Это было пугающе ново для Халида: что можно управлять своей собственной судьбой, что можно сказать «нет» в одном случае, и «да» в другом, и «не сейчас» в третьем, и что если очень сильно чего-то хотеть, то можно этого добиться. Пока Халид ничего не хотел, но сама идея зачаровывала его.
И потом, вот еще что. При всей грубости манер Ричи, при той легкости, с которой, выпив лишнее, он мог обругать или ударить, было в нем что-то привлекательное, даже обаятельное. Он частенько сидел с ними, играл на гитаре, учил словам песен, подбадривал петь вместе с ним, хотя ни Халид, ни, похоже, Аисса понятия не имели, о чем эти песни. Пение — это развлечение, а на долю Халида выпало очень мало развлечений. Ричи гордился внешним видом Халида, его живой, спортивной грацией и хвалил мальчика за это; это было что-то, чего никто никогда не делал прежде, даже Аисса. И хотя Халид каким-то образом понимал, что, поступая так, Ричи в некотором роде хвалит самого себя, он был благодарен ему за это.
Позади дома Ричи учил его играть в мяч. А иногда на поле на окраине города происходили крикетные матчи; время от времени Ричи тоже участвовал в них и в этих случаях брал Халида с собой в качестве зрителя. Позже, дома, он показывал мальчику, как держать биту и как защищать воротца.
Ну и еще иногда были поездки на автомобиле. Они воспринимались как редчайшая и величайшая удача. Но случалось, что в одно из солнечных воскресений Ричи говорил:
— Как насчет того, чтобы покататься на старой развалюхе, а, Кенни?
И они отправлялись в зеленый пригород, обычно не в какое-нибудь определенное место, а просто так, туда и обратно по узким дорогам, и Халид удивленно таращился на новый для него мир за городом. Голова у него приятно кружилась, когда он воочию убеждался, что мир не заканчивается за чертой Солсбери и что он полон чудес и красоты.
От всего этого его ненависть к Ричи не исчезла, но, по крайней мере, была не такой давящей, поскольку он видел, что присутствие в доме отца приносит некоторую выгоду. Не слишком большую. Некоторую.
Как-то Ричи взял его с собой в Стонхендж. Или, точнее говоря, настолько близко, насколько теперь это стало возможно для людей. Халиду как раз недавно исполнилось десять: особый подарок ко дню рождения.
— Видишь, что там стоит на равнине, парень? Вон те большие камни? Их построили доисторические чудики, которые раскрашивали себя в разные цвета, голые плясали вокруг и били в барабаны, а в полночь устраивали жертвоприношение на большом Каменном алтаре. Много, много лет назад. Тысячи лет… Давай, вылезай, посмотрим поближе.
И Халид смотрел. Огромные серые плиты, установленные в два ряда, позади них плиты поменьше, из голубого камня, выстроенные в форме треугольника, и большой камень в середине. На некоторых серых плитах сверху лежали еще какие-то камни. Все это сооружение окружала завеса мерцающего красновато-зеленого света, поднимающаяся из скрытых в земле отверстий на высоту почти в два человеческих роста. Зачем кому-то понадобилось строить все это? Пустая трата времени, больше ничего.
— Не так давно все это выглядело совсем иначе. Когда появились Пришельцы, они переставили камни на свой лад. Не сами, конечно, рабочих пригнали. И вот эту светящуюся разноцветную стену тоже Пришельцы сделали. Это не лампы и не прожекторы, ничего подобного. Если попытаться пройти сквозь это свечение, то умрешь, сгоришь, как москит в пламени свечи. Раньше большие камни стояли тут кружком, а те голубые вон там… Эй, парень, смотри-ка! Ты когда-нибудь видел раньше Пришельцев?
Халид видел их, дважды, но никогда с такого близкого расстояния. Первый раз Пришелец как-то в полдень объявился прямо в центре города, спокойно стоял у входа в собор, как будто им овладело настроение пойти в церковь: огромное пурпурное создание с оранжевыми пятнами по бокам и большими желтыми глазами. Но Аисса ладонью закрыла Халиду лицо, помешав ему толком разглядеть что-либо, и потащила его по улице прочь от собора, так быстро, как только он мог идти. Тогда Халиду было около пяти. Много месяцев подряд после этого случая ему снился Пришелец.
Второй раз, спустя год, он был с друзьями, играл неподалеку от скоростной автотрассы, как вдруг на ней появилась странная машина, которая не ехала на колесах, а плыла над дорогой. В ней стояли два Пришельца и, проплывая мимо ребят, посмотрели прямо на них. В тот раз Халид смог разглядеть лишь верхнюю часть их голов: глаза, под ними что-то вроде кривого клюва и огромную V-образную щель рта, похожую на лягушачью. Они очаровали его, хотя одновременно вызвали отвращение, потому что были такие необычные, такие чудные, эти странные чужеземные существа, эти враги рода человеческого, а он знал, что ему полагается презирать и ненавидеть их. Но он был и очарован тоже. Очарован. Хотелось бы ему разглядеть их получше.
Сейчас он получил возможность удовлетворить свое любопытство. Пришельцев было трое. Они вылезли из чего-то, похожего на дверь в земле, на дальнем конце древнего монумента, и принялись расхаживать среди огромных камней, словно хозяева, осматривающие свои владения, не обращая никакого внимания на высокого мужчину и маленького мальчика, стоящих около автомобиля, припаркованного сразу за светящимся барьером. Халид пораженно смотрел, как они, покачиваясь, ходили вокруг на своих коротеньких, похожих на щупальца ногах, поддерживающих огромные цилиндрические тела, и при этом сохраняли равновесие, не падали и не разбивались.
И еще его потрясла их красота. Он и раньше чувствовал ее, по прежним мимолетным встречам с ними, но сейчас их великолепие поразило его с силой удара.
Светящиеся золотисто-оранжевые пятна на гладкой, мерцающей пурпурной коже — точно пылающие огни. И эти огромные глаза, такие яркие, такие проницательные: в них светились мощный разум и сильная душа. Их взгляды обдавали потоком света. Казалось, будто сам воздух вокруг Пришельцев впитал в себя часть их красоты, испуская бирюзовое сияние.
— Вот они какие, парень. Наши господа и хозяева. Ну и страшилища, правда?
— Страшилища?
— Но ведь красавцами их не назовешь?
Халид уклончиво пробормотал что-то. Ричи, как всегда во время воскресных экскурсий, был в хорошем настроении. Но Халид никогда не забывал, какое наказание последует, если возразить ему хоть в чем-нибудь. Поэтому он просто молча глядел на Пришельцев, охваченный восторгом и благоговением перед великолепием этих странных гигантских созданий, но никак не проявляя своего восхищения их изяществом и величественностью.
Ричи продолжал воодушевленно:
— Ты слышал… ну, я знаю, тебе говорили, что, покинув Солсбери еще до твоего рождения, я вступил в армию, которая собиралась сражаться с ними. Тогда я хотел одного — убивать Пришельцев. Христос Всемогущий, как я ненавидел этих ублюдков, от которых просто бросает в дрожь! Явились нежданно-негаданно, захватили наш мир. Но, должен сказать тебе, я достаточно быстро понял, что к чему. Послушал планы этих людей из подпольной армии о том, как они собираются сбросить иго Пришельцев, и меня разобрал такой смех! Да, я просто обхохотался. Мне было совершенно ясно, что никакой надежды избавиться от Пришельцев нет. А ведь это было еще до того, как они наслали на нас Великий Мор. Я все понял, чертовски хорошо понял. Они могущественны, как боги. Если кто-то желает сражаться с целой ватагой богов, удачи ему. Я ушел из подполья. Я по-прежнему ненавижу этих чужеземных уродов, не заблуждайся насчет этого, но мне ясно, что глупо даже мечтать о том, чтобы одолеть их. Нужно просто найти способ приспособиться к ним, вот и все. Пусть внутри у тебя будет свой мир, а они пусть идут своим путем. Потому что всякий другой подход — чистой воды идиотизм.
Халид внимательно слушал. Слова Ричи имели смысл. Халиду было понятно его нежелание воевать с богами. Ему также было понятно, что возможно одновременно и ненавидеть кого-то, и продолжать жить с ним, не выражая никакого протеста.
— Ничего, что они видят нас? — спросил он.— Аисса говорит, что иногда, увидев человека, они могут высунуть из груди такие длинные языки, схватить его, затащить к себе и делать с ним ужасные вещи.
Ричи резко хохотнул.
— Такое случается, да. Но они не коснутся Ричи Бека, парень, и они не коснутся сына Ричи Бека, стоящего рядом с ним. Это я тебе гарантирую. Мы в полной безопасности.
Халид не стал спрашивать, почему. Он просто надеялся, что это правда.
Спустя два дня, на выходе с рынка, куда Аисса послала его купить кусок ягненка на обед, он столкнулся с двумя мальчиками и девочкой, примерно такого же возраста, как и он, или на год-два старше, с которыми был едва знаком. Они окружили его сзади, держась на расстоянии, чтобы он не мог дотянуться до них, и затянули нараспев тонкими, гнусавыми голосами:
— Квислинг, квислинг, твой отец квислинг!
— Как вы его назвали?
— Квислинг.
— Нет, никакой он не квислинг.
— А вот и да! А вот и да! Квислинг, квислинг, твой отец квислинг!
Халид понятия не имел, кто такой «квислинг», но чувствовал, что это что-то скверное. Ровно в той степени, в какой он сам ненавидел отца, он не мог допустить, чтобы кто-то обзывал его. Ричи не раз учил его: «Никогда не позволяй насмехаться над собой, парень». Он имел в виду насмешки над Халидом по поводу его пакистанского происхождения; но Халиду очень мало приходилось с этим сталкиваться. Может, квислингом называют того, кто сам англичанин, но имеет ребенка от пакистанской женщины? Может быть. Но с какой стати это должно волновать каких-то чужих детей или вообще кого бы то ни было?
— Квислинг, квислинг…
Халид отшвырнул пакет с мясом и бросился на ближайшего мальчика. Тот увернулся и убежал. Халид схватил за руку девочку, но девочек он никогда не бил и просто толкнул ее на второго мальчика, который отлетел к стене рыночной лавки. Халид навалился на него, одной рукой прижал к стене, а другой залепил пощечину.
Двое других ребят, похоже, не были готовы к такому отпору. Но они продолжали выкрикивать с безопасного расстояния и еще более гнусаво, чем раньше:
— Квис-линг, квис-линг, твой отец квис-линг!
— Замолчите! — закричал Халид,— Вы не имеете права!
Каждое слово он сопровождал ударом. У мальчишки, которого он прижимал к стене, потекла кровь из носа и уголка рта. Он явно был напуган.
— Квис-линг, квис-линг…
Они не умолкали, но и Халид не останавливался. Однако потом он почувствовал на шее сзади руку, большую руку взрослого человека, который рывком оттащил его назад и отшвырнул в сторону. Над Халидом навис крупный, крепкий мужчина, землекоп, судя по его виду.
— Что у тебя на уме, грязное пакистанское отродье? Ты чуть не убил мальчика!
— Он говорит, что мой отец квислинг!
— Ну, значит, так оно и есть. Чтобы больше этого не было, парень! Не смей драться, понял?
Он в последний раз толкнул Халида, развернулся и ушел. Халид с угрюмым видом оглянулся в поисках своих мучителей, но они уже убежали. И пакет с мясом прихватили с собой.
Этим вечером, пока Аисса готовила импровизированный обед из вчерашнего риса и жесткого цыпленка, Халид спросил ее, что значит «квислинг». Она так резко обернулась к нему, точно он обругал Аллаха. Ее лицо просто полыхало от злости; зрелище, которого ему до сих пор видеть не доводилось.
— Никогда не произноси это слово в нашем доме, Халид! Никогда! Никогда!
И больше никаких объяснений он от нее не получил. Ему пришлось самому выяснять, что же это за квислинг такой. И когда вскоре это произошло, он понял, почему отец вел себя так бесстрашно в тот день, когда они были в Стонхендже и стояли около огненной завесы, отделяющей их от Пришельцев, расхаживающих среди огромных камней. И понял также, почему те трое детей дразнили его. «Нужно просто найти способ приспособиться к ним, вот и все». Да, вот оно. Вот в чем дело… Способ приспособиться к ним.
Полковник, покачиваясь, сидел на крыльце ранчо. Тень набежала на солнце, стало немного прохладнее. Он вздрогнул, словно очнулся, и понял, что, наверно, опять задремал. Дочка Поля ушла куда-то, но второй ребенок, маленький Энсон, все еще оставался здесь, сосредоточенно разглядывая его с таким видом, словно недоумевал, как это такой старый человек еще ухитряется находить в себе силы дышать.
Потом из дома вышел Ронни, и мальчик тут же побежал к нему. Ронни подхватил его, подбросил в воздух, поймал и снова подбросил. Мальчик визжал от радости. Полковник тоже радовался — ему нравилось смотреть, как Ронни играет с сыном. Сама мысль о том, что у Ронни есть сын, доставляла ему удовольствие, равно как и то, что он женился на такой замечательной женщине, как Пегги, и что он вообще остепенился. Ронни очень сильно изменился после Вторжения. Отказался от прежних дурных занятий, стал таким ответственным. Да, что ни говори, одно хорошее дело из всех этих Драматических событий все же получилось, подумал Полковник.
Ронни поставил сына на землю и повернулся к Полковнику.
— Ну, па, заседание закончилось. Тебе, я думаю, понравится, как повернулось дело.
— Заседание?
— Заседание Комитета Сопротивления,— мягко пояснил Ронни.
— Да, конечно. Какое другое может быть заседание? Ты что, думаешь, будто я совсем одряхлел, да, мальчик? Нет, не отвечай. Расскажи лучше о заседании.
— Мы только что проголосовали. Ты победил.
— Проголосовали.
Он напряг память, пытаясь вспомнить, какой вопрос обсуждался. Мысли текли медленно, еле-еле, словно черная патока. Бывали дни, когда он все еще чувствовал себя Полковником Энсоном Кармайклом III, США, в отставке. Или профессором Энсоном Кармайклом, известным авторитетом в области южноазиатской лингвистики и психологии незападных народов. Но сегодня был не такой день. Случались и другие дни, похожие на сегодняшний, когда ему с трудом верилось, что когда-то он был полным сил, энергичным, умным человеком. И такие дни бывали теперь все чащеи чаще.
— Да, было голосование,— сказал Ронни.— По вопросу о программе личного террора против Пришельцев.
— Конечно…— теперь Полковник вспомнил, о чем идет речь.— И что, они проголосовали против? Не верю своим ушам. Почему они передумали?
— Ну, дискуссия продолжалась, и все склонялись к тому, чтобы проголосовать за программу индивидуального отстрела Пришельцев, но тут Дуг сообщил кое-какую новую информацию, о которой непонятно почему умалчивал до сих пор, как это частенько у него бывает. Эту информацию он получил из Ванкувера, а те от хакеров из Сиэтла, незадолго до того, как боргманны выдали их Пришельцам,— Ронни остановился, с сомнением глядя на Полковника.— Ты следишь за моей мыслью, па?
— Да, конечно. И эта информация из Ванкувера…
— Ну, получается, что снайперские нападения на Пришельцев вряд ли возможны. Оказывается, такие попытки уже предпринимались по крайней мере трижды, одна в южной части Соединенных Штатов, вторая во Франции, а третья еще где-то, я забыл, где точно. Они провалились, все три. Снайперам ни разу не удалось сделать даже одного-единственного выстрела. Пришельцы могут телепатическим путем обнаруживать враждебные им мысли и эмоции. Как только снайпер оказывался поблизости, они просто дотягивались до него и Подталкивали с такой силой, что он падал мертвым. Во всех трех случаях дело происходило именно так.
— На каком расстоянии действует их ментальное поле?
— Никто не знает. Очевидно, достаточно далеко, раз им удалось уловить мысленное излучение снайпера, находящегося в пределах выстрела.
— Телепатия, да…— Полковник на мгновение закрыл глаза и медленно покачал головой.— На их планете, наверно, животные и те более развиты, чем мы. Даже домашние животные… Значит, Дуг выложил все это на заседании, и ваш план разлетелся в пух и прах?
— Ну, не совсем так. Его придется отложить. Учитывая все эти фокусы с телепатией, а также возможные репрессии, мы пришли к выводу, что пока нет смысла затевать что-либо против них. Согласились все, кроме Фалькенбурга, но потом и он признал нашу правоту. Прежде чем предпринимать попытки каких бы то ни было враждебных действий, нужно собрать как можно больше информации о том, как работает их мозг. А сейчас мы не знаем практически ничего. Если бы удалось каким-то образом нейтрализовать это ментальное поле, например…