— Мы сами, — ответил Менедем.
Соклей счел этот ответ неудовлетворительным.
Однако его двоюродный брат ухмылялся от уха до уха и вышагивал с самым беспечным видом. Сплошь и рядом встречаются мужчины, которые сами не свои до женщин, вина или роскошного опсона, а Менедем был сам не свой до приключений. Иногда он, казалось, намеренно напрашивался на беду, чтобы потом повеселиться, выпутываясь из нее.
Пара наемников, одетых так же, как Соклей и Менедем, но в придачу обутых в сандалии и вместо ножей носящих на поясе мечи, подошли к ним.
— Радуйтесь! Куда 'ержите путь, моряки? — спросил один из них на ионийском диалекте.
— В Италию, — ответил Менедем. — В Тарент. В Великой Элладе всегда происходит что-то интересное.
Великая Эллада — это было общее название всех колоний, которые эллины основали в южной Италии и на Сицилии.
— Так оно и есть, — кивнул второй наемник. — Сколько возьмете 'а провоз пассажира? — Он говорил, как афинянин: его диалект ненамного отличался от ионийского, но не имел грубых придыханий.
Менедем повернулся к брату: как тойкарх, тот устанавливал плату.
— Двенадцать драхм, — сказал Соклей.
Оба наемника вздохнули.
— Не многих ты найдешь, готовых заплатить такую огромную сумму, — заметил тот, что говорил на аттическом наречии.
— А многих мы и не сможем взять, — парировал Соклей. — У нас полная команда и мало места для пассажиров. Но ты попадешь туда, куда тебе нужно, если решишь отправиться с нами. Нам не придется задерживаться в гавани на полмесяца, если ветер станет встречным, и нас не унесет к Карфагену, если на море разразится шторм.
— Даже если ты говоришь правду, все-таки это грабеж, — не сдавался наемник.
Судя по его виду, сам он неплохо разбирался в грабежах.
«Скольких людей ты убил? — размышлял Соклей. — Скольких женщин и мальчиков изнасиловал?»
Но он не допустил, чтобы эти мысли отразились на его лице, иначе наемник, наверное, выдернул бы меч из ножен на поясе и набросился на моряка. Поэтому Соклей лишь равнодушно пожал плечами.
— Не хотите, как хотите. Найдем других.
Оба наемника с ворчанием пошли прочь.
— Ты бы хоть поторговался, что ли, — заметил Менедем. — А то останемся совсем без пассажиров.
— Не останемся, — ответил Соклей. — Думаю, мы сможем взять пять или шесть пассажиров — каждый заплатит по двенадцать драхм, а больше нам и не надо. Если увижу, что для них это слишком дорого, немного снижу цену. Но я не хочу сбавлять ее слишком поспешно.
— Полагаю, ты прав, — согласился Менедем. — Не следует уподобляться девушке, слишком легко расстающейся со своей девственностью.
— Это верно.
Сравнение показалось Соклею подходящим. Здесь вообще-то были бы уместны и другие сравнения, но он не удивился, что его двоюродному брату пришло на ум именно это.
Наряду с хижинами и палатками лагерь наемников на Тенаре мог похвастаться также тавернами и лавчонками, торгующими съестным, а еще лавками, где продавались доспехи и мечи. Соклей и Менедем зашли в некоторые из этих заведений и дали знать их владельцам, что «Афродита» бросила якорь в здешних водах, объяснив, куда она потом направляется. Весть об этом распространится по лагерю быстро.
Когда хозяин одной из таверн услышал, что они идут с Хиоса, он удивил Соклея, спросив, не привезли ли они вина, а потом удивил еще больше, заплатив двадцать пять драхм за амфору ариосского почти без стонов и жалоб.
— Я с лихвой возмещу эти расходы, — пояснил он. — Бьюсь об заклад, что возмещу. Некоторые здешние парни требуют самое лучшее вино и не пьют ничего другого. Им плевать, сколько они за него заплатят.
Чтобы отпраздновать сделку, он налил братьям далеко не лучшего вина. Едва они успели сделать по глотку, как вдруг земля у них под ногами вздрогнула. Хлипкие стены таверны мгновение тряслись, потом все стихло.
— Землетрясение! — воскликнул Соклей — его отрывистый возглас был похож на собачий лай. — Но не сильное!
— Хвала богам, — отозвался хозяин таверны, и все остальные в комнате, включая Соклея и Менедема, кивнули в знак согласия.
Хотя землетрясение и впрямь было не сильным, сердце Соклея оглушительно стучало. Если земля начинала трястись, никогда нельзя было сказать, скоро ли это прекратится. В большинстве случаев все и вправду кончалось быстро, вот как сейчас, но землетрясение могло возобновиться и усилиться, а иногда становилось таким разрушительным, что способно было сровнять с землей целый город. Все жившие на побережье Внутреннего моря слишком хорошо это знали.
— Налей мне еще вина, — попросил Менедем.
Когда хозяин таверны вручил ему чашу, он выплеснул немного вина на пол, совершив либатий.
— Это — Колебателю земли, чтобы на сей раз он тряс землю не слишком сильно. А остальное — мне. — И Менедем осушил чашу.
— Это спартанское проклятие, вот что это такое, — заявил хозяин таверны.
— Какое проклятие? — не понял Менедем.
Соклей ответил раньше трактирщика:
— Давным-давно, еще до Пелопоннесской войны, несколько илотов укрылись в храме Посейдона на этом мысе. Спартанцы вытащили их из храма и убили. Вскоре после этого сильное землетрясение почти сровняло Спарту с землей. Многие тогда считали, что это месть Посейдона.
— Откуда ты знаешь? — уставился на него хозяин таверны. — Ты же вроде говорил, что ты родосец.
— Я родосец, — подтвердил Соклей.
— Он, должно быть, где-нибудь об этом вычитал, — пояснил Менедем. — Он у нас много всего читает.
Соклей затруднялся сказать, что сквозило в улыбке его двоюродного брата: гордость или насмешка? «И то и другое», — решил он.
— Снова небось твой приятель Геродот? — спросил Менедем.
— Нет, это исторические сочинения Фукидида, — ответил Соклей.
— Исторические сочинения, — благоговейно произнес хозяин таверны. — Грамота — ну разве это не чудо? Я сам не больно-то силен в чтении и письме, да мне это не особо и нужно, но все равно — разве грамота — это не чудо?
— Разве грамота — это не чудо? — с озорным видом эхом повторил Менедем, когда они с Соклеем двинулись к ближайшей лавочке, торгующей съестным.
— Да заткнись ты, — не выдержал Соклей, что лишь еще больше развеселило его двоюродного брата.
Соклей раздраженно продолжил:
— Натурфилософы считают, что в землетрясениях виноват вовсе не Посейдон, а что это такое же явление природы, как волны, гонимые ветром.
— Вряд ли я смогу в это поверить, — сказал Менедем. — Волны и ветер — тут все ясно, а что может вызвать землетрясение?
— Никто не знает этого наверняка, — ответил Соклей. — Но существует гипотеза, будто бы газ движется через подземные каверны и это толкает землю то туда, то сюда.
Он всегда находил это предположение вполне здравым и логичным. Менедем, однако, воспринял его совсем иначе. Он издал такой восхищенный вопль, что несколько проходивших мимо наемников резко обернулись и уставились на него.
— Земля пускает газы! Вот это да! Ловко придумано! Вместо Колебателя земли Посейдона мы получим Киамоса — Земляного Пердуна, Поклонимся же ему! — И он выставил зад.
— Никому и в голову не приходило объявлять божеством боб, пока ты только что этого не сделал, — сурово ответил Соклей, борясь с желанием пнуть двоюродного брата в ту часть тела, которую он выставил. — Порой ты критикуешь мой образ мыслей, но сам, оказывается, куда больший богохульник, чем я. Знаешь, что я тебе скажу? Видно, ты начитался Аристофана, и у тебя все перемешалось в голове.
Менедем запротестовал:
— Ничего подобного. И я объясню тебе почему. Аристофан шутя высмеивает богов, и точно так же поступаю я. Но когда ты говоришь, что не веришь в них, ты не шутишь.
Соклей фыркнул. В этом было больше правды, чем ему самому хотелось бы признать.
Вместо того чтобы подтвердить правоту Менедема, он сказал;
— Пошли, дадим знать тому парню, что ищем пассажиров.
— Хорошо! — Менедем издал неприличный звук. — Земляной Пердун! — захихикал он.
Соклей пожалел, что вообще заговорил о естественных причинах землетрясений.
Чтобы хоть как-то отомстить — а может, и в порядке искупления, — он чуть ли не волоком притащил Менедема в храм Посейдона.
Так и есть — среди пожертвований стояла статуя, изображавшая Ариона верхом на дельфине.
Соклей поцокал языком.
— Она не такая прекрасная, как я думал. Видишь, какой застывшей и старомодной она выглядит?
— Арион выпрыгнул из моря уже давно, — рассудительно заметил Менедем. — Не можешь же ты ожидать, чтобы статуя выглядела так, будто скульптор изваял ее только вчера?
— Думаю, ты прав, — ответил Соклей. — Но все равно…
— Нет. Даже не начинай, — сказал Менедем. — Если бы даже ты возлег с Афродитой, то наверняка бы жаловался, что она оказалась не так хороша в постели, как ты ожидал.
«Если бы я возлег с Афродитой, то это она бы жаловалась, что я оказался не так хорош в постели, как она ожидала, — подумал Соклей. — Хотя, может, и нет. Она ведь богиня и знала бы наперед, что я из себя представляю, верно?»
Он почесал в затылке и, поразмыслив немного, сказал:
— Вопрос в том, сколько богов могут видеть будущее, порядком запутанный и сложный, тебе не кажется?
— Лично мне кажется, что ни один нормальный человек не разберет, о чем ты толкуешь, — ответил Менедем.
Соклей почувствовал себя глупо, поэтому обрадовался, когда Менедем продолжил:
— Давай лучше вернемся к лодке и посмотрим, не явились ли на берег какие-нибудь пассажиры, желающие попасть на запад.
— Давай, — согласился Соклей.
Когда они покинули огороженный участок храма, он вздохнул.
— Если бы не это святилище, мыс Тенар был бы почти самым нечестивым местом из всех, где мне когда-либо довелось побывать.
— Это не Дельфы, — подтвердил Менедем, — но в Дельфах мы уж точно не подобрали бы наемников, желающих попасть в Италию, верно?
На это Соклей ничего не смог возразить.
Зато он мог всю дорогу до берега внимательно приглядывать за ворами и мошенниками, чем старательно и занимался. То, что они оба добрались до лодки неограбленными, тойкарх «Афродиты» приписывал своему орлиному взгляду.
Когда Соклей с Менедемом появились на берегу, с Диоклеем разговаривали двое загорелых мужчин с обветренными лицами и со шрамами на руках, ногах и щеках. Начальник гребцов, казалось, был с ними запанибрата: если не считать отсутствия шрамов, он сам мог бы сойти за одного из наемников.
— А вот и наши шкипер и тойкарх, — сказал келевст. — Они расскажут вам все, что вы хотите знать.
— Двенадцать драхм за проезд до Сиракуз, как мы слышали? — спросил один из наемников. — Верно?
Соклей покачал головой.
— Двенадцать драхм, чтобы добраться до Тарента, — пояснил он. — Не знаю, зайдем ли мы вообще в Сиракузы. И пока мы не выясним, как идет война с Карфагеном, я не смогу вам этого сказать.
— Двенадцать драхм за проезд до Италии — немалые деньги, — проворчал второй наемник, — тем более что мне придется самому покупать себе жратву.
— Так уж принято, — заметил Менедем. — Так всегда делается. Ты ведь не ждешь, чтобы я изменил общепринятые правила?
С точки зрения Соклея, глупо было выдвигать подобные аргументы, но он вовремя захлопнул рот: его двоюродный брат лучше знал, как торговаться с наемниками.
— Хорошо, хорошо, — сказал второй воин. — Когда вы собираетесь отплыть?
— У нас хватит места для пяти или шести пассажиров, — ответил Менедем. — Мы останемся здесь до тех пор, пока не наберем всех или пока не решим, что набрать такое количество нам не удастся.
— Что ж, считай, один пассажир у вас уже есть, хотя деньги вы, ребята, берете несусветные, — заявил первый наемник. — Это я — Филипп.
— Два пассажира, — поправил его второй эллин. — Меня зовут Калликрат, сын Эвмаха.
— А я — сын Мегалка, — добавил Филипп. Он указал на «Афродиту». — Значит, сегодня вы не отплывете?
— Нет, если только вдруг не объявятся еще трое или четверо пассажиров, — заверил его Соклей. — А кроме того, у нас тут есть кое-какие дела. Давайте договоримся так. Приходите на берег каждое утро ближайшие несколько дней, и тогда мы без вас никак не уйдем.
— Хорошо, — сказал Филипп.
Калликрат кивнул в знак согласия.
Оба они легко зашагали прочь, обратно в город, который стремительно разрастался на Тенаре.
— Что ж, двое у нас уже есть, — сказал Менедем Соклею. — Не так уж плохо, ведь мы стоим на якоре всего один день.
— Да, не так уж плохо, если только нам вообще сойдет с рук то, что мы сюда явились, — ответил Соклей. — Имейся тут настоящая гавань, куда заходят честные люди, нам бы не пришлось бросать якорь в стороне от берега.
— Это и есть гавань, куда заходят честные люди, — возразил Менедем с улыбкой, которую, без сомнения, считал обезоруживающей. — Мы ведь здесь, верно?
— Да, и все же я хотел бы, чтоб нас тут не было, — ответил Соклей.
Улыбка его двоюродного брата стала кислой. Но Менедем все-таки сел вместе со всеми в лодку и вернулся на «Афродиту».
Соклей приподнял бровь, когда они взобрались на акатос.
— Что-то не похоже, чтобы ты решил провести ночь на берегу, честный человек.
На этот раз Менедем не выдержал:
— Да заткнись ты!
Из чего Соклей сделал вывод, что его шпилька попала в цель.
* * *
На следующий день они заполучили еще одного пассажира, критского оружейника, изготовлявшего пращи. Звали его Ройкос.
— Я так рад отсюда убраться, — сказал он. Его протяжный дорийский акцент был куда заметнее, чем у родосцев. — Здесь все кошмарно дорого, и я проедаю свое серебро в ожидании, когда кто-нибудь сделает заказ. Не думаю, что мне будет так сложно найти работу по ту сторону моря. В тех местах всегда где-нибудь да идет война.
Он попытался сбить цену, которую назначил Соклей, но тот отказался торговаться, ибо не сомневался, что Ройкос не хочет оставаться на Тенаре. Оружейник долго жаловался, но потом сдался и сказал, что тоже будет приходить на берег каждое утро.
На протяжении следующих трех дней ни один человек не выказал никакого интереса к путешествию в Италию. Менедем на баке постоянно ворчал и весь кипел от негодования.
Соклей попытался его утешить:
— Павлины откладывают все новые яйца. А пассажиры обязательно появятся, подождем еще.
— Не ты один хочешь убраться отсюда, — огрызнулся Менедем. — Или, думаешь, мне больно нравится здесь торчать?
Соклей изумленно уставился на него.
— Я полагал, ты счастлив, как свинья, купающаяся в желудях.
— Я что, похож на идиота? — негромко спросил его двоюродный брат. — Я просто храбрюсь перед командой. Значит, я и тебя одурачил, вот как? Это славно. Мы пришли сюда, чтобы заработать деньги, но я буду благодарить всех богов, когда мыс скроется за горизонтом.
Подергав себя за бороду, Соклей пробормотал:
— Ты не так прост, каким кажешься на первый взгляд.
— Это комплимент или обвинение? — засмеялся Менедем.
* * *
Когда моряки доставили их на следующее утро на берег, Филипп, Калликрат и Ройкос уже ожидали там. И, как и в предыдущие несколько дней, Соклей сказал:
— Сегодня вряд ли, если только нам не повезет.
Наемники заворчали себе под нос ругательства.
И тут Менедем указал в сторону хижин и палаток:
— Смотрите-ка! Кажется, кое-кто хочет нас видеть.
И верно, к берегу трусил человек. Он был в тунике и сандалиях, а в холщовом мешке явно нес воинские доспехи.
— Эй, вы! — окликнул он моряков. — Я слышал, вы отплываете в Италию, это правда?
— Да, так и есть, — ответил Соклей.
— Я дам вам четверть мины, если вы доставите меня туда, — предложил незнакомец. — И если вы отплывете немедленно.
Соклей и Менедем переглянулись. Этот человек не просто хотел попасть в Италию, ему срочно требовалосьпопасть туда.
— Ты будешь лишь четвертым нашим пассажиром, — проговорил Соклей. — А мы вообще-то надеялись набрать шесть.