобно ему — высокая, стройная, сильная. Но глаза… чёрт, её глаза.
Ви потёр лицо. Их отец, Бладлеттер, заделал бесчисленное число бастардов прежде, чем погиб в схватке с лессерами давным-давно в Старом Свете. Но Ви даже представить не мог, что у него есть родственница.
Пэйн была другой. У них была одна мать, причём отнюдь не дражайшая мамэн. А Дева-Летописеца. Прародительница всей расы.
Дрянь, вот кто она.
Взгляд Пэйн переместился на Ви, и он перестал дышать. На него смотрели бриллиантовые радужные оболочки, такие же, как у него, а тёмно-синюю окаёмку вокруг них он каждую ночь видел в зеркале. Ум… интеллект, таящийся в этих арктических глубинах, был того же рода, что и у него.
— Я ничего не чувствую, — сказала Пэйн.
— Я знаю. — Качая головой, он повторил, — Знаю.
Её рот дёрнулся, будто при иных обстоятельствах она могла улыбнуться.
— Ты можешь говорить на любом языке, котором пожелаешь, — сказал она на английском с акцентом. — Я свободно говорю на… многих.
Как и он. И значит, Вишес не мог сформулировать ответ аж на шестнадцати языках мира. Он потрясающий умник.
— Есть известия… от твоей шеллан? — запинаясь, спросила она.
— Нет. Ещё болеутоляющего?
Её голос был слабее, чем перед его выходом в коридор.
— Нет, спасибо. Они заставляют меня… чувствовать себя странно.
Потом последовала длинная пауза.
Которая становилась ещё длиннее.
И длиннее.
Господи, может, он должен был взять её за руку… всё-таки, она чувствовала тело выше талии. Да, но что он мог предложить ей в этом плане? Его левая рука дрожала, а правая несла смерть.
— Вишес, время не…
Когда его сестра замолчала, он закончил предложение про себя:
* * *
Пэйн смотрела из клетки своего неподвижного тела и всё, что могла видеть, — это жёсткий профиль брата. Она ненавидела себя за то, в какое положение поставила Вишеса. Всё время, проведённое на этой стороне, она пыталась выбрать другой путь, другой вариант, другое… что-нибудь.
Но то, в чём она нуждалась, едва ли можно попросить незнакомца.
Но, с другой стороны, Вишес был для неё незнакомцем.
— Спасибо, — сказала она. Брат мой.
Вишес просто кивнул и продолжил смотреть прямо перед собой. Собственной персоной он представлял намного больше, чем совокупность черт лица и огромного тела. Давным-давно, до её пленения, она долго следила за Вишесом через всевидящие воды Избранных, и с первого мгновения, как увидела его на поверхности воды, поняла, кем он приходился ей… нужно было просто взглянуть на него и увидеть себя.
Какую жизнь он вёл. Начиная с военного лагеря и жестокого обращения их отца… а сейчас и это.
Под маской ледяного спокойствия в нём бушевала ярость. Пэйн чувствовала его злость каждой своей клеточкой, некая связь между ними помогала ей узнать то, что видели её глаза: внешне Вишес был собран, словно кирпичная стена, все составные части в должном порядке и накрепко спаяны воедино. Однако, под кожей внутри, он кипел от злости… внешним отражением чего стала его правая, обтянутая чёрной кожей рука. Начиная с самых краёв перчатки, распространялся яркий свет… который становился ещё ярче. Особенно после того, как она задала следующий вопрос.
Это может быть их последний раз вместе, осознала Пэйн. Она снова посмотрела на Ви.
— Ты женат на целительнице? — прошептала она.
— Да.
Когда опять последовало молчание, Пэйн жалела, что ничем не могла заинтересовать его, было очевидно, что Вишес отвечал лишь из вежливости. И всё же она поверила его словам о том, что он рад её появлению здесь. Он не походил на лжеца… не потому, что его заботила мораль и вежливость, но скорее потому, что ложь для него — бесполезная трата времени и усилий.
Пэйн снова скользнула взглядом по висевшему над ней диску яркого света. Она хотела, чтобы Вишес взял её за руку, прикоснулся к ней как-нибудь, но она и так попросила у него слишком многого.
Лёжа на металлическом столе, её тело чувствовало себя как-то неправильно, одновременно тяжёлое и невесомое. Единственной надеждой Пэйн были спазмы, пробегающие вниз по её ногам, щекотавшие ступни, заставляя их подёргиваться в конвульсиях. Не всё потеряно, если это происходит, убеждала она себя.
Но как только Пэйн нашла приют у этой мысли, очень маленькая, тихая часть её разума сказала ей, что возводимая ею когнитивная крыша не выдержит предстоящей бури: двигая руками, хотя она и не могла их видеть, она чувствовала холодное, мягкое покрывало и гладкий стол, на котором лежала. Но когда Пэйн приказала почувствовать то же самое своим ступням… казалось, будто она находилась в спокойных, чуть тёплых водах Другой Стороны, словно попала в кокон невидимого объятия, не чувствуя абсолютно ничего.