— Что с Робертом? — встревожилась женщина. — Что… Вы объясните мне, что тут происходит?
Я могла бы объяснить.
Да, я бы могла.
Но пусть это сделают ректор и доктор Грин.
Я нашла дежурную сестру и сообщила ей, что миссис Кингслей пришла в себя. Женщина схватилась за сердце, вознесла молитву всем богам разом с Мейтином во главе и припустила вниз по лестнице — радовать заведующего, а я вернулась в свою палату и, не снимая платья, забралась под одеяло. Хорошее лекарство — даже после случившегося только что сердце бьется ровно и умиротворенно, и на душе спокойно-спокойно. А может это и не от лекарства вовсе, а он нежданно полученного пророчества: «Теперь все хорошо, ничего не бойся, ты…».
Знать бы, что она не успела сказать. Почему-то казалось, что это — что-то важное. Наверняка важное, я почти не сомневалась в этом. Как по необъяснимым причинам не сомневалась и в том, что Ева Кингслей при всем желании не сможет уже вспомнить, что говорила мне, очнувшись после долгого беспробудного сна. Но однажды я обязательно это пойму…
Усилившийся шум дождя за окном и суета за дверью, голоса и звук то приближающихся, то удаляющихся торопливых шагов, не помешали мне задремать.
Проснулась я от того, что кто-то крепко сжал мою ладонь. Открыла глаза и увидела присевшего на мою кровать Грина. Руку мою он, заметив, что я уже не сплю, не отпустил, а я, спросонья не понимая, что происходит, и не подумала вырываться, так что какое-то время мы молча смотрели друг на друга, пока до меня не дошел смысл сего действа.
— Все экспериментируете, доктор? — любопытства в моем вопросе было больше чем недовольства.
— Проверяю.
— И?
— Это вы мне скажите.
— Ничего не чувствую, — сообщила я. — Кроме того, что вы сейчас раздробите мне пястные кости.
— Пястные кости, — повторил он задумчиво. Поправил на моем запястье браслет, который сам же надел вчера, и разжал пальцы. — Не самая серьезная травма. Но хоть что-то хорошее.
— К-хм… Можно узнать, что хорошего в переломах кисти?
— В переломах — ничего, — флегматично отозвался целитель. — Хорошо, что вы перестанете от меня шарахаться. Надоело до ужаса. И эта гримаса, словно вас вот-вот стошнит от одного моего вида… А, нет, гримаса осталась…
— Ничего подобного! — возмутилась я, хотя Грину, конечно, со стороны видней, что там у меня с лицом. — Это… свет так падает. К тому же вы меня разбудили, отдавили мне руку, и я не могу встать из-за того, что вы тут расселись, а это, знаете ли, вообще как-то неприлично… И в каком смысле «хоть что-то хорошее»? — я кое-как вывернулась, и села на кровати, подтянув к груди накрытые одеялом ноги. — Миссис Кингслей пришла в себя — разве это не замечательно?
— Для миссис Кингслей — конечно, — кивнул Грин. — Но я к ее чудесному исцелению никакого отношения не имею.
— А вы не можете просто порадоваться за человека? Вам нужно непременно чувствовать собственную причастность? Знать, что это вам, а не каким-то чудесам обязаны жизнью? Да вы… — наши взгляды пересеклись, и я запнулась, в очередной раз обозвав себя беспросветной дурой. — Простите, я…
— Вы правы, — произнес доктор спокойно. — Я такой. Однако в данной ситуации меня больше всего угнетает то, что я не понимаю, что произошло и почему. Но знаю, что вам это известно.
— Да, я… Я все объясню. И то, что я сказала, — не обращайте внимания, просто мелю ерунду спросонья. А миссис Кингслей и в самом деле обязана вам жизнью, ведь если бы вы не подпитывали ее все это время…
— Ближе к делу, Бет.
— Да, хорошо. К делу. Вы помните Виктора Нильсена?
Именно после исчезновения Виктора, Ева Кингслей и решила провести прорицательский сеанс, чтобы определить местонахождение троих (на тот момент) пропавших студентов. Теперь, когда все трое благополучно забыты, исчезла сама причина, по которой декан факультета пророчеств впала в затяжную кому: если Чарли, Германа и Виктора никогда не существовало, они никуда не пропадали, а значит, миссис Кингслей не стала бы их искать и не очутилась бы в палате в «тихом крыле». Ее присутствие здесь являлось следствием и частью парадокса, но все парадоксы, как и говорил Мэйтин, разрешались сами собой. Неудавшееся пророчество, слишком глубокий транс, прерывание энергетических потоков — все это прекрасно объясняло, почему Ева Кингслей оказалась в лечебнице, а ее выздоровление можно было бы отнести к заслугам доктора Грина, что было совсем недалеко от истины…
— Бет, хватит об этом.
…но доктор таковых заслуг за собой упорно не признавал.
— С ума сойти, — проговорил он мрачно, когда я закончила объяснения. — Как вы с этим живете?
— С ума схожу, — передернула плечами я. — Но вы ведь не по этой части доктор.
— Справочник по психиатрии вы брали именно с моей полки, — напомнил Грин отстраненно. — Но в нем нет ответов.
— Они вам нужны? До сих пор? Вы ведь интересовались этим делом из-за миссис Кингслей. Теперь она в порядке…
— Нет.
— Как? — растерялась я. — Она же…
— Ева Кингслей в порядке — да, — проговорил, глядя прямо перед собой, целитель. — Вернее, скоро будет. Но я хотел разобраться в происходящем не из-за нее. Или не только из-за нее.
— Из-за чего же?
Он усмехнулся, немного нервно, как мне показалось:
— Возможно, меня просто привлекают сложные задачи.
— Разве их у вас и без того мало?
Я спрашивала серьезно. Рядом со мной сидел человек, сегодня взявшийся за невозможную операцию и потерявший пациента, родственники которого теперь могли затаскать его по судам. Другую свою пациентку он несколько месяцев непрерывно питал силой, удерживая в ней жизнь и рискуя при этом своей собственной. Можно только представлять, какое облегчение он должен был испытать, разорвав эту губительную для себя связь, но вместо того, чтобы порадоваться избавлению от одной проблемы, он тут же ищет другую.
— Немало, — ответил на мой вопрос Грин. — Но все они — издержки профессии. А мне… хочется разнообразия.
И кто из нас сходит с ума?
— Как вы себя чувствуете, Бет? — деловито поинтересовался доктор, без предупреждения меняя тему.
— Хорошо.
— Нет желания задержаться в нашем гостеприимном заведении еще на ночь?
— Нет, благодарю.
— Тогда можете собираться. Милорд Райхон должен был уйти по каким-то делам, но обещал вернуться и проводить вас в общежитие. Подождете его внизу. Но прежде зайдете ко мне: дам вам на всякий случай те капли, что вы принимали тут. Попьете еще дней десять. Препарат довольно мягкий, привыкания не вызывает, но поможет избежать многих неприятных ощущений. Моя собственная рецептура, — не упустил возможности похвастаться Грин. — Правду сказать, я готовил его для другой своей пациентки, но и к вашему случаю состав подошел.
— Мне прямо неловко, — смутилась я. — Обираю ваших пациенток: и браслет, и лекарство.
— Браслет… оставьте себе, — разрешил, на миг замявшись, доктор, косвенно подтвердив мою догадку о том, что нанизанные на волос единорога бусинки предназначались Еве Кингслей, которая пошла на поправку и без этого «украшения». — А лекарство сделаю новое, много времени это не займет.
— Наверное, я что-то должна за все это. Вы… Даже не знаю, как это принято…
Грин поглядел на меня как-то странно, встал, дошел до двери и уже оттуда бросил холодно:
— Я выпишу чек, мисс Аштон.
Он действительно это сделал — выписал чек. Внес туда стоимость осмотра, моего пребывания в больнице, лекарств, выпитого мной с вечера чая и съеденного сегодня супа. Продемонстрировал мне эту бумажку, а затем демонстративно сунул в лежавшую на его столе толстую папку, и заявил, что лечение студентов оплачивает академия.
— Могли бы так сразу и сказать, — пробормотала я сконфуженно. — Я всего лишь хотела как-то отблагодарить вас за помощь.
— У вас странные представления о благодарности, мисс Аштон. Обычно люди говорят «спасибо», а не тянутся за кошельком.
— Спасибо, — пролепетала я запоздало.
— Пожалуйста, — брякнул доктор. Прошел в смежную с кабинетом комнатку-лабораторию и принес оттуда маленький пузырек с бумажным ярлычком. Ярлычок оторвал, а пузырек протянул мне: — Десять капель за час до сна. Покажетесь мне с утра.
— Хорошо.
— Тогда до завтра, мисс Аштон.
— Милорд Райхон еще не пришел.
— А я тут при чем? — наигранно удивился целитель. — Подождете в холле своего милорда. Или хотите посидеть у меня? За дополнительную плату, естественно?
— Не думала, что вас это настолько заденет, доктор, — сказала я искренне. — Простите, пожалуйста. Я очень ценю вашу помощь и ни в коем случае не хотела вас обидеть.
Сама от себя не ожидала подобной речи, а Грин — и подавно. Мужчина удивленно моргнул и со вздохом отвел взгляд.
— Это вы меня простите, Бет. Видимо, нервное. Сначала… а потом — миссис Кингслей и то, что вы рассказали. Это здорово сбивает с толку. И я… тоже не хотел вас обидеть. С моей стороны это грубо и непрофессионально, особенно учитывая ваше состояние.
Я могла бы сказать, что у него самого состояние еще то, и попить капли собственного приготовления, наверное, не мешало бы, но вместо этого вдруг предложила:
— Хотите, напишу для вас «шпаргалку» по этому делу, пока милорд ректор не пришел? Раз уж вы не собираетесь отказываться от участия, записи с напоминаниями не помешают. Сможете отслеживать изменения реальности. Они не слишком явные, но хотя бы воспоминания о пропавших.
— Если вас это не затруднит, — ответил доктор сдержанно.
— Ничуть. Правда. Я уже столько раз это переписывала, для милорда Райхона, для полиции, для каждого из комиссии, что успела зазубрить каждое слово.
В моем родном мире бытовало суеверие, будто человек, случайно севший на чужое рабочее место, имел все шансы со временем занять это место уже официально, «подсидев» нынешнего работника. Если данная примета сработает на Трайсе, мне придется однажды выбирать между должностью ректора и заведующего лечебницей. Я улыбнулась этой мысли, представив себя по очереди в строгом деловом костюме и белом халате. Костюм мне шел больше, но халат соответствовал выбранной специальности…
Фантазии не отвлекали, и писала я довольно быстро. Мне не приходилось останавливаться, вспоминая или подбирая слова: я в самом деле заучила уже все наизусть. Имена, даты, последовательность и, вкратце, обстоятельства исчезновений — на первое время Грину этого хватит. Потом, если заинтересуется деталями, расширю «шпаргалку». Хотя на его месте я вообще не лезла бы в это. Я и на своем не лезла бы, но кого интересовало мое мнение?
— Чарли, Германа и Виктора уже не помнят, — сказала я, подводя итог записям. — Остались Мартин и Камилла… мисс Сол-Дариен…
— Камилла, — протянул доктор.
Получилось это так мечтательно и нежно, что я ошарашенно застыла с занесенным над бумагой пером и посадила на лист огромную кляксу. Тут же вспомнилась дарственная надпись на книге о драконах.
Грин прошептал еще что-то такое же ласковое, но слов я не разобрала. А переспросить было как-то неловко… И не получилось бы. Отложив перо и встав из-за стола, я увидела, что присевший в стороне целитель спит, прислонившись к стене и уронив голову на грудь, а то, что я сочла нежными вздыханиями, было скорее бессвязным сонным бормотанием в ответ на последнее услышанное слово.
— Доктор, — я осторожно ткнула его пальцем в плечо. — Доктор Грин…
— Угу, — отозвался он, не открывая глаз и, кажется, вообще не просыпаясь. — Я слышу, да. Камилла…
— Что — Камилла, доктор?
Еще в моем мире бытует мнение, что, расспросив спящего человека, можно выведать все его секреты. При этом его вроде бы нужно держать за мизинец и как бы не на ноге, но я подумала, что и так может получиться.
— Без Камиллы плохо, — пробормотал Грин. Поднял голову, попытался пристроить ее ровно к стене, но гладкая поверхность для такого подходила плохо. — Она… подкармливает мою кошку, когда я задерживаюсь… а задерживаюсь я част-т…
— Бедная кошка, — прошептала я с сочувствием, глядя на окончательно вырубившегося доктора. Будить его сейчас показалось неоправданной жестокостью, и кошке в отсутствие Камиллы Сол-Дариен придется рыскать по другим соседям. Там еще мисс Милс обретается неподалеку, хоть я и не представляю ее подкармливающей чужого питомца. Может, Саймон расщедрится на кусочек мяса для котейки, которой так не повезло с хозяином?
Я подтащила к Грину еще два стула, поставила их вдоль стены вряд с тем, на котором сидел доктор, и, придерживая за плечи оказавшегося неожиданно тяжелым мужчину, аккуратно уложила его на бок на импровизированное ложе. Не очень удобно, но хоть на пол не свалится во сне. Только ноги затекут…
Стул под ноги я принесла из лаборатории (заодно убедилась, что мышки живы). Хотела снять с Грина ботинки, но подумала, что это уже слишком. Желать приятных снов тоже не стала. Прикрутила газовые рожки и вышла за дверь.
Как раз вовремя: по коридору навстречу мне шел Оливер Райхон.
— О, Элизабет, вы уже готовы? Подождете минутку, я хотел уточнить кое-что у доктора Грина.
— Его нет, — соврала я, не задумываясь. — Сама хотела попрощаться, но… Наверное, уже ушел домой.
— Жаль. Но ничего, зайду к нему в другой раз.
Если бы это была сцена из книги, именно на этом моменте заспанный доктор выглянул бы из кабинета еще и ляпнул бы что-нибудь двусмысленное… На счастье, в реальной жизни такие курьезы случались не с такой частотой, как на страницах романов, и мы с Оливером спокойно вышли на крыльцо.
Дождь уже закончился, однако бродить по мокрым дорожкам, меся грязь, мне не хотелось, а ректор и не предлагал: открыл портал прямо к общежитию. Но не распрощался сразу же. Сначала заверил меня в очередной раз, что волноваться не о чем, меня охраняют и не позволят и волоску с головы упасть. Потом переключился на Еву Кингслей. Он тоже уже сложил два и два и понял, почему декан прорицателей вдруг очнулась именно сегодня, но — вот странность — ни слова не сказал по поводу того, что я вдруг сорвалась с места и помчалась в ее палату. Создавалось впечатление, что он вообще не понял, как мы там оказались. Возможно, придумал для себя логичное объяснение вроде привлекшего внимания шума, и сам в него поверил, и если так, не стоило его переубеждать. Что-то подсказывало, что выданное мне пророчество не относится к поискам библиотекаря и касается только меня, и ничего тревожного в нем определенно не содержалось.
— Погодники обещают, что завтра снова будет солнечно, — сказал Оливер, высмотрев сквозь рваные облака бледное пятно луны. — А в пятницу эльфы открывают традиционную праздничную декаду полетом «Крылатого». Вы… Хотели бы прокатиться на летающем корабле, Элизабет?
— Корабль! — спохватилась я, отвлекшись от остальных мыслей, коих по обыкновению было так много, что я уже остро чувствовала нехватку дополнительных, как у Змея Горыныча, голов. — Я и забыла. Эльфы ведь не помнят каждого приглашенного в лицо? Ну, если я позову подругу?
Оливер откашлялся.
— Я не предполагал приглашать никого, кроме вас, но если вы хотите взять подругу…
— Конечно, хочу, — удивилась я. — У меня же два пригласительных. Не пропадать же-э-э-э… — жираф из известного анекдота в сравнении со мной обладал фантастической скоростью мышления. — Вы собирались пригласить меня на «Крылатый»? — вздохнула я, наконец поняв, о чем говорил ректор.
— Собирался, — усмехнулся он. — Но меня кто-то опередил. Позвольте, угадаю? Леди Райс или доктор Грин?
— Вообще-то — лорд Эрентвилль.
— Вы и господина посла тоже успели очаровать, что он расщедрился аж на два пригласительных? — с улыбкой поинтересовался мужчина.
— Нет, второе мне отдал доктор Грин, он не хочет лететь… А что значит «и посла тоже»? Кого я…В смысле… ой… Мне пора, простите, милорд…
— До завтра, Элизабет, — услышала я, бросившись к двери.
Вот это — точно была Элси, а не я!
Потому что я не торможу так отчаянно, не теряюсь, если меня зовут на свидание, язык у меня не липнет к небу, когда привлекательный мужчина пытается сделать мне комплимент, а краснеть я разучилась давным-давно.