Когда вызвали Коржавина, он, как требует устав, четко вышел из строя и под гром аплодисментов подошел к судейскому столу. Генерал сам вручил ему диплом — большой серебряный кубок и долго пожимал руку.
— Я видел ваш бой, отлично работаете. Вы, товарищ Коржавин, из какой части?
Руслан назвал свою часть.
— Полковник Маштаков — замечательный командир. Мы с ним вместе воевали на Курской дуге и шли до Берлина. Передайте ему от меня самый сердечный привет.
— Обязательно передам, товарищ член Военного совета!
— А вас еще раз поздравляю. Только, чур, не зазнаваться. — Генерал улыбнулся. — Договорились?
От его улыбки на душе у Руслана стало еще светлее, радостнее.
2
Ужин в ресторане превратился в банкет. На сдвинутые столы поставили трофеи — большой серебряный кубок Коржавина и хрустальную вазу лейтенанта Омарова, завоевавшего третье место. Тюбиков проиграл и вышел на четвертое место. Но и четвертое место в таких состязаниях — почетно.
Никифоров заказал три бутылки шампанского, лимонад. Лимонаду особенно был рад Омаров: наконец-то он может пить воду вдоволь!
Джаз-оркестр играл какое-то танго. Омаров встал и подошел к дирижеру.
— Сегодня в зале сидят лучшие спортсмены округа, чемпионы по боксу. Неужели у вас нет в репертуаре подходящей музыки и песен?
— Конечно есть!
Через минуту музыканты с энтузиазмом заиграли «Марш физкультурников». Песню подхватили спортсмены.
Ну-ка, солнце, ярче брызни,
Золотыми лучами обжигай!
Было по-праздничному весело, радостно. Коржавин и Омаров были в центре внимания. Руслан немного смущался, чувствовал себя неловко.
Посреди сдвинутых столов стоял большой торт. Коржавин понимал: этот торт куплен Никифоровым. Старший лейтенант, в сущности, не такой уж плохой человек, как ему казалось. Руслан протянул ему руку.
— Спасибо, товарищ старший лейтенант. Спасибо за все!
Ужин кончился быстро. Вышли на улицу. Стоял тихий летний вечер. Решили идти в гостиницу пешком.
— Стыдно ехать на трамвае в такой вечер!
Двинулись не спеша вниз по улице, по бокам которой стояли высокие деревья, а на газонах цвели розы. Впереди, над Чаткальским хребтом, вставала луна. Ее оранжевый диск был похож на золотую медаль олимпийского чемпиона.
3
В гостинице было душно, тихо и по-будничному скучно. А на душе у каждого празднично. Даже Пальчиков, который занял восьмое место, радовался. Первый раз на таких состязаниях и — добился золотой середины.
Коржавин распахнул окно. Шум вечернего города, россыпь электрических огней манили, притягивали.
— Когда наш поезд? — спросил он.
— Завтра в полдень, — ответил Омаров.
Руслан подумал: «Почти сутки свободного времени».
Тюбиков с шумом вытащил из-под кровати свой чемодан. Коржавин повернулся к нему:
— Рано укладываешься.
— Не укладываюсь, Корж, а собираюсь. И не рано, а поздновато. Парк могут закрыть, пока мы рассуждать будем.
— Верно говоришь. — Омаров тоже вытащил свой чемодан. — Кто хочет в кино, одевайтесь! Последний сеанс в одиннадцать.
Переоделись быстро, как по тревоге.
— Справа по одному на выход!
В парке было людно и весело. В воскресные дни в парках всегда людно. По центральной аллее, разделенной цветочным газоном, двигался людской поток. На открытой эстраде играл симфонический оркестр, и вокруг стояла толпа любителей классической музыки. На просторной площадке у фонтана слаженно играли два баяниста и несколько десятков пар танцевали вальс.
— Не отвлекаться, — сказал Омаров. — Идем в кино!
У летнего кинотеатра тоже было людно. У кассы стояла длинная очередь, хотя фильм старый.
— Карим Омарович, — Руслан обратился к офицеру, — мне что-то не хочется смотреть «Весну». Уже три раза видел. Я хочу потанцевать.
— И я с ним, — сказал Тюбиков.
Омаров не возражал.
— Понимаю, понимаю, — он взглянул на часы. — Завтрак в девять утра. К этому времени быть на месте.
— Что вы, Карим Омарович! Да мы через два часа будем на месте.
На танцплощадке тесно. Шарканье сотен пар ног заглушало оркестр. Тюбиков и Коржавин нырнули в толпу и с ходу «разбили» танцующих девушек. Но не успели они сделать и нескольких па, как музыка оборвалась. Коржавин опустил руки.
— Благодарю вас.
— Не за что, — ответила девушка и, взяв под руку подружку, ушла.
Тюбиков осматривал публику.
— Для начала неплохо, — сказал он.
— Что такое не везет и как с ним бороться.
— Только смелостью.
Заиграли танго. Тюбиков подхватил Руслана.
— Идем! Вон в беленьких платьях, давай разобьем.
Но в беленьких платьях скривили надменно губы:
— С вами? Нет, нет, вы ошиблись адресом.
Коржавин почувствовал, как его лицо, шея и уши наливаются жаром. Хоть провались со стыда!
— Давай вот этих, — предложил Тюбиков.
Но Руслан отрицательно замотал головой:
— Хватит. Иди сам.
— И пойду!
Тюбиков направился к девушкам, стоявшим у ограды. Руслан остался один. Он отошел в сторону. Мимо медленно проплывали пары. Ему тоже хотелось так же беззаботно и свободно танцевать с девушкой. Но на всей танцплощадке нет ни одной знакомой. А идти снова и получить отказ он не хотел. Руслан осмотрелся. Где бы примоститься поудобнее, так, чтобы все видно было и не мешать танцующим? Мимо, держа за талию партнершу, проплыл Тюбиков. Он подмигнул Коржавину, как бы говоря: не стой, действуй! Руслан кивнул, отвечая: мол, ладно, сам знаю…
4
Руслан вышел из гостиницы, чтобы немного побродить по городу. Утро было в полном разгаре. Люди спешили на работу, трамваи и троллейбусы шли переполненные пассажирами. Лучи солнца, теплые, яркие, пробивались сквозь густые кроны деревьев и желтыми пятнами ложились на тротуар. Моечная машина, рассыпая веер брызг, медленно катилась по улице, оставляя после себя широкий мокрый след.
Руслан шел, углубившись в свои мысли. Он не заметил, как серая «Волга» сбавила скорость, подъехала к тротуару и в открытую дверцу выглянул подполковник. Руслан только вздрогнул от неожиданности, когда услышал свое имя.
— Рядовой Коржавин!
Руслан обернулся. Кто может знать его в этом городе? И тут же на его напряженном лице вспыхнула улыбка. Перед ним был подполковник Афонин.
— А ну, покажись, призер!
— Здравия желаю, товарищ подполковник!
— Здравствуй, здравствуй. — Афонин дружески протянул руку. — И поздравляю! Молодчина! Я все видел.
— Вы были в зале?
— Был, с помощью телевизора. Я остановился у Джаббара Юлдашевича, и мы вечером смотрели финальные поединки. Ты замечательно боксировал. Я рад за тебя! Прими мои самые сердечные поздравления и пожелания.
— Спасибо, товарищ подполковник.
— Садись в машину! Покажу тебе город.
— Спасибо, товарищ подполковник.
Руслан сел в машину на заднее сиденье, рядом с Афониным. «Волга», набирая скорость, помчалась по улице.
— Товарищ подполковник, а вы к нам зайдете?
— Нет, я сейчас спешу.
— Разве штаб округа так рано работает?
— Не в штаб, а в гости.
— В гости? В восемь утра?
— Именно, к восьми утра. Григорий Васильевич Шелест любит точность.
Коржавин круто повернулся.
— Шелест? — воскликнул он удивленно. — Комбриг Шелест?
— Да, Шелест.
Коржавин умоляюще посмотрел на Афонина:
— Товарищ подполковник, возьмите меня… Я хоть одним глазом посмотрю на Железного комбрига!
Афонин молча курил папиросу. Руслан ждал. Неужели он не увидит живого героя гражданской войны?
— Товарищ подполковник!
Афонин потушил папиросу и положил руку шоферу на плечо.
— Вези прямо к Шелесту.
Водитель круто завернул машину.
— Спасибо, товарищ подполковник! — поблагодарил Руслан и тут же спохватился: — А как же я? Никого не предупредил…
Афонин успокоил:
— Не беспокойся. Никифорову я позвоню, как только приедем.
5
Григорий Васильевич Шелест жил на тихой тенистой улице в скромном одноэтажном доме. Дверь открыла пожилая женщина в теплом платке, накинутом на плечи. Афонин представился. Женщина впустила гостей.
— Входите. Григорий Васильевич у себя.
В небольшой комнате, стены которой были завешаны картами и картинами, стояла простая, старой выделки, мебель. Из-за письменного стола, на котором лежали стопкой книги, груда писем, газеты, журналы, поднялся пожилой человек невысокого роста. Мужественное, испещренное морщинами лицо его было спокойным, властным и в то же время каким-то по-отцовски добрым.
Шелест шагнул навстречу, протянув обе руки.
— Степка! Вот ты какой стал!
Афонин и Шелест обнялись, трижды по русскому обычаю, поцеловались, потом снова обнялись, радостно хлопая друг друга по спине.
Руслан неловко топтался у порога, чувствуя себя лишним. Афонин представил его комбригу.
— А это, Григорий Васильевич, наш современный герой. Призер Туркестанского военного округа по боксу рядовой Коржавин.
Руслан вытянулся:
— Здравия желаю, товарищ комбриг!
Шелест протянул руку Коржавину.
— Будем знакомы, наследник!
Руслан с радостью пожал ее. Рука была крепкой, сильной.
— Как зовут тебя?
— Руслан.
— Хорошее имя! Старинное, русское. — Шелест внимательно и в то же время ласково осмотрел Коржавина. — Вот вы какие, наши наследники!
— Не подведут, Григорий Васильевич, — заверил Афонин. — Не подведут!
Шелест жестом пригласил к столу.
— Входи, Руслан, гостем будешь.
На овальном столе, покрытом белой скатертью, шипел электрический самовар. Варенье, домашнее печенье, конфеты, в глубокой салатнице горой крупная красная клубника.
Подполковник Афонин открыл свой портфель и поставил на стол бутылку марочного коньяка и шампанское.
— Я помню, что любил мой комбриг.
Шелест взял в руки коньяк, прочел название, выразительно прищелкнул языком и протянул Афонину.
— Убери!
— Григорий Васильевич!
— Степка, убери! — в голосе Шелеста звучали командирские нотки. — Давно не пил и пить не буду. Мне надо беречь себя. Я должен написать о революции, чтобы они, наследники, знали, — он кивнул на Руслана, — как нам досталась Советская власть.
Руслан смотрел на взлохмаченные брови, которые крыльями беркута нависли над светло-голубыми строгими глазами, на твердые складки в уголках губ, на седую, аккуратно подстриженную бородку и невольно волновался. Перед ним сидит живая история Октябрьской революции. Руслан знал из рассказов Афонина, что Шелест, сын рабочего-металлиста, с шестнадцати лет стал профессиональным революционером. Пять раз ссылался на каторгу, дважды был приговорен царскими сатрапами к смертной казни. Знал, что Шелест был другом Блюхера и Тухачевского, участвовал в создании Дальневосточной армии и громил Колчака. Знал, что Григорий Васильевич со своей бригадой был послан Лениным на помощь молодой Туркестанской республике, которую пытались задушить английские и американские интервенты, организовавшие басмачество. Сколько боев за его плечами, сколько встреч хранит его память! И этот человек сидит перед ним и так запросто разговаривает, наливает в стакан чай и угощает клубникой.
— Спасибо, товарищ генерал, я сам положу.
Руслан посыпал клубнику сахаром. Ягоды были крупные, сочные. Есть их было — одно удовольствие.
— Руслан, а ты еще их сметанкой. — Генерал взял сметанницу и ложкой густо полил клубнику. — Вот так-то лучше.
— Разве со сметаной едят?
— Да ты, видать, городской! По-русски клубнику и едят со сметаной. Ты попробуй.
Руслан попробовал. Со сметаной ягоды были еще вкуснее. Они чем-то напоминали ему столичное сливочное мороженое, что продают на лотках в ГУМе, Центральном универмаге и «Детском мире» по двадцать копеек за стаканчик. Только клубника со сметаной была лучше, ароматнее.
— Ну как, наследник?
— Не разобрал. Разрешите еще?
— То-то! — Шелест широко улыбнулся и подвинул вазу с ягодами. — Не стесняйся, клади отсюда, тут крупнее.
Подполковник Афонин клубнику запивал чаем, рассказывал о своей жизни, о войне, о службе. Шелест слушал внимательно, не перебивал, только иногда вставлял вопросы.
Раздался телефонный звонок. Шелест встал, спокойно снял трубку.
— Слушаю. Да, да… Нет. Не могу. Не упрашивай ты меня, сегодня не могу. Что? Днем читаю лекцию в университете студентам, а в пять часов выступаю. Встреча с курсантами военного училища… Слушаю. Да, да… Ну что я могу сделать? Прийти? Конечно, конечно… Рабочих паровозовагоноремонтного завода знаю еще с революции. Но надо делегации… Уговорил. Уговорил, говорю! В девять вечера. Да, да, в девять! Хорошо, хорошо. Договорились. Ну, пока.
Положил трубку, вернулся к столу.
— Не умею отказывать, что хошь делай, а не умею. И так каждый день. Ни одного вечера свободного. Даже вот гостей приходится принимать по утрам. — Сел на стул, отхлебнул из стакана чаю. — А мне такая жизнь нравится. А вы, наследники, зарубите себе на носу и всегда помните: борьба еще не закончена. Она обостряется. Капитал — вроде раненого зверя, может перед смертью своей дров наломать. Так что, наследники, будьте начеку, держите порох сухим.
— Мы начеку держим ракеты! — выпалил Руслан и мельком посмотрел на Афонина.
Афонин кивком ободрил: мол, правильно ответил.
Шелест, чуть склонив голову набок, остановился перед Коржавиным.
— Ракеты?
— Так точно!
— А мы воевали саблями, на конях… О ракетах слышать не слышали. Вот оно как было.
— Григорий Васильевич, а вы приезжайте к нам, — сказал Афонин. — Ракеты покажем, на учениях побываете.
— Приезжайте, товарищ комбриг! — Руслан подошел к Шелесту. — Солдаты очень рады будут!
— Не могу. — Шелест ребром ладони провел по шее. — Вот так занят. У меня каждый день расписан.
— А я надеялся, что мы уговорим вас, — сказал Афонин, — учения будут как раз в тех местах, где вы с бригадой проходили.
— Да ну?
— Так точно, именно в тех местах.
— Заманчивое предложение. Очень заманчивое!
— Приезжайте, Григорий Васильевич! — повторил Руслан.
— Не обещаю, но подумаю. Подумаю. Предложение-то больно заманчивое!
Глава восемнадцатая
1
Бадарбай-бобо вернулся поздно. Участники экспедиции уже пообедали, если можно назвать сытный ужин обедом, и каждый начал заниматься своими делами. Солнце огромным оранжевым шаром медленно опускалось за барханами. Было душно и тихо, как бывает душно и тихо в пустыне.
Константинов, закончив чистку ружья, вымыл руки и закурил. Гульнара сидела неподалеку на сухом стволе саксаула и задумчиво смотрела на закат. Константинов окликнул ее:
— Гульнара!
Та обернулась.
— Вы меня звали, Юрий Трифонович?
— На прошлой неделе ты каждый день рвалась на станцию, а в эту еще ни разу не ездила.
— Тогда нужно было, Юрий Трифонович.
— А теперь не нужно?
— Нет.
— Жаль.
— А что?
— Письма отвезти некому.
Гульнара встала:
— Давайте отвезу.
И тут они оба увидели старика Бадарбай-бобо. Он шел торопливо, размахивая руками. Для удобства старик подоткнул полы халата за пояс. На его округлом коричневом от загара лице светилась радость.
— Уртак начальник! Товарищ начальник!
Константинов и Гульнара поспешили к нему.
— Уртак начальник, мана шундай икки матта булады! Вот такой два раза будет! — говорил проводник Бадарбай-бобо, широко разводя руками. — Джуда катта! Очень большой!
Большую гюрзу в этом сезоне еще не встречали. Все участники экспедиции окружили проводника, расспрашивали, уточняли. Бадарбай-бобо охотно рассказывал. Он был рад своей находке. Еще бы! Гюрзы такой величины редкость.
Гульнара подошла к Константинову:
— Где пакет, Юрий Трифонович? Поеду на станцию.