— Умоляю, не надо! Я не выдержу нового объяснения! Вы ведь понимаете, все кончится очередной ссорой! Я сдаюсь, Рэн! Но в моем положении было бы неразумно уезжать из Лондона. Позже, когда все будет позади… — Она сделала паузу и отвела глаза, но потом продолжила: — Где-нибудь в середине лета я перееду к родителям. Они очень любят детей. Мои сестры подарили им уже полдюжины внуков и внучек. Еще один младенец, думаю, не помешает!
Рэн неуверенно посмотрел на жену:
— Если таково ваше желание, то… Шарлотта утвердительно кивнула:
— Наверное, так будет лучше.
— Лучше? Для кого?
— Для нас. Ведь вы не хотите, чтобы я осталась здесь. Один мой вид вызывает у вас раздражение, я это отлично знаю. А после рождения ребенка наши отношения станут еще более натянутыми.
Рэн смотрел на Шарлотту, не пропуская ни одного ее движения.
— Неужели вы могли подумать, что я выброшу вас с ребенком на улицу?
— Нет, я так не думаю. Вы хороший, великодушный человек. И сделаете все для меня и нашего первенца. Но мне бы не хотелось служить постоянным напоминанием о той лжи, которую вы почему-то предпочитаете считать правдой.
— Я был не прав!
— Конечно, вы были не правы… — повторила слова мужа Шарлотта, но тут до нее дошел их смысл. — Вы сказали, что были не правы? — переспросила она.
— Да.
Рэн был так взволнован, что не сумел улыбнуться. А Шарлотта от неожиданности в изумлении даже затрясла головой. Прядь шелковистых волос упала ей на лоб.
— Простите, Рэн, я что-то вас не совсем понимаю! Объяснитесь!
Рэндольф пожал плечами.
— Я был не прав, Лотта! Не прав во всем! Иногда я бываю тупоголовым болваном, но в конечном итоге все правильно понимаю.
Шарлотта смотрела на мужа широко раскрытыми голубыми, как океан, глазами.
— Именно это с вами сейчас и произошло?
Рэн прерывисто вздохнул. Ему очень хотелось протянуть руку и дотронуться до Лотты. А еще сильнее он желал поднять жену на руки и прижать к груди, чтобы все ее сомнения окончательно рассеялись.
— Да, — утвердительно кивнул он, присаживаясь на край кровати рядом с Шарлоттой.
Она протянула руку и положила ладонь на его колено. Рэн хотел было наклониться к ней, но Лотта неожиданно вскрикнула и схватилась за живот.
Рэндольф с тревогой спросил:
— Что случилось? Вам больно?
— Нет. Это малыш…
— Малыш? А что с ним?
— Ничего страшного. Просто он проснулся! Рэн нахмурился:
— Откуда вы знаете?
Шарлотта взяла его руку и положила на свой живот. Рэн прочувствовал под пальцами чуть заметное движение.
— Это ребенок? — прошептал он. Шарлотта кивнула.
— Сколько уже ему?
— По моим расчетам, пять месяцев.
— Значит, в мае?
— В мае… Если родится девочка, я назову ее Коломбиной.
— А если мальчик?
— Пока не знаю. Надо подумать.
— Моего отца звали Уильямом. Имя звучное… Фамильное…
— Вы думаете, это будет правильно?
— Правильно и естественно. Ведь мой сын в конце концов унаследует графский титул.
— Рэн! Это правда?
— Правда, любимая! Пусть у этого ребенка, будь то мальчик или девочка, отец и круглый дурак, но все же он — отец.
Рэн наклонился и лег рядом с Шарлоттой. Он хотел обнять ее, прижать к себе, сделать своей. Но подумал, что это может повредить ребенку…
— Я так боялась забеременеть, — призналась ему Шарлотта. — Думала, что могу умереть при родах, как моя матушка.
Рэн нежно провел ладонью по ее животу. Потом наклонился и поцеловал в губы.
— Почему вы никогда не делились со мной своими страхами?
— Не решалась. Вы так хотели иметь детей. А я желала только вас. Мне казалось, какое-то время нам лучше пожить вдвоем. Думала, вам будет достаточно меня…
— Конечно, дорогая, вы для меня неисчерпаемый источник любви и блаженства. Но разве с появлением на свет ребенка что-то изменится? С другой стороны, знай я о ваших страхах, непременно принимал бы меры предосторожности. Ведь есть некоторые способы…
— Знаю. Но они не всегда надежны.
— Вы большая озорница, Лотта! — улыбнулся Рэн.
— Думаю, да! Впрочем, сейчас мне кажется, что все идет нормально. Только в самом начале у меня были небольшие боли. Они быстро прошли. А теперь, когда малыш начал расти, я чувствую себя очень сильной и безмерно счастливой!
— Обещайте мне! — Что?
— Что вы будете делиться со мной не только радостями, но и горестями. А также страхами! Тогда вы и сами станете меньше бояться чего бы то ни было!
Шарлотта поцеловала Рэна в щеку.
— Я ничего не боюсь в ваших объятиях! Потому что люблю вас. И всегда буду любить.
Шарлотта приподнялась на локте и задумалась. Рэн нежно посмотрел на нее и игриво сказал:
— Разве мы только что не договорились делиться друг с другом всем, даже мыслями?
— Договорились.
— Тогда признавайтесь, о чем сейчас думаете. Шарлотта вздохнула:
— Осталась нерешенной проблема Сабрины и Дарлингтона.
«Опять этот Дарлингтон!» — с некоторой досадой подумал Рэндольф, но тут же подавил в себе зарождающуюся ревность.
— Что вы сами думаете об этом, Лотта?
— В первую очередь ему нужен хороший адвокат. А затем… Можете ли вы, как обвинитель на этом процессе, не слишком нападать на Джека?
Рэндольф загадочно улыбнулся и поцеловал жену.
— Лотта, дорогая! Я буду выступать не на стороне обвинения, а на стороне защиты. И честное слово, лучшего адвоката Джеку Дарлингтону не сыскать!
— Вы?! Вы будете его защищать?!
— Да. Именно я!
Лотта обвила руками шею мужа и покрыла его лицо поцелуями.
— Это же замечательно, Рэн! Теперь за Дарлингтона можно не опасаться. Он скоро выйдет на свободу!..
Глава 28
Рэндольф Лавлейс поднялся с места защитника и обвел взглядом зал суда. On держался очень независимо. Может быть, еще потому, что кругом были знакомые лица пэров, с самого начала присутствовавших вместе с ним на этом длинном и скучном процессе. Правда, во время допроса свидетелей обвинения многие почтенные мужи, участвовавшие в специальном заседании палаты лордов, откровенно спали. Другие сплетничали между собой. На задних рядах играли в карты. Но когда Рэндольф встал и приготовился говорить, все взоры обратились на него. Каждому не терпелось услышать, что скажет защита в оправдание выходца из Вест-Индии, ставшего с недавних пор знатным английским аристократом.
Фактически процесс превратился в своеобразный спектакль, интерес к которому возрастал по мере того, как обвинение допрашивало несчастных жертв известного разбойника Черного Джека Лоу. Кое-кто уже сейчас требовал повесить бандита, но большинство, преимущественно женщины, придерживались другого мнения. Некоторые романтически настроенные дамы даже преподнесли обвиняемому букеты цветов. Весь зал заседаний и балкон были заполнены публикой. Общий интерес подогрело утреннее заявление прокурора:
— Кто-то наконец должен понести наказание за все эти ужасные преступления!
Перед Рэндольфом стояла задача добиться, чтобы искупительной жертвой не стал его подзащитный — лорд Лоутон. И он начал с того, что обратился к своему главному противнику — свидетелю со стороны обвинения Алану Баклею:
— Сэр Баклей, я предлагаю вам опровергнуть утверждение обвинения, будто сидящий сейчас на скамье подсудимых господин является известным бандитом Лоу по кличке Черный Джек.
Баклей надменно поднял голову и скрестил руки на груди:
— Я, безусловно, не стану этого делать. Лорд Лоутон сам признался, что он Черный Джек. И я считаю своим долгом это подтвердить. Тем более что обвиняемый был в Бате, когда на дороге, ведущей к городу, произошли самые дерзкие грабежи, наделавшие много шуму.
— Тогда объясните нам, сэр Баклей, почему вы в то же самое время арестовали совершенно другого человека, объявив именно его Черным Джеком Лоу.
— Нет никакой нужды что-то объяснять. Ведь преступник сам признался!
— Признание было выбито из него с помощью кнута, — возразил Рэндольф.
Баклей самодовольно улыбнулся:
— И раньше многие признания добывались с помощью кнута. Подобный способ хорошо развязывает языки.
— Если постараться, то пытками можно вырвать и ложные показания, когда они кому-то выгодны, — парировал Рэндольф. — Такое ведь тоже нередко бывало?
— Я воспринимаю данное признание именно так, как оно было сделано!
Рэндольф почувствовал, что тему надо менять. Ибо в зале было немало сочувствующих методам ведения следствия, которые защищал Баклей.
— Не потому ли, сэр Баклей, вы сейчас столь яростно поддерживаете обвинение против нового кандидата на роль Черного Джека, что вашему арестованному удалось убежать из тюрьмы?
— Чепуха! Ведь виконт Дарлингтон сам сознался.
— Значит, в первый раз вы силой принудили арестованного сознаться?
Сэр Баклей сделался красным, как вареный рак.
— Я не могу говорить за того арестованного. Но моими действиями руководили чувство долга и уважение к закону.
Рэн улыбнулся и, обращаясь к суду, саркастически сказал:
— Джентльмены! Если когда-нибудь с вами, не дай Бог, случится несчастье и вы попадете в положение подследственных, берегитесь сэра Баклея! Его методы ведения дел оставляют желать лучшего!
И Рэн вновь занялся Баклеем:
— Вы уверены, что на ваши показания не оказала воздействия личная неприязнь к виконту Дарлингтону?
Глаза Баклея превратились в узкие колючие щелки.
— Я не понимаю, о чем вы говорите!
— Позвольте напомнить вам один случай, произошедший в Бате за карточным столом. Это случилось как раз в тот вечер, когда вы громко хвастались, будто бы поймали Черного Джека. Тогда между вами и виконтом Дарлингтоном произошла небольшая ссора. Есть и свидетели, которые могут это подтвердить. Насколько я помню, виконт намекнул на отсутствие у вас достаточной доблести… Гм-м… Как бы помягче выразиться?.. Ну, скажем, в будуарах.
Сэр Баклей покраснел еще больше.
— Не помню… Возможно, что-нибудь подобное и было сказано… Но он скорее всего хотел произвести впечатление на ту потаскушку, сидевшую за столом.
Рэн тут же перешел к другой теме:
— Я позволю себе немного отвлечься. Ваша твердая уверенность в виновности виконта Дарлингтона, сэр Баклей, меня поражает. Мы здесь уже слышали много показаний. И тех, в частности, которые касались внешности Джека Лоу. Позвольте мне… — Рэн взял со стола какую-то бумагу. — Ага, вот… Позвольте мне зачитать некоторые приметы: «Молодой мужчина со смуглым цветом кожи… „, «Бросались в глаза кривые зубы… «, «Производил впечатление сильного человека, не знающего компромиссов… «, «Очень богато и со вкусом одет… «, «Монстр с горящими жгучим огнем глазами… «, «Мужчина с очень короткой шеей… «, «Высокий, стройный, очень красивый… «, «Худой и рыжеволосый…“ — Рэн положил бумагу на стол и снова повернулся к залу: — Сомневаюсь, что кто-нибудь из здесь присутствующих смог бы нарисовать достоверный портрет разбойника по столь противоречивым описаниям.
— Некоторые из них могут быть ошибочными, — скривил губы Баклей. — Кроме того, нельзя исключать, что разбойник как-то постарался изменить внешность.
— Или же в подобной экстремальной ситуации у большинства свидетелей просто сдали нервы и они вообще ничего толком не видели от страха, — предположил Рэндольф.
— Но я бы никого из них не посчитал лжецом, — ответил Баклей, снова скрестив руки на груди.
— Равно, как и я, — согласился Рэн и повернулся к председателю палаты лордов: — Но все же я твердо уверен, что ни один из них не был ограблен виконтом Дарлингтоном.
По залу пронесся легкий шорох. Но Рэндольф не обратил на это никакого внимания.
— Теперь мы подошли к серьезнейшей дилемме, — продолжал он. — Сэр Баклей, ночью второго ноября по дороге в Бат вы задержали человека, в котором заподозрили Черного Джека. Но в ту же ночь сквайр Хеллам заявил, что Джек Лоу напал на него в Дербишире и захватил в плен. Позволю себе утверждать, что Черному Джеку пришлось бы одолжить адского коня у самого сатаны, чтобы за одну ночь успеть доехать из Дербишира в Бат.