– Ты иногда как скажешь… – она повернула голову, посмотрела ему прямо в глаза и улыбнулась, – … Давай, мы спросим у первого встречного: похож ли ты на самого обыкновенного мужчину? Что ответит первый встречный?
– Ну, знаешь, мало ли, что про меня болтают. И я, на самом деле, хотел сказать, что соответствую тем требованиям, которые обычно предъявляются к…
– Соответствуешь, только давай ты не будешь это так называть? Семья это не армия, понимаешь? Здесь не говорят так… Ну, не знаю, как объяснить…
Комбриг еще раз осторожно погладил ее по спине, потом сделал шаг назад, а потом прошелся взад-вперед по кухне.
– Я скоро научусь выражать мысли так, как это принято делать в семье, – уверенно сообщил он, – Некоторые вещи мне тоже непривычны, но это нормально при любом обучении. Например, мне непривычны эти шесть помещений на двух человек. Мне кажется, что это излишество… Подожди, я знаю, что ты сейчас мне возразишь, но я говорю о субъективных ощущениях. Возможно, это моя неправильная привычка.
– Но это же здорово, когда много места, – возразила она, – И это не просто так! Люди придумали это, чтобы в доме было удобно жить. Мне кажется, что когда такие дома появятся у многих, ты перестанешь переживать на счет излишеств.
– Возможно, ты права, – он кивнул, – Но сейчас большинство этого не имеет. Фермеры, рыбаки, и наши бойцы, в основном, живут в маленьких домах, или в общежитиях. Мы оказались в числе более богатых, и я опасаюсь, не показываем ли мы плохой пример.
Элвира улыбнулась и положила ладонь ему на плечо.
– Не обижайся, но Кайемао Хаамеа говорит обратное: Плохой пример подает тот, кто живет неблагополучно, у кого нет ни дома, ни лодки, ни огорода…
– Кай Хаамеа – ariki, король канаков, – перебил Ним Гок, – Это другое.
– Почему? – спросила она. – Он эксплуататор? Феодал? Угнетатель народа Атауро?
– Я же сказал: не просто «король», а «король канаков». У него есть обычаи разумного управления, которым, как он говорит, три тысячелетия, и в это можно поверить. Но у меня, у доктора Немо, или у адмирала Ройо Исо, этого нет, поэтому, мы каждый раз должны оценивать: как повлияют наши поступки на отношение окружающих.
– И что? – спросила Элвира, – Окружающие стали хуже к тебе относиться, когда ты переехал из казармы в дом и стал семейным человеком, когда у тебя появился свой огород, трицикл, лодка, и этот маленький самолет, из-за которого ты так спорил?
– Окружающие стали относиться лучше, – не без колебаний, признал комбриг, – но, возможно, это связано с буржуазной привычкой преклонения перед богатством.
– Какое такое преклонение! – возмутилась она, – Разве люди стали тебя бояться, или смотреть на тебя снизу вверх? Вот когда ты жил в казарме, это было страшно. Люди говорят: очень страшно, когда главный человек с пулеметом – нищий и бездомный.
Кхмер, в некоторой задумчивости свел пальцы обеих рук, став на секунду похож на странствующего даоса из древних индокитайских легенд.
– А как люди говорят сейчас? – спросил он.
– Сейчас люди говорят: хорошо, когда управляет нормальный человек. Наш сосед, у которого семья и хозяйство. Теперь мы его понимаем. Теперь он свой, потому что он хочет примерно того же, чего и мы хотим. Теперь можно жить спокойно.
– Что, прямо так и говорят?
– По смыслу так, – уточнила Элвира, – Люди болтают на рынке, да мало ли где. Ты не заметил, что последние несколько дней соседи заглядывают к нам в гости? Кстати, я думаю, что было бы неплохо и нам иногда делать так же. Так принято, понимаешь?
– Хорошо, – он кивнул, – Но только не сегодня. Сегодня у нас…
– Понятно, что не сегодня, – перебила она, – Давай завтра? Договорились?
– Хорошо, – повторил он, – Давай завтра.
Саунд-бластер кухонного комбайна изобразил музыкальную фразу из ламбады.
– Кажется, – нерешительно заметила Элвира, – эта машина считает, что все готово.
– Если ты не очень уверена, то можно попробовать, – предложил комбриг, – если ты боишься, то я могу попробовать первым, и если ничего не случится, то…
– … Я конечно, немного боюсь этой машины, но не настолько, – перебила она.
…
… Флер, выполнявшая функции штурмана, ткнула пальцем в навигационный экран.
– Ежик, вон та фигня с юга – это остров Ветар, там была база ВМС Индонезии. Сейчас, наверное, ее нет, но давай, обойдем, а на юг повернем, когда уже будет Атауро.
– Думаешь, тут еще могли остаться исламисты? – поинтересовался Оскэ Этено, едва заметно поворачивая штурвал вправо.
– Ну, Ежик, ты же слышал, как папа рассказывал: тут все через жопу, кроме клизмы.
– Так то было больше месяца назад, – заметил он.
– А… – Флер махнула рукой, – … Лучше потратить лишних десять минут. И заодно, посмотрим Атауро сверху. Говорят, красиво.
Со стороны левого крыла «растопырки» медленно проплыл берег Ветара, сначала выступающий к северу, потом изогнутый к югу дугообразным заливом, потом снова выступающий к северу, а потом уходящий на юго-запад.
– Поворачивать уже? – спросил Оскэ.
– Еще три мили, – ответила она, – Типа, для страховки.
– ОК… А если найдется женщина, которая прикурит мне сигарету…
– А что ей за это будет? – поинтересовалась Флер.
– Э-э… Я ей уступлю первый выстрел из подводного ружья в тиморской акватории.
– Идет, – согласилась она и, выбив из пачки две сигареты, прикурила обе, после чего сунула одну в его требовательно протянутые пальцы.
Оскэ затянулся, выпустил изо рта струйку дыма, потом бросил взгляд на курсограф и начал перекладывать штурвал влево. Почти тут же из динамика рации послышалось:
– Легкомоторный борт, начавший разворот к югу около западной оконечности Ветара, ответьте авиа-патрулю Атауро!
– Начинается, – буркнул он и, поправив гарнитуру на ухе, произнес, – Ну, это мы, а что отвечать-то?
– Мы – это кто? – раздалось из динамика, – Имя, гражданство, откуда и куда летите?
– Оскэ Этено, Меганезия. Летим из Факфака, Хитивао в Дили, Тимор-Лесте.
– Почему только что делали крюк?
– А моя vahine говорит: у вас на Ветаре ползают недобитые исламисты со стингерами.
– Фигня, мы там всех зачистили, – отозвался голос патрульного.
– А чем отвечаешь, что всех? – отреагировал Оскэ.
– Чем-чем… – проворчал патрульный, и спросил, – …Ты один летишь?
– Я же тебе сказал: со своей vahine. Ты, вообще, слушаешь, или…
– … А у нее имя есть?
Флер включила переговорное устройство на своей гарнитуре и сообщила:
– Флер Карпини-Хок с Футуна-и-Алофи. А ты, бро, представился бы, что ли, как по Хартии положено. Непорядок, прикинь?
– Капрал Тмбау, второй авиаотряд Доминиона Моту-Атауро.
– Ага, Тмбау, значит. И акцент у тебя фиджийский. А то, Атауро, бла-бла-бла.
– Ну, фиджийский, – согласился капрал, – Мало ли, может, я сексуальный иммигрант. Короче: к кому летим ребята?
– К комбригу народной армии СРТЛ, товарищу Ним Гоку, – сказала она.
– Ты прикалываешься, гло?
– Да ни капли. Хочешь – проследи, где будет наш лэндинг.
– Надо же… – проворчал он, – …OK, maeva-i Timor Libre.
– Mauru oe, – ответил Оскэ, – Aloha.
Он довернул штурвал к югу. Внизу проплыл треугольный остров Атауро с яркими красными крышами, почти закрытыми густой зеленью.
– Вон та фигня, на полпути к Тимору, – сказала Флер, показав пальцем вперед, – это знаменитый Хат-Хат, плавучий тетрабублик Шуанга и Торреса.
– Тот самый, где мусульманские юниоры из Малави? – спросил он.
– Ага. Давай, заскочим, если там нет особой мороки с пропускным режимом?
– Давай… А куда теперь вертеть?
– Так… – она провела пальцем по экрану, – Короче, вот это рыбацкий порт, вот это местный рыбный кабак… Кстати, тоже надо заглянуть… А вот это fare Ним Гока.
– Скромный парень, – прокомментировал Оскэ, глянув сначала на экран, а потом на панораму впереди, – А что он так…?
Флер неопределенно пожала плечами.
– Типа, настоящий коммунист.
– Настоящие коммунисты в домах не живут, – возразил он.
– Ну, социалист-маоист, если ты хочешь, как по учебнику… Ты это, не отвлекайся. Видишь, как у него пирсы близко друг к другу? Тут надо на самой малой скорости.
– Фигня, не промахнусь. Хотя, по-моему, если уж решил сделать парный пирс, так оставляй просвет пошире. Не жадничай. Тем более, если коммунист…
Выполнив плавное снижение по спирали, Оскэ снизил скорость до предела, так что «растопырка», несмотря на движение с максимальным углом атаки, довольно резко потеряла высоту и почти что шлепнулась на воду менее чем в сотне метров от пары пирсов, после чего тихо въехала между ними и мягко коснулась причальной стенки.
– …Ну, и где комитет по встрече?
– Вот! – лаконично сообщила Флер, глядя куда-то вверх и махая ладошкой.
– Не понял… – произнес Оскэ, откидывая фронтальное окно-люк кабины.
– Он был на террасе второго этажа, – пояснила она, – Сейчас спустится.
Из открытой двери, ведущей на пирсы, появилась невысокая, худощавая и немного угловатая фигура красного комбрига. Что касается одежды…
– Упс… – выдохнула Флер, глядя на его футболку, – …Носорог…
– Моя жена увлеклась рисунками на ткани, – сообщил Ним Гок, – Здравствуйте. Ia ora. Проходите, я очень рад вас видеть.
– Aloha oe, – ответил Оскэ, выпихивая на пирс Флер и вылезая вслед за ней. – Слушай, действительно классный носорог. Она сама рисовала?
– Да, – лаконично подтвердил кхмер, – Ее зовут Элвира, и я вас сейчас познакомлю… Только она переодевается. Она всегда переодевается, когда приходят гости. Обычай.
Флер встала на носки, энергично потянулась и произнесла.
– Fare симпатичный. Компактно, просто и со вкусом. Твоя vahine еще и архитектор?
– Нет, – Ним Гок покачал головой, – Это совет нашего друга, Кайемао Хаамеа.
– Кайемао Хаамеа ariki Атауро? – переспросила она, – Ага! То-то стиль знакомый…
– Turatai, – подсказал Оскэ, – Привезли и поставили каркас на ножках, смонтировали на нем модули, подобранные на свой вкус, и получается оригинальная штука. Говорят, что turatai придумал Лимолуа Хаамеа ariki Рапатара, когда надо было строить дешево и быстро, но очень не хотелось лепить унылые коробки-кубики. Это такая легенда.
– Мне нравится пирамида, – добавила Флер, – В смысле, компоновка террас по типу перевернутой пирамиды… Короче, хорошо смотрится.
– Это чтобы верхняя терраса нависала над огородом, – пояснил Ним Гок, – Есть такие цветы, которым нужно немного тени. Я не знаю, как они называются, но Элвира их разводит… Точнее, она их посадила, а вырастут они или нет…
– Не вырастут эти, вырастут другие, – ответила она, – Как говорит мой папа: если есть земля и вода, то что-нибудь по-любому вырастет. Закон природы, ага… А зачем такой огромный арочный лист над вторым этажом? Тень для цветочков на крыше?
Ним Гок отрицательно качнул головой.
– Тут нельзя оставлять плоскую открытую крышу. Четыре месяца в году – ливни. Все зальет. Поэтому, Кай посоветовал все-таки сделать крышу плоской, но под зонтиком.
– А, по-моему, этот лист вписывается в жанр – оценил Оскэ, – Кстати, из чего он?
– Из фюзеляжа вертолета «Stallion-Heavy», – невозмутимо ответил кхмер, – Он очень легкий, и его не было смысла отправлять на металлолом. А ширина почти 8 метров.
– Удачно подбили, – констатировала Флер, внимательнее приглядываясь к «зонтику».
– Да, – комбриг кивнул, – Вертолет упал на деревья, поэтому верх почти не помялся.
Возможно, он рассказал бы еще какие-нибудь подробности из прошлой жизни этого предмета, но в этот момент у пирсов возникла изящная, очень смуглая и подвижная молодая женщина, метиска португало-тетум, одетая в короткий белый саронг. Не европейскую подделку, а традиционный саронг – простой прямоугольник ткани, обернутый вокруг тела и по-особому завязанный сзади на шее. Единственным отступлением от классики было наличие рисунка: очень смешной, ярко-зеленый лягушонок, улыбающийся во весь рот и подмигивающий левым глазом.
– Привет! – воскликнула она, – Вы Оскэ и Флер, да? Здорово, что вы приехали. Ним! Нельзя держать гостей на улице. Они устали с дороги, и они хотят привести себя в порядок, и им надо куда-то положить свои вещи. Я думаю, как раз пригодится наша гостевая комната. Пойдемте со мной, я вам все покажу.
– Это и есть Элвира, – пояснил Ним Гок.
…
Широкая терраса второго этажа, где был накрыт стол (точнее – толстая тростниковая циновка), оказалась местом, где можно не только с удовольствием поесть в хорошей компании, но и поболтать после завтрака (точнее – раннего, но полноценного обеда). Когда Элвира принесла огромный древний кофейник, и наполнила такие же древние армейские кружки, Ним Гок, внезапно перешел от домашних тем – рыбалки, кухни и огорода к совершенно другим вопросам.
– Я прочел книгу, о которой вы мне говорили. Джой Прест. «Страны четвертого мира: Стратегия прогрессивно-постиндустриальных военных диктатур». Полезная книга. Только, к сожалению, в ней нет главного.
– По ходу, главного нигде нет, – заметила Флер, – Ни в книгах, ни в жизни.
– У нас разные идеологические установки, – удрученно сказал кхмер, – Мне трудно привыкнуть, что для вас социальные цели выглядят совсем по-другому.
– Давай не будем спорить об идеологии, – предложил Оскэ, – Давай будем объективно смотреть на вещи. Чего объективно-конкретного не хватает в книге Прест?
– Там не сказано, что дальше, – ответил Ним Гок.
Оскэ недоуменно пошевелил пальцами.
– Дальше, чем что?
– Допустим, – произнес комбриг, – мы победили внешних агрессоров, ликвидировали бандитизм, справились с голодом и нищетой, наладили медицину и образование. Мы создали эффективное аграрное и промышленное производство и науку. А дальше?
– Люди сами решат, кому что нужно дальше, – ответила Флер, – Как учат в школе по экоистории, функция централизованного правительства только в том, чтобы решить общие проблемы. Примерно те, которые ты назвал. Остальное – личное дело людей.
– Многие будут лежать во дворе под пальмой и деградировать, – возразил Ним Гок.
– С чего это вдруг? – спросила она.
– Многим больше ничего не надо, – ответил кхмер, – Есть еда, и не стреляют.
– По ходу, он в чем-то прав, – вмешался Оскэ, – Если ты не провела культуроцид, то большинство, и правда, уляжется под пальмой. Откуда у них другие потребности?
– Так мы же смотрим по книге Джой Прест, – напомнила Флер, – Там целая глава про культуроцид. Там написано, как убедиться, что он достаточно полный, чтобы люди начали разносторонне потреблять окружающую реальность.
Ним Гок несколько раз кивнул в знак своего полного согласия.
– Мао называл это «Великой Пролетарской Культурной Революцией». Понятно, что следует уничтожить интеллигенцию, прямо или косвенно агитирующую за старые буржуазные ценности. Но этого мало. Надо еще агитировать за новые ценности.
– Какие? – лаконично поинтересовался Оскэ.
– Преданность делу коммунизма, – сказал Ним Гок, – Добросовестный труд на благо общества, сознание общественного долга, коллективизм и братство, нетерпимость к тунеядству и к культу обогащения, нравственная чистота, простота и скромность,
– Ясно, – перебила Флер, – а что получает тот субъект, который больше преуспел в следовании этим ценностям?
– Общественное признание, – ни секунды не колеблясь, ответил комбриг.
– И никак иначе субъект не может получить общественное признание, верно?
– При коммунизме не может.
– Тогда, – спокойно сказала она, – это просто римейк банальных буржуазных денег. Универсальный эквивалент стоимости человека. Субъект зарабатывает и копит эти ценности, чтобы купить на них материальные блага и должностной статус.
– Это демагогия! – возмутился кхмер.
– Нет. Это номенклатурная система. Она фиксируется еще у правящей касты жрецов древнего Египта. Потом ее воспроизводят все монотеистические оффи-религии и все монокультурные идеологии. У нас это проходят в школе на экоистории.