Загадочная душа и сумрачный гений - Чернов Александр Борисович 12 стр.


   По мере того, как Михаил читал, на лицах собравшихся можно было увидеть всплески самых разных эмоций. От безмерного удивления и немого потрясения до сумасшедшего восторга. Кто-то, сорвав с головы папаху или фуражку, истово крестился, кто-то, ошалело пихая в бок остолбеневшего соседа, переспрашивал: "Нет, что это он говорит? Конституция? Это как все понимать? Или революция там у них, в Питере, а нам не говорили?" Кто-то, потупив взгляд, бурчал под нос: "Ох, не было печали. Сейчас в деревне черт-те что начнется. Опять палить бы не начали..." А кто-то просто обнажив голову, как это сделал каперанг Юнг, шептал одними губами как молитву: "Господи, милостливый, свершилось! Дождались... Слава Тебе..."

   В Императорском Манифесте было также декларировано в скором времени, как только правительством будет отработан должный порядок, списание выкупных платежей крестьянам, и передача общинам части министерских и удельных (по 25%), а также части помещичьих земель. Последние изымаются за непогашенные срочные ссуды и кредиты в размере половины заложенных площадей. С 1-го марта на прием земель в залог вводится пятилетний мораторий с недопустимостью перезаклада. Остальная часть просроченных помещичьих долгов казначейству подлежит списанию по убыткам, у коммерческих банков она выкупается государством за четверть стоимости с рассрочкой в пять лет.

   Списание выкупных платежей станет возможным благодаря контрибуции с Японии. Будут списаны с крестьян и податные недоимки, имеющиеся на январь сего года, а их долги помещикам перейдут на казну, она будет погашать их в течение пяти лет в равных долях. Передача и разверстка общинам дополнительной земли будет организована губернскими властями при участии Минисельхоза, МВД, Госконтроля и земств.

   В целях успешной реализации переселенческой программы, а также программ развития сельского хозяйства и промышленности, будет изменен закон 1887-го года о паспортизации, которая становится всеобщей и обязательной для всего взрослого населения Империи. При этом для выдачи паспортов дееспособным членам крестьянских семей ни согласия хозяина двора, ни мужа (для замужних женщин) не требуется. Всеобщая паспортизация должна быть проведена к весенней посевной 1907-го года, совместно с переписью населения и Последним переделом - переразверсткой при участии земств семейных наделов в крестьянских общинах с целью ликвидации чересполосицы...

  ***

   Итак, то, что еще вчера многим казалось сказочной фантастикой, некоторым - единственно достижением возможной грядущей революции, а кому-то и страшным сном, свершилось. Россия окончательно порывала со средневековьем. И устами Императора признавала самого темного, самого забитого, самого бессловесного, самого последнего своего человека ЛИЧНОСТЬЮ и ГРАЖДАНИНОМ. Была ли страна к этому готова? Несомненно. Три революции в нашем мире - тому непререкаемые свидетельства. Была ли к этому готова в тот момент государственная элита? Безусловно, нет.

   И Николай прекрасно понимал как степень личного риска, так и огромность того воза проблем, который придется разгребать после дачи такого манифеста. Но здраво рассудив, он признался самому себе в главном: три революции и подвал в Екатеринбурге в финале - это все-таки гораздо страшнее.

   Из субъективных моментов, поспособствовавших его твердости на выбранном пути, кроме "Вадик-фактора", нужно отметить неожиданную поддержку царя со стороны Великого князя Сергея Александровича. Узнав о мятеже, замышлявшемся Владимиром Александровичем и Николашей, он пребывал в Москве в расстроенных чувствах, а после конституционного Манифеста и очередной ссоры с Ники, закончившейся прошением об отставке, и вовсе уехал в Дармштадт с супругой. К его удивлению, вскоре туда приехал лично германский кайзер, с которым он и пробеседовал о судьбах России, Германии и Европы почти до утра. Через три дня в Петербурге произошло окончательное примирение Сергея с Николаем, после чего он принял шефство над гвардией. О чем именно говорил Великий князь с Вильгельмом в ту ночь, и какие тот нашел слова, осталось между ними.

  Глава 3. Встречи под Тверью.

   "Ясно, первый поезд-дублер. Это ребята Спиридовича. Работают быстро и четко, любо дорого посмотреть. А где же САМ"?

   Медленно тянутся минуты, но вот, наконец, по главному ходу Великого Сибирского пути, обдав снежным вихрем замерших "на караул" гвардейцев, на пристанционный путь втянулся второй состав - близнец первого, плавно замедлился и встал, чуть протянув вперед, напротив владивостокского курьерского. А следом за ним, почти без интервала, подходит и "Пройсен" - знаменитый семивагонный "Бело-синий экспресс" Вильгельма. Вернее, его "восточный" вариант, сделанный всего пару месяцев назад специально, с возможностью перевода на российскую, более широкую колею. Его блестящий хромом и белой медью шварцкопфовский паровоз едва не тыкается в буфера последнего вагона царского поезда и со скрипом замирает, протяжно дыхнув тучей перегретого пара...

   И начинается сумасшедший дом. Погоны, аксельбанты, шнуры, папахи, германские шишаки-пикельхельмы, треуголки, плюмажи, кавалергардские орлы, фуражки, ордена... Звон шпор, суета, команды на русском и немецком... Выход императоров. Высочайшее посещение наших раненых адмиралов - Небогатов и Трусов пока лежачие...

   - Вах! Михал Лаврентич, дорогой! Своих не узнаешь? Зазнался, да?

   - Ой! Василий Александрович! Так Вас и ищу... Придушите же!

   На ухо:

   - Здорово, Вадик. Пять баллов. Умница, не облажался. А то бы точно - придушил.

   - Добрый! Спасибо на теплом слове. Мы тут старались. Но и вы там дали дрозда...

   - Работа такая. Ладно, рассказывай по-быстрому: кто тут есть кто?

   В свите царя куча непонятного народа, спасибо Вадиму, по ходу подсказывает, шепотом нюансы. Немцы: ну, кузена Вилли не узнать невозможно. Тирпитц, Шлиффен, Бюлов, Маккензен, Шён. Серьезные ребята. Из наших Сахаров, Дубасов, Великие князья Сергей Михайлович и Петр Николаевич. Фредерикс, Нилов. А вот и сам - Николай...

   Невысокий. Ладный. Крепкое, сухое рукопожатие. Вдумчивый, изучающий взгляд огромных серо-голубых глаз...

   - Василий Александрович, я попрошу Вас - через двадцать минут постройте Ваших людей у "Святогора". А Вы сами будьте без сабли, пожалуйста.

  ***

   Да, такого в истории еще не было... Короткая шеренга русских воинов. Два императора. От нашего - каждому Георгий. Кроме...

   - Капитан Балк. За взятие форта, обеспечившее общий выдающийся успех операции Тихоокеанского флота и Гвардейского корпуса в Токийском заливе, примите...

   "Так вот ЧТО у нас тут называется Золотым Георгиевским оружием?! Мать честна! Прелесть какая!"

   От Вильгельма - кому что, но, в основном, Красные Орлы. Всем, кроме...

   Адъютант аккуратно, хоть и с небольшим акцентом, переводит:

   - Капитан Василий фон Балк! За невиданный героизм и отвагу в бою, проявленные Вами перед лицом неприятеля, при спасении жизни майора генерального штаба германской армии фон Зекта, от имени восхищенных этим и другими вашими ратными делами немцев, вручаю Вам высшую воинскую награду германского Рейха. И, видит наш всемогущий Господь, Вы ее более чем достойны, тем более, что Ваши подвиги лишь подтверждают воинскую доблесть древнего и славного рыцарского рода фон Балков! Отныне Вы, капитан, - всегда желанный гость при Дворе Гогенцоллернов!

   "Не, так я сегодня точно возгоржусь. "Голубой Макс"! И ведь каких-то еще он мне родственничков приплел. У кого же спросить-то? Блин, а Вильгельм вблизи, пожалуй, даже более карикатурен, чем его обычно изображали газетчики! Светлые глазки-буравчики чуть на выкате, подстриженные безупречным торчком усы, зычный, грубый голос, резкие движения. Левая ущербная рука, словно атрофированная передняя лапка ящера-тираннозавра, пристроенная на эфесе палаша, рефлекторно мелко подрагивает...

   А перегарчиком-то прет слегонца. Вчерашний вечер удался явно. Но, все равно - хорош! Энергетика какая! Это - Император! Ничего не попишешь. Тестюшка у Мишани будет тот еще, мама не горюй. Тока употреблять его желательно в гомеопатических дозах, иначе вынос мозга обеспечен.

   Упс... Не иначе что-то приватное решил мне сказать сам. И прямо при всех. Слава те Господи, что у нас тут не 37-й год..."

   - Спасибо, капитан. Армия Рейха у Вас в долгу. А значит - я тоже Ваш должник. Жду Вас в Германии. Когда соберетесь - дайте знать.

   - Рад стараться, Ваше Величество! Почту за честь! И как только Его Величеству Государю Императору будет угодно мне это дозволить - немедля доложу!

   - Договорились, Василий Александрович...

   "Щелчок каблуками, руку к козырьку. Ха! Или я начинаю входить во вкус, или в этом времени действительно есть нечто такое, что мы там напрасно потеряли? И немцы и русские. Но французский то у тебя не ахти.

   А Вильгельм все мешкает, что-то никак. Ясно, зацепился рукавом. Щас точно "Георгия" мне оторвет. Наверно, у него без перчатки рука замерзла. Я же в самом конце шеренги. Ну вот, кажется готово, наконец. Сам соизволил воротник поправить. Усы торчком, фейса довольная... Слава тебе Господи!

   Притянул к себе, и на ухо. Уже по-немецки: "Мой дорогой! Ты - молодчина. Ты воистину достоин крови великого магистра ордена Меченосцев, бьющейся в твоих жилах. Майоров генерального штаба у меня много. Да и князей. А вот брат у моего дорогого кузена один. И мне он не менее дорог, чем ему. Охранив Михаила, ты сделал громадную услугу и России, и Германии. И Родина этого не забудет!"

   Ишь, ты! Мишкин ему дорог. Еще бы! И не одному тебе, похоже, Ваше германское Величество. И о какой именно Родине речь?

   Ага, а вон и ОНА. От вагона не отходит. Шубка, высокая шляпка. Носик - в папу. Но не портит, совсем не портит. Любопытина. Ан, нет, вовсе и не мы ей интересны. Абыдна. Мужики-то стоят как на подбор.

   Мишкин, вот только не делай умное лицо, все равно ничего не получится. Пить боржом тебе уже поздно.

   Но Вильгельм Фридрихыч дает! Типа, он меня всерьез, что ли немцем считает? Хотя, будь иначе, вот это вот - точно бы сейчас у меня на груди не висело. Маленький голубой крестик на черно-серебристой ленточке, по форме напоминающий мальтийский. "Пур ле Мерит"...

  ***

   Василий, быстро нагнав самодержца, пошел рядом, на полшага сзади, почти по-уставному.

   "Странно, но сердечко то, мать твою, колотится. Вот оно. Момент истины. Он и я. Только двое нас. Я и Царь. "Николашка-кровавый".

   Ситуевина, аднака. Предполагал, думал. Ну, а почему сейчас башка такая пустая? Нежто это "золотокрестовый" дождик так тебя из колеи выбивает, Вася? Хотя, честно говоря, чертовски приятно. У НАС так не было...

   Идет себе, снежком похрустывает. Или уже нет, не "кровавый"? В конце декабря, а не 9-го января, как у нас, обошлось тихо, слава Богу. Этот "верноподданнический адрес" не "выстрелил" как ультиматум Гапона из нашей истории. Да еще Шантунг - так вовремя, так в жилу! Так что "столыпинскими галстуками" пока даже не пахнет..."

   - Василий Александрович, я для начала хотел у Вас спросить кое о чем. Еще когда мы с Императором германским Вам и вашим людям награды жаловали. Но потом мне подумалось, что тет-а-тет будет, наверно, правильнее...

   Царь взял короткую паузу, задумчиво, вскользь посматривая не в лицо, а куда-то ниже, на украшенную ярко блестевшими на солнце орденами грудь Василия. Наконец, коротко, но уверенно глянул прямо в глаза:

   - Скажите, капитан, сколько времени Вам потребуется, чтобы умертвить идущего рядом с Вами человека? Если он не ожидает?

   "Так. Ну вот! Началось..."

   - Секунда. Может быть две или три, если он готов к атаке или вооружен, Ваше величество.

   - Угу. Ну, да... Я со слов Михаила примерно так и предполагал.

   Василий Александрович, а Вы понимаете, хорошо ли осознаете, что вот сейчас я, главный виновник многих бед российских, возможно, даже гибели в будущем миллионов наших соплеменников и среди них кого-то из Ваших родственников, от Вас всего лишь на расстоянии вытянутой руки?

Назад Дальше