— Давно в России не бывали? — поинтересовался Станислав Аркадьевич.
— Какая вам разница? Езжайте, пожалуйста!
— Задание понял, — объявил Сухарев голосом робота из любимого фильма своей молодости «Его звали Роберт», и машина покатила дальше. Девица уставилась в окно, пытаясь разглядеть в правое зеркальце, нет ли позади погони. Но позади была только темень, непроглядная и мрачная.
— Так вам в милицию или в полицию? — поинтересовался Сухарев. — Вообще-то, у нас и то, и то теперь есть. Правда, полиция — только по налоговой части.
— Нет, мне надо в милицию, — решительно заявила пассажирка, — и очень быстро!
— А что все-таки с вами стряслось? — полюбопытствовал Станислав Аркадьевич.
— We were kidnapped! — девица неожиданно перешла на английский. — Тьфу! Опять не то сказала! Нас украли, если непонятно.
— Кого украли?
— Меня и отца. Сказали, будут выкуп требовать от фирмы.
— Может, вы представитесь? А то я пока еще не понял, то ли вы иностранка, то ли русская?
— Вообще-то русская, только американка. Можно звать Галей, хотя по паспорту я Хэлайна, а родители меня Хэли называют.
— Погодите, у вас кто родители?
— Те, которые русские — пьяницы и сволочи. Папашу в тюрьму посадили, мать за другого вышла — и тоже за бэстарда. Вместе с этим она пожар устроила, и сгорели оба. Мы со старшей сестрой в детдом попали. Потом приехали мамми и дэдди, меня удочерили, а Лидку оставили.
— Что ж сразу двоих не взяли?
— Лидка дурой оказалась. Взяла да спела им: «Гремя огнем, сверкая блеском стали…» Сказала, что Америку ненавидит. А когда мы прощались, такое мне пожелала, shit! Мол, чтоб русские пустили ракету с бомбой и ты сгорела, предательница! Когда камикадзе ударили по Twins, я это вспомнила!
— Что, думали, война будет?
— Она и началась. Правда, я боялась этого, нуклеар вепонз и антракса. Тоже забыла, как по-русски. У меня, кстати, русский папа был офисер и в этом Афгане воевал. Там и спился, наверно.
— И сколько вы уже в Штатах обитаете?
— Семь лет.
— Но русский, как видно, еще не совсем забыли?
— Нет, я ж уже большая была, когда уезжала. Дэдди хочет, чтоб я после юниверсити тут бизнес делала.
— Так вы сюда по линии бизнеса приехали?
— Нет, я еще секондари не закончила. В смысле, школу. Сейчас мы хотели подарок сделать для бэбиз. Совсем для мелких, которые с мамами в зоне живут. Он увидел в ти-ви и писал в этот ГУЛАГ, то есть ГУИН, ему прислали факс: да, можно! Нас офисер встречал, приехали с дэдди туда, на черной «Волге». Там все нормально, дали детям памперсы, игрушки, в клубе нам консерт женщины сделали. Обратно поехали, на шоссе «Волга» поломалась. Мимо ехал «Чероки», там два парня. Сказали: пересаживайтесь, довезем до гостиницы. Дэдди решил ехать, офисер из ГУИН сказал: нельзя, у него приказ нас сопровождать. А дэдди упрямый, говорит, мы поедем, приказ для вас, а не для нас. Мы сели, отъехали подальше, парни достают пистолеты и говорят: «Не рыпайтесь!» Надели наручники, мешки на голову, увезли в лес. Сперва на машине ехали, потом пешком шли долго. Там сказали: «Нам нужно два миллиона баксов! Пишите письмо, иначе будем бить». Посадили нас в погреб и только там сняли мешки. Дэдди стал писать, он очень боялся, что меня будут насиловать. Он написал, дал им, те говорят: «Хорошо, можете покушать». Вывели нас наверх, а вокруг лес, только один домик стоит. Предупредили: «Здесь кругом болото. Если убежите, то утонете, есть только одна тропа, но мы ее вам не покажем…»
— Извините, что я вас перебиваю, — сказал Сухарев, который левой рукой рулил, а правой держал «Атлас автомобильных дорог», — если ехать прямо по главной дороге, то до ближайшего города — километров пятьдесят. Это уже другая область, и тамошние менты в лучшем случае свяжутся со здешними и скорее всего отвезут вас в здешний облцентр, до которого без малого двести верст. За это время вашему приемному папе может сильно поплохеть.
— Нет, нет! — воскликнула Галя. — Они его не убьют!
— Я тоже надеюсь. По крайней мере, на то, что им деньги сильно нужны. Но для того, чтоб все поняли, что шутки кончились, они ему могут пальцы отрезать или просто избить. Так что я предлагаю вам свернуть направо. Тут всего в десяти километрах райцентр — поселок Саватеево. Райотдел милиции там есть, и территория, кажется, того же района. Кстати, вы место, где вашего отца прячут, хотя бы приблизительно представляете?
— Нет, не очень. Вы же не дали мне все сказать!
— Прошу прощения!
— Так вот, я решила побежать. Все равно, если утонуть, это лучше, чем изнасилуют. Они даже гнаться не стали. Смеялись: «Беги-беги! Когда увязнешь — кричи, вытащим!» А я все равно побежала. Ничего не видела, ничего не запомнила. Там, в болоте, наверху торф, а внизу вода. Все шатается, но ноги не провалились. Потом стало твердо, я побежала через лес, но не знаю куда. Сперва было еще светло, потом стало темнеть. Иду вправо — все лес и лес, иду влево — то же самое. Один раз даже опять к болоту пришла. Потом стало совсем темно. Еще много-много ходила, потом вышла к шоссе. Два часа ждала — ни одной машины. Потом проехали какие-то тракс, не остановились. А потом — вы…
— Не испугались? Ведь это могли быть ваши похитители?
— Это я стала думать после. Но сейчас уже не думаю.
— Вот и хорошо. Значит, поворачиваем на Саватеево.
С этими словами Сухарев свернул направо, проехав мимо указателя, на котором значилось: «п. Саватеево — 10 км».
ОСЛОЖНЕНИЯ
Дорога тут тоже была асфальтовая, но, конечно, поуже, только-только разминуться. К тому же она все время виляла между пологими холмами.
— Извините, — сказала Хэли-Галя, — как вас надо звать?
— Можно Станислав Аркадьевич, а можно — дядя Стас.
— Дядя Стас лучше. А просто Стас — нельзя?
— Нельзя, — ответил Сухарев, — у нас с вами слишком большая разница в возрасте.
— О’кей, дядя Стас. Долго еще до поселка?
— Пять километров. Минут за пять доедем…
— А можно быстрее?
— Лучше не надо, — Станислав Аркадьевич уже увидел впереди световое пятно от фар, брошенное на придорожные кусты еще не выехавшей из-за поворота машиной, — тут кое-какое движение имеется.
Фарами светила «Татра»-лесовоз. Когда она вынеслась из-за поворота, внезапно раздался звучный хлопок. Сухарев мгновенно понял: камера лопнула! И прижал педаль тормоза. Вовремя! Передок «Татры» ерзнул к обочине, перелетел через кювет, звучно лязгнул бампером о толстую елку. Жалобно зазвенели сыплющиеся на капот стекла кабины, а прицеп с бревнами встал поперек дороги — фиг объедешь. «Восьмерку» несло прямо на него!
— Oh, God! — истошно завопила Галя, инстинктивно упершись ногами в «бардачок» и закрыв лицо руками.
Но Сухарев все-таки сумел тормознуть вовремя — «восьмерка» не доюзила до прицепа всего на метр или чуть больше. Чисто инстинктивно заглушив мотор, еще не сообразив, что остался жив, Станислав Аркадьевич трясущимися руками вынул «Яву» из кармана куртки, выдернул сигарету и закурил.
Галя очумело озиралась по сторонам, лязгала зубками. «Бедняжка, — пожалел Сухарев, — столько стрессов за одни сутки! Так и свихнуться недолго!»
Из кабины «Татры», кряхтя и матерясь, вылезли дальнобойщики.
Станислав Аркадьевич открыл дверцу и спросил:
— Живы, ребята?
— Ага, — кривясь от боли, сипло отозвался один, в потертой коричневой кожанке. — Но пару ребер сращивать придется! Ты как, Валентин, без проблем?
— Щеку порезал малость, — сообщил более молодой напарник, — а так ничего! Пластырем заклею. У тебя крепче, Степаныч, хлещет вовсю, зашивать надо.
— Покамест перевяжем. Где аптечка, а?
Валентин вернулся в кабину, стал копошиться, бормоча:
— Фиг знает, куда завалилась…
Сухарев взял из «восьмерки» свою аптечку, подошел к водителям, поглядел.
— Точно, шить придется, — произнес он, разглядывая глубокую рану на лбу у Степаныча. — Почти до кости рассек!
— Дай закурить, корешок! — попросил Степаныч. — Никотин, говорят, свертываемость крови улучшает…
— Докуривай! — Сухарев сунул еще и наполовину не сгоревший бычок в рот водителю, и тот с жадностью затянулся.
— Спасибо, выручил!
— Пошли, забинтую! — предложил Станислав Аркадьевич. — А то твой малый еще полгода искать будет.
— Попробуй, если сумеешь, — Степаныч присел на подножку, а Сухарев, вытащив из аптечки йод, бинт и вату, принялся бинтовать лоб. В это время из «восьмерки» вылезла Галя и тоже подошла к пострадавшим.
— Я могу помочь?
Валентин, все еще рывшийся в изуродованной кабине «Татры», услышав ее голос, встрепенулся, вылез из правой дверцы и, обойдя капот передка, а заодно и покосившуюся елку, приблизился к девице.
— Лена, это ты?! — спросил он с надеждой.
— Вы ошиблись, — недоуменно ответила гражданка США. — Меня зовут Галя.
— А мне тоже голосок знакомым показался! — морщась от йода, заметил Степаныч. — По-моему, этой зимой мы тебя в Москву подвезти собирались. Да оба чуть концы не отдали!
— Всю эту зиму, — возмущенно произнесла Галя, — я жила дома и никуда не выезжала! Кроме того, я даже в Штатах на хичхайк не езжу!
— Не верти головой, земляк, — попросил Сухарев Степаныча, — а то повязка фиговая получится.
— Не, ну ты скажи на милость! — проворчал тот. — Как ты меня обозвала, а?
— У них так автостоп называется, — успокоил Станислав Аркадьевич своего пациента. — А те, которые голосуют, — «хичхайкеры».
— Так она что, в натуре, американка? — удивился Валентин. — И по паспорту?
— И по паспорту, — уверенно подтвердил Станислав Аркадьевич, хотя Галя ему паспорта не предъявляла. Вообще-то вполне можно было предположить, что юная леди самая обычная российская плечевая прошмандовка, обслуживающая на данной трассе дальнобойщиков, а вся история про похищение американских граждан дикой русской мафией — чистой воды вымысел.
— Значит, обмишулился ты, Валька! — прокряхтел Степаныч. — А то я уж думал, блин, что это не девушка, а злой рок!
Валентин, однако, посветил на Галю фонарем и сказал:
— А мне кажется, что вы все-таки Лена!
— Когда кажется, молодой человек, надо креститься! — довольно строгим тоном посоветовал Сухарев. — Не знаю, в чем именно провинилась та девушка, которую вы знаете как Лену, но эту зовут Галя, и она американская гражданка.
— Ну, вообще-то, она ни в чем не провинилась… — стушевался Валентин, — просто с той, которая Лена, мы очень неожиданно расстались…
— Так, — перебил его Станислав Аркадьевич, смазывая йодом мелкие порезы, ссадины и царапины на физиономии Степаныча. — Вам, юноша, тоже следует доврачебную помощь оказать. Потому что пластырь, который вы налепили грязными руками и без антисептики, может стать первым шагом к смерти! Анаэробы столбняка еще никто не упразднял!
— Можно подумать, у вас руки чистые, — проворчал парень. — А вы кто, доктор?
— Частично, — объяснил журналист-эколог. — Я перекисью руки протер, между прочим.
— Уй! Щиплет, с ума сойти!
— Терпи, казак, атаманом будешь! Девушку постесняйся.
— Нет, вы меня не обманываете, а? Она правда иностранка?!
— Правда.
— А вы ей кто?
— Сопровождающий.
— Ты сам-то, Валька, тоже иностранец! — хмыкнул Степаныч, в очередной раз затянувшись халявным бычком. — Узбек, с понтом дела!
— Точно! — кивнул Сухарев. — А я-то думал, кого мне твоя физиономия напоминает? Голос тоже… Ты артисту Сагдуллаеву не родственник? Это тот, который Ромео играл? Ну фильм такой был, про летчиков, «В бой идут одни „старики“»?
— Нет, не родственник, — проворчал Валентин, — просто я большую часть жизни в Узбекистане прожил. А вообще-то я русский, моя фамилия Кузовлев.
— Но по паспорту — узбекский гражданин! — уточнил Степаныч. — Так что ему, между прочим, надо говорить так: «Терпи, басмач, курбаши будешь!»
И захихикал.
— Ты лучше придумай, Степаныч, что дальше делать? — проворчал «узбекскоподданный». — Мотор, похоже, капитально заглох, нам самим ни хрена не выползти. Тягач нужен! Пешком в Саватеево попрем?
— Не хотелось бы, — покачал головой старшой. — Уж больно у меня в ребрах гудит, да и нога левая поскрипывает. Тяжко ковылять будет…
— Я бы вас подвез, — сказал Сухарев. — Только вы уж больно ловко свои дрова поперек дороги поставили — никак не объедешь!
— Объезд-то есть, могу показать, — Степаныч скурил бычок до фильтра и бросил в лужу. — Если просеки еще не совсем раскисли.
— Залезайте! — решительно объявил Станислав Аркадьевич. — Покажете, где ваша просека.
— Чуток погоди, мы вещички прихватим. А то утро не за горами… Народ тут, правда, прежде был не вороватый, однако за последние годы все попортились…
— Бревна-то не боитесь оставлять? — пошутил Сухарев, когда дальнобойщики, прихватив из «Татры» разные мелкие пожитки, подошли к «восьмерке». — Не растащат?
— Здесь, где лесу и так до фига — навряд ли, — усмехнулся Степаныч, отодвигая правое переднее сиденье. — А вот на югах — там не поручился бы… Так, Валька, лезь назад! И вам, госпожа американка, тоже лучше туда сесть. Мне надо будет штурманом поработать, дорогу показывать.
Галя без большой охоты перебралась назад, Степаныч уселся рядом с Сухаревым. «Восьмерка» развернулась и поехала обратно, в сторону Московского шоссе. Валентин все присматривался к американской гражданке.
— Что вы так смотрите? — проворчала Галя. — Я — не Лена, с которой вы знакомы. Это очень понятно или нет?
— Я уже понял, — сказал Валентин, — но вы очень на нее похожи. И голос похож, только она все чисто по-русски выговаривала. Ну, и еще она не такая сердитая.
— Ничего не могу поделать. У меня нет сегодня настроения быть веселой. А вам та Лена очень нравилась, да?
— В общем-то, да, — кивнул Валентин. — Но у нас с ней ничего не было. Просто она мою бабушку спасла от смерти…
— Да? Интересно. Она доктор?
— Нет, она студентка из Москвы. Тут гостила у своих родных. А у меня бабушка пошла гулять с собакой, поскользнулась и упала. Очень сильно ударилась: шейку бедра сломала. Вечер, пустой двор, кто поможет? Да еще могут за пьяную принять и вообще обойдут. А Лена случайно мимо шла, она улицы перепутала, Федотовскую и Федоровскую — адрес нечетко записала. Так она бабушку взвалила на плечи и донесла до дому. Потом позвонила в «Скорую», и бабушку в больницу отвезли… Врачи говорили, что если б бабушка часа два на морозе пролежала, то замерзла бы запросто.
— Приятно, что я похожа на эту хорошую девушку, — иронически произнесла Галя.
Машина подкатила к выезду на шоссе.
— Налево, через осевую сворачивай, — сказал Степаныч, — километра через полтора будет камень с надписью: «Удачи тебе, водитель!» Вот сразу после него — опять через осевую и на просеку.
Меньше чем через минуту фары высветили камень с надписью, и Сухарев свернул туда, где был въезд на узкую, порядком измятую колесами просеку.
— Мы тут точно проедем? — с сомнением вопросил Станислав Аркадьевич. — Вообще-то, у меня не джип…
— Проедем! — обнадежил Степаныч. — Местные тут даже на «Запорожцах» катаются.
— На «Запорожцах» — это понятно, — хмыкнул Сухарев. — Если он завяз, так все просто: взял под мышку и понес…
Валентин хихикнул, а Галя не отреагировала. Наверно, уже забыла у себя в Америке, что такое «Запорожец». Правда, помолчав немного, она неожиданно спросила:
— Дядя Степан, а почему вы сказали, что девушка Лена была злой рок?
— Я, девушка, не Степан, а Николай, — поправил дальнобойщик. — Кузьмин Николай Степаныч. Николай — имя, Степаныч — отчество. Отец у меня был Степан, царствие ему небесное. Это первое. А касательно Лены, то насчет злого рока я сказал потому, что, когда мы зимой взялись ее в Москву подвозить, у меня язва прободнулась. Хорошо, что хирург в Сидоровской райбольнице был не очень пьяный, а только поддавши — вытащил. Но я почти два месяца провалялся. Вышел — как Кощей Бессмертный, жрать ничего нельзя, лекарства дорогие… Думал, что баранку не удержу. Однако ничего, уже к лету оклемался. А с этим гавриком (Кузьмин мотнул головой в сторону Валентина) — еще похлеще вышло. Нашли в снегу еле живым, поблизости какая-то зеленая «девятка» брошенная стоит. А «КамАЗа» с грузом — нету. И девки этой, Лены, тоже нету. Вот такие они, добрые девушки, теперь!