Дут! — Клим навскид выпалил ей вдогонку, но не попал. Он приложился с двух рук, но чертова кукла как раз в это время споткнулась, бултыхнулась брюхом, и пуля просвистела выше. Клим сперва подумал, что попал, но баба вскочила и побежала дальше. Он рванул за ней и наверняка смог бы догнать, если б внимательней смотрел под ноги. Но он в азарте не заметил, что впереди него из-под воды, клокоча и вспучивая поверхность, вырываются пузырьки болотного газа. На метр бы правее ногу поставил — ничего бы не случилось. Но он скакнул туда, к этим зловещим пузырькам…
Ш-шух! — и Клим по колени ушел в зыбучую трясину. Сгоряча рванулся, заворочался, затолок это месиво ногами — и погрузился по пояс. А Нинка убегала, не оборачиваясь, под ней, сукой, ничего не проваливалось!
— Стой! — заорал Клим отчаянно, ворочаясь в грязи. — Стой, лярва! Помоги!
Черта с два она остановилась бы! Нинка влетела куда-то в камыши и скрылась из виду, до Клима долетали только плеск воды, треск и шуршание стеблей, через которые ломилась перепуганная баба.
А Клим уже ушел в топь по плечи, судорожно пытаясь выдернуть из липкого ила хотя бы руки. Но чем больше барахтался, тем глубже уходил в грязь. Так у него и по жизни было…
Когда вода, перемешанная с илистой жижей, оказалась на уровне губ, Клим инстинктивно задрал голову и глянул в мутно-серое, затянутое облаками небо, по-прежнему моросившее мелким дождем.
«Боже! — мысленно заорал Клим. — Если ты есть, спаси!»
Но то ли небеса были глухи к воплям души закоренелого грешника, то ли там, как учит нас материалистическая философия, вообще ничего не было, окромя опиума для народа. Клим еще раз судорожно дернулся, глотнул воздуха, и топь поглотила его с головой. На сомкнувшейся над его макушкой поверхности болота поднялись несколько воздушных пузырьков, поплавали несколько секунд — и лопнули.
ОСТРОВОК НА ОЗЕРЦЕ
Епиха и Шпиндель уже прошли нелегкой дорожкой через камыши, сумев не начерпать воды в сапоги, хотя местами она доходила до середины икр. Шпиндель не раз охал, утверждая, что они сбились с правильного пути, но Епиха свирепо рычал: «Заткнись, верно идем!» — и продолжал движение по своим приметам. Худо-бедно, но они добрались до того самого озерца, которое находилось в середине заболоченной старицы. Строго говоря, озерцо это было частью той самой заросшей камышом протоки, о которой уже упоминалось. Просто в этом месте протока делилась на две, обтекая небольшой бугорок-островок — по сути дела, большую кочку, вокруг которой росли камыши, а посередине, прочно вцепившись корнями в этот клочок почвы, росло несколько деревьев. Одно из этих деревьев все же не удержалось и рухнуло поперек правого рукава протоки, обтекающего островок. Корни его продолжали оставаться на островке, а крона переплелась с камышами.
Вот по этому дереву ребята и перебрались на островок. Епиха почему-то думал, что Шпиндель обязательно кувырнется в воду, но тот прошел благополучно. Ну а сам Епиха, конечно же, в грязь лицом не ударил.
— Покурим? — предложил Шпиндель.
— А у тебя есть, что ли?
— Ага! — порадовался тот возможности произвести впечатление и вытащил целую пачку «Мальборо» и длинную зажигалку зеленого цвета с белой надписью «RONSON@ Since 1896».
— У этих взял, что ли? — слово «убитых» Епиха произносить не хотел.
— Ну! — подтвердил Шпиндель. — На фига им оставлять? На том свете не курят…
Епиха заметил, что Шпиндель, заполучив пистолет, рукоять которого торчала у него из-за ремня, явно обрел такую самоуверенность, какой у него раньше не было. Хотя небось толком не знал, как его в боевое положение привести.
Нашли местечко под деревьями, где дождик почти не ощущался, постелили на траву пластиковый пакет, чтоб штаны не намочить, и мирно закурили, чиркнув зажигалкой, произведенной фирмой, справляющей 102-й год существования.
— Где закапывать будем? — поинтересовался Шпиндель.
— Прикинем, — лаконично ответил Епиха, пуская дым.
За всеми этими жутковатыми делами, связанными с нечаянным убийством, грабежом трупов и утоплением их в воронке, Епиха как-то позабыл, что замышлял угробить Шпинделя. Теперь, когда они пришли сюда, на этот островок, окруженный камышами, и когда Шпиндель опять начал много болтать, Епиха вновь вспомнил о том, что этот хлипкий болтунишка может сломать весь кайф. Мало того, что он про деньги может проболтаться, так теперь у него еще и оружие появилось. Ясно ведь, что он его домой потащит. И пистолет, и обоймы, и выкидуху. И спрячет где-нибудь у себя в столе или книжном шкафу, где мать их запросто нашарит. А что потом? Либо выбросит потихоньку, либо, что гораздо хуже, снесет в милицию, соврав, будто во дворе нашла. Но ведь те, что сейчас лежат в воронке, — крутые ребята были. И может быть, из этих пистолетов, что Епиха и Шпиндель греют у себя на животах, не одного человека грохнули. Стволы-то с глушаками, киллерские…
Именно в этот момент — хотя до этого надо было гораздо раньше додуматься! — Епиха отчетливо понял, что им теперь вообще жизни не будет. Потому что крутые их достанут и дома.
— Как же они нас вычислили? — вслух произнес он.
— Кто? Те двое? — спросил Шпиндель.
— Двое здесь было, — Епиха досадливо поморщился. — Но они ж наверняка от конторы. И не пешком из города пришли. Просекаешь фишку?
— Ты думаешь, это те самые? Чьи деньги? — оторопело пробормотал Шпиндель.
— Ну ты, блин, тормоз! — покачал головой Епиха. — Неужели раньше не понял? С чего другим крутым нас мочить?!
— Но откуда ж они узнали? И как догадались, что мы сюда поехали?
— Фиг его знает, может, та баба, у которой мы сумку выдернули, нас запомнила. Но вообще-то непонятно, конечно.
— Так ведь нам теперь домой нельзя… — испуганно произнес Шпиндель. — Если они нас здесь нашли, то и где мы живем в два счета узнают…
— То-то и оно, — проворчал Шпиндель. — Они, блин, нас и здесь могут застукать. Сперва тех двоих найдут, а потом и сюда доберутся! Запросто!
— Чего делать-то? — явно паническим тоном пробормотал Шпиндель.
— Не знаю… — Епиха, опять же с большим опозданием, но сообразил, что они себя сами в мышеловку загнали. Он вспомнил, что, когда выходили из автобуса, мимо проехала машина темно-красного цвета и остановилась где-то впереди. Должно быть, те, кого они чисто случайно убили, посмотрели им вслед и, увидев, что они пошли в рощу, двинулись следом. А там, в машине, еще кто-то оставался. И сейчас, не дождавшись братанов, они небось пошли их искать. Может, еще и подмогу вызвали. На траве, пока они со Шпинделем волокли трупы, могла кровь остаться. До первой воронки доберутся наверняка, найдут, где их братки плавают… По следам дойдут до болота, а там по примятой осоке и камышу отыщут путь к озерцу и островку…
— Ай-и-и-и! — откуда-то из-за камышей донесся пронзительный визг, плеск воды, мат какой-то.
Епиха и Шпиндель услышали Нинкин визг и крики Клима, находясь почти в полукилометре от места событий. Что там, на краю камышовых зарослей, происходит, они не разглядели.
— По-моему, баба визжала, да? — спросил Шпиндель шепотом.
— Мужик вроде тоже орал. Может, кто-то из них в болото провалился… Хоть бы, блин, все там утопли, суки!
— Думаешь, это те, крутые? — испуганно пробормотал Шпиндель.
— А кто еще в эту трясину полезет? Наверно, они с собой ту бабу привезли, которую мы ограбили… — догадался Епиха. — Ты стрелять-то умеешь?
— Не-а, — стыдливо сознался Шпиндель. — Я только из духовушки в тире стрелял.
— Ща покажу… — Епиха не стал признаваться, что он тоже ни разу не стрелял из пистолета. Но он по крайней мере мог объяснить Шпинделю, как обойму вставлять, как с предохранителя снимать и так далее. Шпиндель уже успел проделать все нужные операции самостоятельно и готовился еще разок попробовать, когда Епиха насторожил уши.
— Тихо! По-моему, кто-то прет через камыши… Небось они.
Шпиндель ухватился за свой пистолет и залег у ствола дерева. Епиха тоже. Затаили дыхание, ждали, слушали… Плюхающие шаги и потрескивание камыша слышались все громче.
Теперь ребята со своего бугорка хорошо видели, как шевелятся камыши. Похоже, шел только один человек. И двигался он не по тропе, которую они протоптали, а гораздо правее. Кто именно — разглядеть пока не могли, камыш скрывал идущего с головой.
Прошло около минуты, и тот, кто ломился через камыш, вылез на открытую часть протоки.
— Это та самая баба! — зашептал Шпиндель. — В кожаном жакете…
— Вижу, — отозвался Епиха. — Неужели одна приперлась?
Он внимательно поглядел на камыш. Нет, нигде он больше не шевелился. Если б кто-то еще шел, было бы слышно и видно. По воде можно бесшумно плыть, но нельзя бесшумно ходить и ползать. А через камыши можно было либо идти, либо ползти.
Тем временем баба, оказавшись у края протоки по пояс в воде, сделала еще пару шагов, погрузилась по грудь, испуганно ойкнула и поплыла через протоку к островку.
— Сюда лезет! — возбужденно пробормотал Шпиндель. — Что делать будем? Стрелять?
— Посмотрим, — неопределенно ответил Епиха. — Оружия у нее нет вроде бы…
Он еще раз обшарил взглядом камыши. Фиг его знает, может, эту бабу послали, чтоб она их отвлекла, а сами втихаря подбираются? Но ничего подозрительного не увидел…
Нинка с трудом проплыла в одежде пять метров, но все-таки перебралась через протоку и, дрожа от холода, вылезла на берег островка. Продралась через камыши, окаймлявшие островок, и оказалась всего в нескольких шагах от деревьев, за которыми прятались Епиха и Шпиндель. Она их не заметила, устало села на траву, а затем повалилась на живот и заплакала навзрыд.
Этого ни Епиха, ни Шпиндель не ожидали.
— Чего она ревет? — заморгал глазами Шпиндель.
— Может, придуривается… — недоверчивый Епиха еще раз огляделся. Нет, больше никто не подползал и не подплывал к островку.
Нинка ревела от того, что накопилось в душе за этот сумасшедший день. День, в который ее успели ограбить, избить, несколько раз изнасиловать, а теперь еще и застрелить хотели. И еще — от понимания того, что теперь вся ее более-менее налаженная, привычная жизнь пошла под откос. Больше того — она была убеждена, что ей конец. Никто ее не защитит, никому она не нужна.
Она слышала, что Клим провалился в болото, но как он утонул, не видела. Догадывалась, что раз орал: «Помоги!», то мог и утонуть, но это, по ее мнению, ничего не меняло. Стоит ей вернуться в город — и через день-другой ее навестят парни Шуры Казана. Или на рынке, где она «лохотронит», или прямо дома. Увезут, затащат в какое-нибудь глухое место и начнут пытать, куда делись Жора, Сухарь и Клим. А что она скажет, как и что объяснит? Ей там такое устроят, что сегодняшние мучения на складе покажутся нежными ласками. Не ходить домой, спрятаться у хахаля, который ее сегодня с машиной подвел? У него через два дня жена с югов вернется, да и трус он… Если узнает, отчего она прячется, ни за что не примет. К тому же его братки знают, обязательно навестят. Всех подруг — тоже. Вообще не возвращаться в город? А куда денешься? У нее в карманах ни копейки, уехать не на что. Паспорта тоже нет, он дома остался. Да и куда ехать? Родни у нее нет в других городах, все здешние. Знакомые, правда, есть, но лучше, чтоб их не было. Нет, не уехать ей никуда! Остается одно — самой помереть, пока не убили…
Так она ревела минут пять, наверно. Пока все слезы не выревела.
Все это время Епиха со Шпинделем за ней наблюдали, но окликнуть не решались и между собой не шептались. Оба, не сговариваясь, опасались подставы. Фиг ее знает, вылезешь, а она выхватит пистолет из-под юбки и постреляет обоих… Баба-то бандитская! Сами они, правда, тоже пока стрелять не собирались. Тем более, что еще не были до конца уверены, получится ли это у них. Да и вообще страшно это, стрелять в живую, когда совсем недавно видели, как убитые выглядят.
Нинка решила умереть. Упасть в воду и утонуть. Все равно жизнь паршивая была, похабная, и многим сама она успела пакостей наделать. И на «лохотроне», когда заманивала дурачков счастья в лотерее попытать, и прежде, в молодости, когда ходила деньги на дефицитные товары собирать по предприятиям. А еще у нее были времена, когда она работала под проститутку и приводила денежных мужиков в один уютный двор, где их глушили по голове, грабили и раздевали. И другие времена были, когда Нинка бандитов на богатые квартиры наводила. Шубы продавала с понтом дела. Ходила по домам, звонила в квартиры, предлагала шикарную импортную дубленку — тогда дефицит был! — всего-навсего за пятьсот-шестьсот рублей. А они по тем временам до тыщи и даже больше стоили. Почти все бабы соглашались примерить и Нинку в квартиру пускали. Иногда покупали, иногда нет, но Нинка уже могла оценить, стоит эту квартиру брать или нет. Тех, кто покупал дубленку, грабили обязательно, и она потом к Нинке возвращалась… Но самое удивительное, очень редко кто из пострадавших Нинку подозревал в пособничестве ворам. Было ее за что сажать, а не посадили ни разу. Должно быть, приберегал ей Господь кару покрепче.
Нет, дожидаться, когда «Казаны» ее начнут живьем жарить, она не хотела. Лучше утопиться!
Она тяжело встала, поглядела по сторонам, будто желая проститься с белым светом… и увидела пацанов. Тех самых, из-за которых она сегодня столько страданий и мук пережила.
Епиха и Шпиндель, увидев, что тетка перестала плакать и поднялась на ноги, тоже вскочили и наставили на нее пистолеты.
— А-а! — истерически заорала Нинка. — Вот вы где, гаденыши! Вооружились, да?! С пушками, да?! А плевать я на вас хотела! Стреляйте!!!
И, испустив какой-то почти звериный рев, от которого у обоих ребят мороз по коже прошел, ринулась прямо на них. Думала, что они выстрелят и убьют — все быстрее, чем в воде захлебываться. Епиха вообще-то нажал на спусковой крючок, но пистолет не выстрелил. Так получилось потому, что, разобъясняя Шпинделю, как обращаться с оружием, Епиха свой «ПМ» поставил на предохранитель, а снять — позабыл. А Шпиндель, у которого пистолет был в боевой готовности, едва увидев страшное лицо этой разъяренной бабищи — ему, маломерку, она жутко здоровой показалась! — шарахнулся назад, запнулся о корень дерева и полетел наземь вверх тормашками. Слава Богу, что пистолет вылетел у него из рук, не выстрелив, и благополучно шлепнулся на траву неподалеку от камышей.
Епиха, конечно, был более хладнокровным и даже, возможно, сумел бы снять пушку с предохранителя, если б у него времени хватило. Но налетевшая Нинка так толканула его обеими руками в подбородок, что Епиха, выронив оружие, отлетел к дереву и, чухнувшись башкой о ствол, на несколько минут потерял сознание.
— Тетенька! — испуганно взвыл Шпиндель, когда Нинка устремилась на него. — Не надо! Я больше не буду!
Нинка сгребла тщедушного пацаненка за шиворот, да так сдавила, что Шпиндель едва не задохнулся:
— Сумки воровать, сукин сын?! Убью! — И с этими словами швырнула его наземь, как нашкодившего котенка. Затем подхватила с земли пистолет Шпинделя и навела на затрясшегося от страха парнишку. Он от ужаса закрыл лицо руками и жалобно выл:
— Не надо! Не надо, тетенька!
Нинка бы пальнула — не было у нее никакой жалости к этой шпане! — но тут ей пришло в голову, что этим засранцам надо на своей шкуре испытать пережитое ею по их вине.
Она приметила тот самый толстый корень, о который запнулся Шпиндель. Этот корень торчал из земли как пологая дуга.
— Жить хочешь?! Снимай ремень! — приказала она Шпинделю, потрясая пистолетом. Тот торопливо выдернул пояс, Нинка гаркнула:
— Руки давай! — И прежде, чем Шпиндель успел сообразить, ловко и крепко стянула ему запястья хитрым милицейским узлом, вполне способным заменить наручники. К тому же из этого узла торчал достаточно длинный конец ремня, которого хватило, чтобы привязать Шпинделя к корню-дуге. Узел этот ей показал когда-то один из любовников, бывший мент. Затем Нинка оттащила от дерева только-только начавшего очухиваться Епиху, а затем, пока он еще плохо соображал и не очень понимал, что происходит, выдернула у него из штанов ремень. Пара минут — и Епиха был привязан точно так же, как и Шпиндель.