На вид такой интеллигентный, даже изысканный, он не раздумывая бросился в эту безобразную свалку и дрался, как лев. Конечно, он никакой не физик, это дамочка с пляжа ошиблась. Тогда кто же он?..
Солнце так приятно грело, а море успокаивающе передвигало с места на место мелодично позванивающую гальку, что постепенно все мысли куда-то отошли прочь, знакомые и незнакомые лица стерлись, перед зажмуренными глазами вдруг возник величественный Исаакиевский собор с сияющим даже в пасмурные дни позолоченным куполом и позеленевшими от патины чугунными скульптурами... Легкая грусть шевельнулась в ней, вдруг захотелось туда, в родной Ленинград, где по Невскому идут толпы нарядных молодых людей, где в Летнем саду меж стволов древних деревьев торжественно стоят на постаментах мраморные боги и богини, где в красивой Неве отражаются Петропавловская крепость и Ростральные колонны на стрелке Васильевского острова...
Она улыбнулась своему непостоянству, еще нынче утром чувствовала себя счастливой здесь, у моря, а в полдень уже затосковала по Ленинграду...
Часть вторая
Желтые листья на ветру
1
В кабинете заместителя главного архитектора было накурено. Несмотря на то что оба окна распахнуты настежь, пласты дыма плавали над длинным столом, уставленным массивными пепельницами. Стулья кое-как задвинуты, на красивом темно-вишневом ковре пыльные отпечатки следов.
Только что закончилось совещание, и Александр Ильич Дибров, заместитель главного архитектора, стоял у раскрытого окна и с тоской обремененного непосильными заботами человека смотрел на оживленную улицу, толпы прохожих, которым не нужно в жаркий день, когда в городе воздух горяч и тяжел, сидеть в душном кабинете и, стирая носовым платком жидкий пот со лба, спорить до хрипоты с коллегами-архитекторами...
- Опять ты свалился на мою голову! - не очень-то приветливо покосился Дибров на вошедшего Кирилла, потом повнимательнее взглянул на него и прибавил: - Везет же людям! Небось прямо с Черноморского побережья ко мне пожаловал? Загорел-то как эфиоп! Ну выкладывай, что у тебя?
- Александр Ильич, опять твои ребята начудили, - Кирилл раскрыл папку и разложил на столе план застройки одного из новых кварталов города. - Видишь, здесь будет девятиэтажный дом, тут торговый комплекс, там гаражи, а немного поодаль должны быть построены складские помещения. Так вот на этом месте стоит полуразрушенная каменная часовня...
- Снесем ее к чертям, - заметил Дибров.
- Не выйдет, - возразил Кирилл. - Эту часовню, кстати, она построена почти двести лет назад, нельзя трогать, она зарегистрирована нашим обществом как ценный памятник старины.
- Что же ты предлагаешь? - неприязненно посмотрел на него архитектор. - Передвинуть склады?
- Вот именно, - ответил Кирилл. - Хорошо иметь дело с человеком, который схватывает твою мысль на лету!
- Вот вы где у меня сидите! - похлопал Дибров себя по крепкой шее, наклоняясь над планом. - Скоро на помойках откопаете бесценные памятники этой чертовой старины...
- И это я слышу от цивилизованного человека, который и сам... - у Кирилла не повернулся язык сказать: "создает архитектурные ценности".
- Ну кому нужна эта каменная круглая коробка? - продолжал Дибров. - Двести лет простояла...
- Вот именно: двести лет простояла! - перебил Кирилл. - А эти сооружения... - он ткнул пальцем в план застройки, - не простоят и пятидесяти лет. Их и сносить не надо, сами рассыплются...
- Кто увидит эту несчастную часовенку? - говорил Дибров, никак не отреагировав на ядовитую реплику Кирилла. - Она как бельмо на глазу будет торчать на задворках, и вороны там поселятся...
- Прекрасное везде радует глаз. Разве новоселам, которых вы упрячете в железобетонные башни, не приятно будет остановить свой взор на истинном произведении русского зодчества?
- Я видел эту часовню, - сказал Дибров. - Развалина.
- Восстановим... А что касается окраин и помоек, то, было бы вам известно, дорогой Александр Ильич, величайшие шедевры, когда-либо созданные в мире кистью живописца, были найдены в начале двадцатого века в дровяном сарае в Звенигороде... Я говорю об иконах Андрея Рублева "Спас", "Архангел Михаил" и "Апостол Павел". Ныне они являются украшением Третьяковской галереи... Ладно, раз вы не можете создавать шедевры архитектуры, как Баженов, Воронихин, Растрелли, Росси, то хотя бы побольше уважали построенные не вами... - разошелся Кирилл. - Не троньте памятников русской старины, не посягайте на них! Уже одним этим вы, архитекторы, окажете России неоценимую услугу! Знаменитый Матисс, обладающий "огненной палитрой", приехав в 1911 году в Москву, был потрясен красотой архитектурных ансамблей и богатством древнерусской живописи... Он говорил, что русские даже не подозревают, какими художественными богатствами они владеют...
- Убедил, доказал, сразил историческими фактами... - улыбнулся Дибров. - Тебе бы адвокатом быть... Оставь план, я распоряжусь, чтобы вашу... церквушку не трогали. Только ответь мне по-честному: кому все-таки нужна будет эта древняя развалина?
- А кому нужны Колизей? Форум?
- Эка, хватил братец! Ты еще вспомни египетские пирамиды, Пергамон, легендарную Трою.
- И в Италии, Греции, Испании были такие же, как ты, которые настаивали, мол, развалины надо снести, а на их месте построить что-нибудь современное.
- За что вы, защитники старины, так нас ненавидите? - устало спросил архитектор.
- За то, что плохо строите и еще при этом норовите то, что было когда-то построено до нас, уничтожить, смести с лица земли... Чтобы сохранить для потомства памятники национальной культуры, - горячился Кирилл. - Для этого археологи закапываются на десятки метров в землю, а мы вас просим о таком пустяке: не троньте того, что стоит на земле, если это строение представляет ценность.
- С тобой спорить трудно... - улыбнулся Дибров. - Вон ты какой загорелый, отдохнувший, а я еще в этом году ни разу не выкупался...
- Поехали хоть сейчас, отвезу тебя на залив, - сказал Кирилл. - Выкупаешься.
Дибров взглянул на часы, усмехнулся:
- Через полчаса совещание у заместителя председателя горисполкома... а в пять тридцать... - он взглянул в настольный календарь, - я принимаю наших финских друзей...
- Богу - богово, а кесарю - кесарево... - поддразнил Кирилл. - А я... - он взглянул на часы, - через сорок минут еду в Солнечное на пляж... До свиданья, Александр Ильич!
- Живут же люди! - вздохнул архитектор, протягивая руку. - Поезжай, вкушай радости жизни, а я буду ломать голову, как убедить строителей сохранить твою церквушку.
- Часовню - ровесницу Петербурга...
В общем Кирилл остался доволен разговором с Дибровым, с которым уже не первый раз встречался. Александр Ильич хотя и упирался сначала, затем спасал от разрушения памятники старины, еще не взятые под охрану государства.
Общество по охране архитектурных памятников старины - это общество и представлял сегодня в кабинете Диброва Кирилл - состояло из истинных патриотов национальной культуры. Едва прослышав о новом строительстве, они, члены общества, тут же начинали действовать. Иногда схватки между ними и строителями по поводу новых зданий, особенно в центре города или на набережной Невы, становились настолько ожесточенными, что назначались специальные комиссии, и они потом отменяли уже подготовленные решения.
Выйдя на улицу, он сел в свои запыленные "Жигули" и поехал на другой конец города. Было начало четвертого. За пятнадцать минут бы успеть доехать до площади Победы на Московском проспекте. Там они договорились встретиться с Ингой.
Кирилл не испытывал теперь того острого волнения, которое всякий раз охватывало его при встрече с Ингой. Сколько лет они знакомы? Если быть точным - одиннадцать. Инга сыграла большую роль в жизни Кирилла. Холостяком он остался только из-за нее. Когда познакомился с Ингой в новогоднюю ночь в одной компании, ей было двадцать лет. Он сразу обратил внимание на черноволосую статную девушку с яркими темными глазами и маленьким пухлым ртом. И Кирилл, обычно с трудом завязывавший знакомства, вдруг легко и непринужденно с ней заговорил. Они танцевали, о чем-то весело болтали, смеялись. Еще тогда он обратил внимание, что она, чаще чем следовало, самозабвенно хохочет, откинув назад голову с густыми черными волосами. В ту праздничную ночь они были заплетены в толстую косу, что очень ей шло.
Под утро, когда уже все устали и веселье пошло на спад, Кирилл предложил Инге удрать вдвоем и побродить по городу, благо погода была самая что ни есть новогодняя: легкий морозец, и даже падал снег. Только на миг лицо Инги стало задумчивым, она сказала, что по секрету сообщит своей подруге об этом, чтобы ребята не разыскивали ее потом...
И они потихоньку удрали. Оказалось, что не им одним пришла в голову идея уйти на улицу. На Дворцовой площади гуляло много народу. Какая-то компания затеяла игру в снежки у Александрийской колонны. Они тоже приняли участие. Громкий заразительный смех Инги гулко разносился под сводами арки Главного Штаба. Кирилл в ту новогоднюю ночь был счастлив, давно ему не было так хорошо. И это ощущение счастья исходило от Инги, веселой, озорной, такой непосредственной и милой...
Глядя ему в глаза, она вдруг спросила: смог бы он достать бутылку шампанского, которую они выпили бы прямо на набережной.
Он достал не только шампанское, оранжевые апельсины, но и два фужера, которые они потом на счастье бросили с Дворцового моста в замерзшую Неву...
Да, в тот год Кирилл был счастлив. После университета его оставили на кафедре журналистики и приняли в аспирантуру. Он уже начал писать свою диссертацию, посвященную творчеству Радищева. Научная работа ему нравилась, он любил симпатичную девушку, и она его любила... Как потом выяснилось, в последнем он глубоко заблуждался: то ли оттого, что потерял голову и ослеп от любви, то ли от излишней самоуверенности. Ему бы сразу следовало обратить внимание, что Инга со всеми так же мила и приветлива, так же заразительно хохочет, с удовольствием принимает предложение пойти в ресторан или в театр. Она пила и не пьянела, любила хорошо поесть, прекрасно играла на пианино, пела. Она училась в консерватории и уже давала уроки музыки ребятишкам. Жизнь так и переполняла ее. С ней невозможно было поссориться, ко всему она относилась легко, беспечно. У нее был ровный, покладистый характер. Им было хорошо, весело, спокойно. Чего еще, кажется, желать? Если они не встречались два-три дня, Кирилл скучал, не находил себе места. И когда он считал, что их женитьба дело решенное, Инга вдруг исчезла, будто облако в небе. Случилось это в июне, ровно одиннадцать лет назад. Он ничего не понимал, не мог взять в толк, что произошло? Была Инга, и Инги не стало. Она не позвонила, ничего не написала. Последняя их встреча ничем не отличалась от предыдущих. Она так же весело смеялась, он проводил ее до дома, она жила на Одиннадцатой линии Васильевского острова. Мать ее, полная дебелая женщина, в отличие от дочери была серьезная и молчаливая. Кирилл и всего-то раза два-три был у нее дома. Хотя Инга и говорила, что они с матерью как подруги, домой к себе почему-то никогда не приглашала.
Кирилл взволнованно спрашивал, что с Ингой? Где она? И мать ровным голосом сообщила ему ужасную новость: Инга вышла замуж и уехала на отдых с мужем в Болгарию... Такой удар мог и быка свалить наповал! Она умолкла, холодно глядя на побледневшего Кирилла водянистыми глазами, и когда убедилась, что он снова обрел возможность слушать, прибавила все так же спокойно, что убедительно просит оставить ее дочь в покое, не искать с ней встреч.
- Письмо... записку она для меня оставила?
- Если вы порядочный человек, то больше не станете с ней встречаться, - молвила пышнотелая фурия в полосатом халате.
- Передайте... ей... Инге... - начал было он, - что она...
- Я ничего передавать не стану, - оборвала она. - Прощайте.
Кирилл чуть не завалил свою диссертацию. Несколько месяцев он не мог заставить себя что-нибудь делать. Он должен был увидеть Ингу, посмотреть в ее чистые с бархатным блеском глаза и задать хотя бы единственный вопрос: "Кто ты, может, сам дьявол?"
Возможность задать этот вопрос ему представилась лишь через восемь лет. Он уже перестал думать об Инге, но след в его жизни она оставила заметный: желание жениться у него начисто пропало. Когда прошла, или, вернее, заглохла тоска по Инге, он с головой окунулся в работу: успешно защитился, затем перешел в институт Академии наук. Руководитель этого института Василий Галактионович Галахин, которого за глаза звали Галактикой, предложил Кириллу редактировать ежегодник, посвященный проблемам национальной культуры России. Эта работа пришлась по душе Кириллу. Он много разъезжал по стране, побывал за рубежом, встречался с интересными людьми - энтузиастами по охране памятников старины...
Конечно, он понимал, что нужна семья. Пока жива была мать, она все время ему об этом толковала, однако всех его знакомых женщин решительно браковала. Вот она, логика сердобольных матерей: женись, сынок, только вот невесты подходящей не найти...
И вдруг как гром среди ясного неба звонок Инги. Причем она разыскала его на работе и сразу огорошила по телефону: "Кирюша! Я так рада, что нашла тебя! Если бы ты знал, как я по тебе скучаю! (Чего же восемь лет молчала?) Сегодня же, сейчас, давай немедленно встретимся... Столько новостей! Столько новостей!.."
Они встретились и отправились в "Европейскую" на последний этаж обедать. Инга любила этот ресторан. Она сильно изменилась. Ей было под тридцать, она заметно располнела, но не настолько, чтобы ей это не шло. Наоборот, она стала мягче, женственнее и, пожалуй, даже красивее. Все так же громко и беззаботно смеялась с очаровательным гортанным переходом с одного тембра на другой, все так же волнующе блестели ее черные глаза, правда, под ними появились совеем тоненькие морщинки. Маленький рот у нее был ярко накрашен, а роскошные черные волосы красиво уложены в большой узел на затылке.
- Кирилл! Ты мой самый близкий друг! - возбужденно говорила она, глядя, как щеголеватый стройный официант в черной паре ловко раскладывает на столе закуски. - Севрюги еще, пожалуйста, две порции... А шампанского полусухого, моего любимого! Что, нет? Ну, пожалуйста, поищите? - кокетливо улыбнулась она ему.
Официант тоже в ответ улыбнулся, корректно дал понять, что для такой красивой дамы он разобьется в лепешку, а полусухое достанет.
- Мой муж такой ревнивый, он все мои записные книжки уничтожил сразу после свадьбы, - тараторила Инга. - Конечно, я виновата, мне нужно было как-то тебя предупредить, но я до последнего дня не знала, кого выбрать: тебя или его?..
Ее простодушие забавляло его. Он чувствовал, что снова начинает поддаваться ее обаянию. И пускай она говорит глупости, приятно слышать ее голос, видеть оживленное милое лицо...
- Ты налетел тогда на меня как вихрь... - продолжала она. - А ведь я была с ним...
- Погоди, это тот высокий блондин с постной рожей? - вспомнил Кирилл. - Он еще рассказывал, пошлые анекдоты?
- Кирилл! - умоляюще заглянула она ему в глаза. - Он замучил меня ревностью. Просто не знаю, что делать... Приревновал меня к какому-то мяснику из нашего гастронома. Ходит по пятам, шпионит... Веришь, один раз прикатил на своей "Волге" к училищу, где я работаю, и стал у моих учеников спрашивать, кто встречает меня вечером... А я как дурочка бегу домой, боюсь в магазин зайти, чтобы не было дома скандала... Всех моих подруг разогнал, он просто их ненавидит, считает, что они меня толкают на измены мужу...
- Наверное, у него есть какие-то основания, - осторожно заметил Кирилл.
- Никаких! - решительно отмела Инга. - Я ему не подала ни малейшего повода... Я ведь не виновата, что нравлюсь его приятелям. После каждой вечеринки дама грандиозный скандал... - она передразнила мужа: - Почему Гоша на тебя смотрел такими глазами? Я же видел, как ты ему улыбнулась! А потом он вслед за тобой на кухню вышел!.. Вы целовались, да?..
Даже сейчас, рассказывая ему все это, она беззаботно смеялась и не забывала с аппетитом есть и запивать шампанским. Вид у нее цветущий, и, глядя на нее, никак не скажешь, что живется ей трудно. Или она толстокожая, или у мужа действительно есть повод ее ревновать.
- А кто он, твой муж? - спросил Кирилл.