— Сколько вы берете с каждого за проезд? — поинтересовался вновь прибывший.
— Двенадцать драхм, — ответил Соклей.
Они с Менедемом опять переглянулись, на этот раз уже не с таким энтузиазмом. Если бы рядом не стояли три других наемника, Соклей мог бы назвать цену повыше.
— Тогда — порядок. Я дам вам, — вновь прибывший помедлил, чтобы подсчитать на пальцах, — тридцать шесть драхм за то, чтобы отплыть сегодня.
Он порылся в холщовом мешке и вытащил небольшой кожаный мешочек, в котором позвякивали монеты.
Филипп и Ройкос что-то пробормотали себе под нос.
Ройкос уставился на нового парня с толстым кошельком — а может, на сам кошелек. Соклей не сомневался, что они тоже поняли: если человек так швыряется деньгами, то у него наверняка имеется к тому веская причина.
— Подожди, — проговорил Соклей. — Сначала скажи, кто ты такой и почему так торопишься покинуть Тенар.
Менедем нахмурился, но его брат притворился, что не замечает этого. Ну и пусть себе хмурится на здоровье. Прибыль прибылью, однако Соклей не желал помогать убийце скрыться от правосудия — если какое-либо правосудие вообще существовало здесь, на самой южной оконечности материковой Эллады.
— Меня зовут Алексидам, сын Алексиона, — ответил наемник. — Я с Родоса. Как и вы, насколько я слышал.
Соклей кивнул. Выговор Алексидама не очень отличался от его собственного.
Парень продолжал:
— Я… поспорил с капитаном по имени Диотим. И все его люди ищут меня — или вскоре будут искать.
Калликрат ткнул в него пальцем.
— Так это ты тот парень, который переспал с мальчиком Диотима? На твоем месте я бы тоже поскорее убрался с Тенара.
Теперь Соклей узнал все, что хотел знать. И его брат тоже.
— Заплати моему тойкарху прямо сейчас, — сухо велел Менедем. — Что-то говорит мне, что твоя благодарность поуменьшится, как только Тенар скроется за горизонтом.
Алексидам свирепо уставился на него, из чего Соклей заключил, что его двоюродный брат прав. Но наемник начал отсчитывать афинские драхмы со знакомым изображением совы. Соклей принял монеты без единого слова и с абсолютно бесстрастным выражением лица. Аттические драхмы были тяжелее родосских, поэтому он получил от Алексидама больше серебра, чем ожидал. Но если Алексидама это не беспокоило, то и Соклей не считал нужным упоминать о разнице. Расплатившись, новый пассажир нетерпеливо спросил:
— Теперь мы можем отплыть? — Он тревожно оглянулся через плечо.
— А как насчет нас? — хором воскликнули три других наемника. И так же в унисон продолжали: — Мы не взяли с собой пожитков.
Менедем принялся распоряжаться.
— Сходите за ними, — быстро велел он. Потом повернулся к Диоклею. — Забери этого парня на «Афродиту». А вообще знаешь что, захвати-ка и нас с Соклеем. Боюсь, тут скоро станет очень весело.
— Спасибо, — сказал Алексидам, засовывая свой мешок на дно лодки.
— Не благодари меня, еще рано, — ответил ему Менедем. — Если начнется суматоха и остальные парни не явятся на борт, ты заплатишь и за их проезд тоже. Предупреждаю тебя заранее, так что потом не удивляйся.
— Это грабеж! — взвыл Алексидам.
— Называй, как хочешь, — холодно сказал Менедем. — Судя по всему, твои грязные делишки могут помешать мне заработать. Разумеется, если ты со мной не согласен, то всегда можешь обсудить ситуацию с Диотимом, или как там его зовут. Ну, что скажешь — по рукам или нет?
— По рукам, — выдавил наемник.
— Я так и думал, что ты проявишь благоразумие, — похвалил его Менедем.
Он взобрался в лодку. То же самое сделал и Соклей.
Моряки налегли на весла, навалившись друг на друга, и погнали лодку к «Афродите».
Как только все взошли на борт, Диоклей указал на берег. — Думаю, мы очень вовремя убрались оттуда, шкипер, — заметил он.
Вслед за начальником гребцов и Менедемом Соклей тоже посмотрел на берег. Там, глядя на «Афродиту» через отделявшее их от галеры водное пространство, стояли несколько человек; солнце блестело на мечах и наконечниках копий. Один из преследователей что-то закричал, однако акатос стоял слишком далеко, чтобы туда донесся крик. Но хотя Соклей и не мог расслышать слов, он сомневался, что кричавший отпускает Алексидаму комплименты.
— Не повезло трем остальным парням, — сказал Соклей Менедему. — Как мы заберем их, если на берегу будут болтаться воины?
Менедем пожал плечами.
— Мы в любом случае получим ту же плату.
— Думаю, мы все-таки должны попытаться их подобрать, — возразил Алексидам.
Это вовсе не удивило Соклея: кому понравится заплатить лишние тридцать шесть драхм за проезд.
В клетке на корме завопил павлин.
Алексидам подпрыгнул.
— Во имя египетской собаки, что там у вас такое?
— Павлин, — небрежно ответил Соклей. — Не обращай внимания.
— Павлин? — переспросил Алексидам. — Настоящий?
— Настоящий.
Соклей снова посмотрел на берег.
Он не мог сказать наверняка, но ему показалось, что он видит вернувшихся Филиппа, Калликрата и Ройкоса: по крайней мере, трое только что пришедших на берег людей пристально смотрели в сторону торговой галеры.
Погладив бороду, Соклей поманил Менедема. Склонившись друг к другу, братья стали вполголоса переговариваться.
Вскоре четверо гребцов и Алексидам вновь спустились в лодку «Афродиты». Лодка направилась к выкрашенному в голубой цвет пиратскому судну, стоявшему на якоре в нескольких плетрах от акатоса. Диотим и его громилы поспешили вдоль берега, мимо которого шла лодка.
Она приблизилась к пиратскому судну, а когда вернулась на «Афродиту», в ней сидели только гребцы, которые снова вскарабкались на борт акатоса.
Взбешенные наемники на берегу начали что-то кричать пиратам, сложив ковшом ладони. Пираты тоже принялись орать в ответ. Однако обе стороны не добились взаимопонимания. На что и рассчитывал Соклей.
Он тихо сказал гребцам:
— Думаю, теперь можно попытаться подобрать остальных. Скажите им, чтобы поторапливались. Если они не поспешат или если люди Диотима начнут угрожать вам, поворачивайте и возвращайтесь.
На этот раз Менедем полностью согласился с двоюродным братом.
Лодка с гребцами под командованием Диоклея снова пошла к берегу. Она еще не успела причалить, как трое наемников, которые хотели попасть в Италию, вошли в воду, и гребцы помогли им взобраться в лодку. Они вернулись на «Афродиту» прежде, чем Диотим и его товарищи догадались побежать в их сторону.
Вот гребцы поднялись на акатос. Вот на него взошли Ройкос, Калликрат и Филипп, И вот вслед за ними на торговую галеру взошел Алексидам, который лежал на дне лодки с тех самых пор, как пиратский корабль закрыл ее на мгновение от взоров Диотима и его людей.
Алексидам пожал руку Соклею.
— До чего же ловко и умно придумано! Тебе следовало бы быть адмиралом.
Соклей покачал головой.
— Эту честь я, пожалуй, уступлю своему двоюродному брату.
Он поискал глазами Менедема, чтобы предложить ему немедленно отплыть. Но Менедем уже ушел на нос и подгонял моряков, втаскивающих якоря на крамболы. Что ни говори, но капитаном он был превосходным.
И Соклея это вполне устраивало.
* * *
Три дня спустя после того как Тенар остался позади, «Афродита» плыла на северо-запад к Закинфу.
— Я чувствую себя Одиссеем, наконец возвращающимся домой, — сказал Менедем, указывая вперед. — Вон там, впереди, Кефалления, а к северо-востоку от нее — Итака.
— Надеюсь, ты не собираешься там останавливаться или идти на Керкиру? Ты ведь хотел двинуться прямо через Ионическое море в Италию, — напомнил брату Соклей.
Он вздохнул и добавил:
— Гомер — это прекрасно, но согласись, что торговля важнее.
Менедем засмеялся и указал на него пальцем.
— Ты меня не одурачишь. Тебе плевать на торговлю, братец. Ты просто хочешь повидать эти острова. Боюсь, мне придется силком вытаскивать тебя с Закинфа.
— Это любопытное место, — согласился Соклей. — Остров, кстати, до сих пор покрыт лесом, как и описывал поэт. И люди там говорят на любопытном диалекте. Все это очень интересно.
— Интересно? — покачал головой Менедем. — Лично я не могу понять и половины того, что они говорят. Тамошнее наречие почти такое же скверное, как у македонцев.
— А я без особого труда его понимаю, — сказал Соклей. — Оно просто старомодное. Но ты уверен, что не хочешь подойти к берегу и пересечь море в самом узком месте? Мы бы провели на воде всего одну ночь… Самое большее — две, если бы двинулись так. А если мы поплывем прямо, то проведем пять или шесть дней там, где не видно будет земли.
— Знаю. Но у меня есть на то свои причины.
Менедему больше не требовалось ничего говорить — в конце концов, он был капитаном «Афродиты». И Соклей не стал спорить, по крайней мере, вслух.
Однако он вопросительно приподнял бровь, и Менедем неожиданно для себя пустился в объяснения:
— Во-первых, большинство торговых судов плывет от Керкиры в Италию напрямик, потому что это самый короткий путь.
— Именно, — сказал Соклей. — Почему же ты хочешь сделать по-другому?
— Потому что все пираты в округе — эллины, эпироты, иллирийцы, тирренцы — знают, каким путем обычно следуют торговые корабли. И пираты кружат там, где Адриатика переходит в Ионическое море, словно грифы вокруг мертвого быка. Хоть прогулка через открытое море длиннее, зато безопаснее.
— Ну что же. — Соклей развел руками. — Звучит вполне разумно, но ты сказал, что это одна из причин. Значит, есть и другие?
— Тебе что, больше нечем заняться, кроме как пытать меня, медленно поджаривая на вертеле? — спросил Менедем.
— Приношу свои глубокие извинения, о почтеннейший. — Когда Соклей говорил таким вежливо-ироническим тоном, это значило, что он не на шутку разозлен. И он действительно не замедлил нанести брату жестокий удар. — Если что-нибудь пойдет не так, наши отцы уж точно тебя поджарят — в этом можешь не сомневаться. Так почему бы тебе не попрактиковаться заранее, отвечая на мои вопросы?
Мысль о том, что ему придется что-то объяснять отцу, заставила Менедема сплюнуть в подол туники.
— Надо же, какая забота, — издевательски заявил он Соклею.
Тот принял невинный вид. Настолько невинный, что Менедем не выдержал и разразился хохотом.
— Вторая причина, почему я не хочу останавливаться на Керкире, — пояснил он, — заключается в том, что этот остров — одно из самых мрачных мест в мире.
— Неудивительно, после всех войн, которые Керкира проиграла, — сказал Соклей. — И именно здесь началась Пелопоннесская война, опустошившая всю Элладу. Но Керкира теперь свободный и независимый остров. — Он снова поднял бровь — на этот раз еще более иронично.
— Да уж, Керкира теперь о-очень свободная и независимая. — Менедем тоже поднял бровь и процитировал поговорку: — «Керкира свободна — срать там, где захочет».
Его двоюродный брат фыркнул.
— Что ж, ладно. Может, это даже к лучшему, что мы не будем высаживаться на том острове. Боюсь, ты бы не в добрый час вспомнил там это изречение, выпив порядком вина, и тебя бы пырнули ножом.
Вероятно, так бы и случилось, поэтому Менедем не стал спорить.
Вместо этого он сказал:
— Я бы только хотел, чтобы ветер не дул нам все время в морду. Нам придется всю дорогу грести. Но так обычно и бывает во время плавания на северо-запад.
Поскольку на борту теперь находились пассажиры, да еще павлиньи клетки занимали на баке много места, на юте было теснее, чем всегда.
— Вы держите курс прямиком в гавань Тарента, да? — спросил Филипп.
Менедем с трудом подавил смех, Соклей тоже. Но вот Диоклей рассмеялся от души, а вместе с ним Алексидам и Ройкос. Уж они-то знали, какое это неточное дело — навигация.
Повернувшись к наемнику, Ройкос заговорил на протяжном дорийском:
— Скажи, часто ли ты плавал по морю?
— А какое это имеет отношение к делу? — спросил Филипп.
Вот теперь Менедем все-таки засмеялся. Он просто не смог удержаться. И смеялся он не один.
— О почтеннейший, — проговорил капитан «Афродиты», — я плыву на северо-запад. Я стараюсь держаться курса как можно точнее. И если погода не испортится, мы приблизимся к италийскому берегу в паре сотен стадий от Тарента, а потом пойдем вдоль берега к городу. Если же погода испортится… — Он пожал плечами, ибо не хотел ни говорить об этом, ни думать.
Филипп выглядел невероятно удивленным, словно маленький мальчик, впервые узнавший, откуда берутся дети. По его тону было ясно, что он едва может поверить своим ушам.
— Но почему ты не можешь отправиться прямиком туда, куда хочешь попасть?
Подавив новый приступ смеха, Менедем терпеливо объяснил:
— Очень скоро мы потеряем землю из виду. Как только это случится, что поможет нам верно держать направление? Солнце, а ночью звезды. Ветер и волны. Вот и все. У меня нет магического указателя, который подсказал бы, в какой стороне север. Я бы хотел иметь такую штуку. Но, увы, Гефест никогда и никому не показывал, как ее смастерить.
— Знай я это наперед, остался бы лучше на Тенаре, пока не нашел бы генерала, который взял бы меня в свою армию, — с несчастным видом сказал наемник.
— Ты вполне еще можешь вернуться, — ответил Менедем.
Лицо Филиппа просияло, но ненадолго, ибо моряк тут же добавил:
— Если конечно, сумеешь проплыть такое расстояние.
— Может, дельфины понесут его, как понесли Ариона? — с надеждой предположил Соклей.
— Да вы надо мной потешаетесь! — воскликнул Филипп, и это была правда.
Наемник протиснулся мимо Менедема к корме «Афродиты». Там он и стоял, глядя на Закинф на юго-востоке, который постепенно становился все меньше и меньше. Но даже когда остров наконец исчез за горизонтом, Филипп все равно продолжал смотреть в ту сторону.
Сам Менедем воображал себя скорее Прометеем, чем Эпиметеем: он смотрел вперед, а не назад.
Пушистые белые облака плыли по небу с севера на юг. Волнение было небольшим, «Афродита» слегка подпрыгивала на волнах, но не настолько резко, чтобы даже салага вроде Филиппа перегнулся через борт.
Менедем негромко спросил Диоклея:
— Как ты думаешь, погода продержится до конца перехода?
Начальник гребцов пожал плечами.
— Лучше бы ты спросил об этом богов. Надеюсь, что продержится, по мне, так погодка — просто блеск, лучше не надо. Но все-таки сезон навигации едва начался.
— Может, надо было высадиться на Керкире? — спросил Менедем. — Пока еще не поздно туда повернуть.
Диоклей снова пожал плечами.
— Если разразится шторм, он все равно почти наверняка застанет нас в море. Однако у нас будет куда меньше шансов нарваться на пиратов, если мы двинемся вперед, — тут ты совершенно прав, шкипер. Шесть оболов против драхмы — примерно такие у нас шансы. Если человек не готов время от времени рисковать, то ему вообще нечего делать в море.
— И то правда. — Менедем собирался сказать еще что-то, но тут его отвлек вопль, донесшийся с бака.
Он увидел Алексидама, стоявшего там, засунув палец в рот.
Менедем закричал так, чтобы его было слышно на другом конце судна:
— Оставь павлина в покое, иначе пожалеешь!
— Я уже жалею. — Алексидам осмотрел окровавленный палец. — Кто бы подумал, что эта грязная тварь может так клеваться. У меня кровь течет!
— Сделай перевязку сам или найди моряка, который тебе поможет. — Менедем не выказал никакого сочувствия: ведь сколько бы ни платил за проезд Алексидам, любой павлин стоил дороже. — Тебе еще повезло, а то бы он мог клюнуть тебя так, что впредь бы пришлось сражаться с врагами, имея на руках всего девять пальцев.
— Если такое случится, я потащу тебя в суд! — ответил Алексидам.
— Давай, не стесняйся, — беззаботно ответил Менедем. — Ты сам дразнил мой груз, и вся команда тому свидетели.
Алексидам мрачно посмотрел на капитана «Афродиты».
Менедем ответил ему таким же мрачным взглядом.
Если наемник надеялся запугать Менедема на его же собственном корабле, он был просто слабоумным. «Может, надо было позволить этому Диотиму разобраться с наглецом? Хотя я и вытянул из него тройную плату за проезд, — подумал Менедем, — от него одни неприятности. С другой стороны, всякий пассажир, который причиняет команде массу неприятностей, может, на свою беду, попросту не добраться до конечного пункта путешествия».