— Ах да. Когда ваш благодетель сочтет нужным, он или она откроет свое имя. Так что все, что вам нужно, так это только набраться немного терпения.
— Немного терпения? Ничего не понимаю! — воскликнула Гвинет. — Почему нужно ждать? Почему нельзя сказать все сразу?
— Как я уже говорил, такова воля моего клиента, — рассмеялся мистер Армстронг. — Спокойствие и терпение, миссис Бэрри, терпение и спокойствие.
Дверь кабинета отворилась, и появился клерк.
— Документы по наследству Бэрри, сэр, — сказал он.
— Спасибо, Томас. — Армстронг быстро просмотрел два исписанных листа. — Да, все ясно и просто, как я и говорил. Мистер Рэдли назначается вашим попечителем, миссис Бэрри, и вашим опекуном, мистер Марк.
— Дядя Джесон будет моим опекуном? — с восторгом переспросил Марк.
Сначала Гвинет была ошеломлена, затем пришла в ярость.
— Я сама воспитываю своего сына, — закричала она. — Я его мать! Это твоих рук дело? — спросила она, оборачиваясь к Джесону.
Джесон медленно поднялся и заговорил, глядя ей в глаза:
— Не думаю, что…
— Моя дорогая миссис Бэрри, — мягко вмешался Армстронг. — Вы не дали мне закончить. Опекунство является почетной обязанностью. Кроме того, человек может быть назначен опекуном только в том случае, если ваш муж не назначил в опекуны Марку кого-нибудь другого.
Ничего подобного Найджелу никогда и в голову не приходило, но не станет же она посвящать их в подробности своей семейной жизни!
— Найджел… Мы с Найджелом не считали, что в этом есть необходимость. Опекунов назначают, как правило, богатым наследникам, а Марку не должны отойти ни деньги, ни имения.
— Мой клиент настаивает на том, чтобы рядом с мальчиком находился мужчина, который поможет его воспитывать, — улыбнулся мистер Армстронг. — Кроме того, роли попечителя и опекуна практически неразделимы, — он посмотрел на Джесона. — Я полагаю, что это мы обсудим с вами отдельно, мистер Рэдли.
Дальнейшего разговора Гвинет не слышала. Она пыталась осознать пропасть, разверзшуюся у нее под ногами. Не успела она освободиться от одного тирана, как в ее жизни появится новый? Да она ни за какие деньги не согласится на то, чтобы кто-то встал между ней и Марком! А уж Джесон и подавно.
— Нет, — жестко сказала она, бесцеремонно прерывая журчащую речь мистера Армстронга. — Можете передать моему благодетелю, что я не принимаю его условий. Поднимайся, Марк, мы уходим.
— Но, мама…
— Все в порядке, Марк, — потрепал его по руке Джесон, а затем ухватил запястье Гвинет. — Твоя мама просто в шоке. Позволь мне переговорить с ней. Простите, мистер Армстронг.
Гвинет посмотрела на лицо Марка и невольно прикусила язык. Затем позволила Джесону вывести себя из кабинета в коридор и только здесь дала волю своему гневу.
— Попечитель — это одно, а опекун, даже формальный, — совершенно иное. Марк Мой, понимаешь, мой, и я ни с кем не собираюсь его делить!
Джесон, похоже, был зол не меньше, чем она.
— Зачем ты напугала Марка раньше времени? И почему ты сомневаешься в том, что я имею право быть его опекуном? Ведь он же Рэдли, не так ли? И я тоже Рэдли. И я — глава нашего клана.
Он крепко схватил Гвинет за плечи, не давая ей отвернуться, и продолжил:
— Я должен стать опекуном Марка, если в завещании Найджела им не назначен его брат. Скажи, почему ты так сторонишься своих родственников? Или это распространяется только на меня? Но что я тебе сделал, чтобы так меня ненавидеть?
Ярость, полыхавшая в сердце Гвинет, сменилась холодным страхом.
— Ничего ты мне не сделал, — быстро ответила она. — В самом деле, ничего.
— Звучит не слишком убедительно. А вот мистер Армстронг, я уверен, думает, что ты считаешь меня способным испортить жизнь Марку.
— Не говори глупостей, — сказала Гвинет, поражаясь своим актерским способностям. — Дело не в тебе. В роли опекуна я вообще не могу никого принять. Почему мужчины всегда считают, что женщина не в состоянии самостоятельно воспитать своего ребенка? Поверь, это не так. Я сама прекрасно справлюсь с воспитанием Марка и не хочу, чтобы мне в этом кто-то мешал.
Лицо Джесона немного смягчилось. Он отпустил Гвинет, и она незаметно потерла запястье, которое перед этим сжимали его пальцы. Ей не хотелось, чтобы он начал извиняться. И вообще больше всего Гвинет хотелось как можно скорей оказаться подальше от пронзительных, наблюдательных глаз Джесона.
Он снова заговорил, испытующе глядя на нее:
— Как я понимаю, ты разделяешь идеи леди Октавии. Это она вбила тебе в голову, что мужчинам нельзя доверять?
— Нет, Джесон. От леди Октавии я узнала о том, что мужчины не должны доверять женщинам. Если они доверятся им, падут все законы.
Джесон улыбнулся так широко, что сердце Гвинет немного оттаяло.
— Ты принципиально хочешь отказаться от наследства? — спросил он.
Точного ответа на этот вопрос она не знала и потому ответила достаточно уклончиво:
— Мне кажется, я должна это сделать.
— Гвин, — покачал головой Джесон. — Будь благоразумной. Вернись и скажи Армстронгу, что ты согласна с условиями. Быть опекуном — всего лишь почетная обязанность, вроде титула. Вот увидишь, в твоей жизни ничего не изменится. С меня будет достаточно, если ты в случае необходимости станешь советоваться со мной да еще будешь рассказывать о том, как идут дела у Марка.
Гвинет представила себе все это и внутренне передернулась.
«Вот, значит, с чего все это начинается, — подумала она. — И известно, чем заканчивается».
— Прости, Джесон, — сказала она, — но свой выбор я уже сделала.
— Тогда ты не оставляешь выбора мне.
— Что ты хочешь этим сказать? — встрепенулась Гвинет.
— Теперь мне придется пойти в суд и просить, чтобы я официально был назначен опекуном Марка, — он сделал паузу, давая Гвинет возможность осознать сказанное. — И суд назначит меня его опекуном, потому что, нравится тебе это или нет, но из мужчин я — самый близкий родственник Марка. Что ты теперь скажешь? Заставишь меня идти в суд или примешь условия завещания?
* * *
В тот день они побывали не только у Гантера и после мороженого отправились в Ричмонд-парк в коляске Джесона. День был прохладным, но Гвинет не замерзла даже в своей летней пелерине.
Вероятно, ее согревал гнев, не перестававший бушевать в ее душе. Она была вынуждена принять условия Джесона, но это не значило, что она смирилась с ними. Гвинет сидела, сложив руки на груди, и не отрываясь смотрела вперед. Отвечала она только тогда, когда ее о чем-то спрашивали.
А вот Джесон просто сиял. Он то и дело шутил, рассказывал много интересного о тех местах, по которым они проезжали, и всячески стремился вовлечь Гвинет в общую беседу, но она отвечала коротко и сухо. Марк, увлеченный поездкой, казалось, не замечал настроения матери.
Обедали они уже ближе к вечеру, в Челси. Марк впервые в жизни увидел столько еды, но еще больше, чем необычные блюда, его поразила конюшня, расположенная на заднем дворе ресторана, и после обеда Джесон и Гвинет дали ему возможность ее исследовать.
— Ты правда научишь меня ездить верхом, когда мы будем в Хэддоу-Холле? — спросил Марк. Конюх Джесона в это время придерживал лошадей под уздцы, а Марк кормил их с ладони сахаром.
Джесон искоса взглянул на Гвинет и ответил:
— Если ты захочешь. Впрочем, твоя мама тоже прекрасная наездница. Она может научить тебя не хуже, чем я.
— Ты научишь меня, мама?
— Мммм, — неопределенно протянула она, не желая поддаваться на лесть Джесона.
— Мама, а можем мы сходить на могилу бабушки? — спросил Марк и пояснил, обращаясь к Джесону: — Бабушка похоронена у церкви Святого Марка, это здесь, в Челси.
— Да, я знаю, — ответил Джесон. — Я был на ее похоронах вместе с твоей мамой.
Если он хотел напомнить ей о том, как близки они были в детстве, то напрасно тратил силы.
— Кладбище сейчас закрыто, — сказала Гвинет сыну. — Приедем сюда в другой раз.
— А ты знал моего дедушку? — спросил Марк у Джесона.
— Твоего дедушку Рэдли? Еще бы не знал. Он был моряком. Помню, как он взял меня однажды с собой на корабле. Когда мы будем в Хэддоу, я научу и тебя ходить под парусом.
Хэддоу. Опять Хэддоу.
Гвинет взглядом дала Джесону понять, что она об этом думает. Он улыбнулся ей, и она ответила ему улыбкой, но вовсе не потому, что сменила гнев на милость! Просто она устала сердиться.
Из Челси они выехали поздним вечером, и еще по дороге Марк уснул на руках у матери, но когда Джесон вынес его из коляски, моментально проснулся.
— А шоколад сегодня будет, мама? — спросил он, широко зевая.
— Ты же спишь уже, — возразила она.
— Нисколечко. Я совсем проснулся. Опустите меня на землю, сэр, я сам пойду. Вот видишь, мама?
Гвинет понимала, что в отличие от нее для Марка сегодняшний день был настоящим праздником, который не следует омрачать напоследок.
— Хорошо, — согласилась она. — Но только ты немедленно поднимайся к себе и ложись в постель. Я принесу шоколад тебе в комнату.
И тут Марк невинно — ах, не слишком ли невинно! — спросил:
— Возможно, дядя Джесон тоже любит шоколад?
Гвинет не хотелось выглядеть неприветливой в глазах сына, но еще меньше ей хотелось остаться наедине с Джесоном, пока она будет готовить на кухне горячий шоколад. Слишком уж велико у нее будет тогда искушение убить новоявленного попечителя. Ей не хотелось ни видеть его, ни говорить с ним. Ей хотелось побыть одной. И пусть Джесон уезжает с глаз долой, и как можно скорее.
— Но, Марк, — сказала она, указывая рукой на коляску. — Лошади устали, и, кроме того, жестоко заставлять их ждать здесь, на холоде.
— Это легко поправить, — быстро заметил Джесон. — Найтли отведет их домой и поставит в конюшню.
— А как ты будешь добираться до дома? — спросила Гвинет.
— Пешком, разумеется. Здесь совсем недалеко.
Как она могла забыть о том, каким изворотливым он умеет быть, когда это ему нужно!
Глаза Гвинет сердито сверкнули.
Глаза Джесона смеялись.
— В таком случае, — сказала она, — пока я буду готовить шоколад, ты можешь помочь Марку раздеться. Если это, конечно, не слишком тебя затруднит.
— Совсем не затруднит, — легко ответил Джесон и тихонько, только для одной Гвинет, добавил: — А потом мы с тобой поговорим.
Она тяжело вздохнула и пошла к входной двери. Уже внутри, поднимаясь со свечой по ступенькам, она спохватилась, что теперь Джесон увидит, как бедно они живут. Ведь если не считать парадную гостиную, все комнаты в доме были почти пусты — одни голые полы да стены. В спальне Марка, например, стояла лишь кровать, стол, стул да умывальник. Ну и еще оловянные солдатики, строем марширующие между чернильницей и тетрадями. Гвинет поставила свечу на камин и обернулась к Джесону.
Он охватил всю комнату одним быстрым, цепким взглядом, а затем внимательно посмотрел на Гвинет, и та почувствовала, как запылали ее щеки. Да, от взгляда Джесона никогда ничего не могло укрыться.
— Пойду приготовлю шоколад, — сказала Гвинет и поспешно покинула комнату.
Спустя десять минут она вернулась в спальню Марка, неся в руках поднос с тремя дымящимися чашками горячего густого шоколада. Сделала пару шагов и застыла в недоумении. Марк крепко спал под одеялом, а рядом, без сюртука и ботинок, похрапывал Джесон, сжимая в одной руке оловянного солдатика.
— Джесон, — негромко окликнула Гвинет, приближаясь к кровати. — Джесон!
Его длинные темные ресницы затрепетали, но он не проснулся. Гвинет поставила поднос на стол и сделала еще одну попытку. Джесон только нахмурился во сне и повернулся спиной к Гвинет, придвинувшись ближе к Марку.
Гвинет была рада тому, что ее никто не видит и ей не нужно скрывать свои чувства. Ей было больно видеть, как они спят в обнимку — темноволосый мужчина и светловолосый мальчик. Она заметила, что даже во сне длинные чуткие пальцы Джесона продолжают накрывать маленькую руку Марка.
Гвинет сглотнула подкативший к горлу комок. Интересно, многое ли известно Джесону? Быть может, он знает всю правду? И потому захотел стать опекуном Марка?
Нет. Если бы Джесон знал все, он немедленно дал бы ей это понять. Только так он и поступил бы. Ведь он — Рэдли, а они все такие. И Марк — тоже Рэдли. Одна порода. Всегда крепко держатся друг за друга. За доказательствами далеко ходить не надо, достаточно вспомнить, с какой готовностью Рэдли приняли ее мать, когда та овдовела.