— Она передала мне только то, что требуется кого-то разыскать. Надеюсь, она не забыла сказать вам, что я привык зарабатывать свой кусок хлеба на несколько ином поприще?
Алисса закинула ногу на ногу.
— Не забыла. Мэг также сказала, что вы настоящий профессионал своего дела.
— Согласен. Но я занимаюсь уголовными делами.
— Неужели вам ни разу не приходилось разыскивать пропавших людей?
Данни устремил на нее прямой взгляд.
«Ай да глазки! О Господи…» — подумала она.
— Иногда приходилось, — сказал он.
Алисса вновь поднялась и подошла к камину. Опершись о каминную полку, она обернулась к Данни.
— Мне нужен человек, которому я смогла бы доверять, Данни. — Алисса опустила руку в карман, и левая грудь вновь показалась из-под жакета. — Вас можно так называть?
При других обстоятельствах Алисса даже спрашивать бы не стала. Но перед этим Данни… Если бы она была мужчиной, у нее наверняка наступила бы эрекция.
Он рассмеялся:
— Зовите, как вам угодно.
— Требуется предельная осторожность. Именно поэтому мне хочется, чтобы за это взялись вы. Мэг доверяет вам. Я доверяю Мэг.
А про себя добавила: «И Мэг нужна мне не меньше, чем ты. Чтобы закатить самое грандиозное событие года».
— Похоже, вы с ней обо всем уже договорились.
— Какую бы цифру вы ни назвали, я согласна ее удвоить.
Он присвистнул:
— Ого! Попробуй-ка тут откажись!
«И деньги — это еще не все, что я могла бы тебе предложить, Данни Гордон», — подумала Алисса, а вслух сказала:
— В том-то и дело.
Он закинул ногу на ногу. Только сейчас Алисса заметила его ботинки — из натуральной кожи, грубые, чисто мужские. Сладкая истома прокатилась у нее в низу живота. Джинсы, ботинки и спортивный пиджак. Настоящий мужик. И к тому же себе на уме.
— Проблема розыска пропавших людей всегда представлялась мне ширмой, за которой скрывалась заурядная слежка супругов друг за другом. Дело не особенно-то почетное.
— Ниже вашего достоинства? — проговорила Алисса, испытывая сильное желание прямо сейчас, здесь, лечь под него.
Данни рассмеялся:
— Скажем так, это просто не моя специальность.
— Могу заверить вас, что шпионить ни за кем не придется. Этого человека я знала много лет назад. И теперь хочу его разыскать.
— Но хотите сделать это скрытно.
— Верно.
— Вполне ли это честно? Не обижайтесь.
— Разве вы еще не привыкли в своей работе к тому, что клиент иной раз желает сохранить свое инкогнито?
Алисса заметила, как у него сузились глаза.
— Послушайте, леди, я давно уже вырос из того возраста, когда меня можно было поучать.
— Что же вы хотите?
— Прежде чем взяться за это дело, я хочу знать, куда я лезу. Жить мне еще не надоело. И если чей-нибудь ревнивый муж или обманутая жена решит, что я «плохой парень», мне это не понравится. И тогда я позабуду даже про свой двойной гонорар.
«Значит, — решила Алисса, — одними деньгами тебя не заманишь. Что для тебя важно? Честь? Незапятнанная репутация? Если так, то ты, мальчик, ошибся профессией».
Она вернулась к окну и стала смотреть на улицу. Перед парадным подъездом «Плаза» у тротуара выстроилась длинная вереница лимузинов. Швейцары открывали дверцы прибывающим, носильщики суетились с багажом. Что ж, если Данни Гордону нужна прямота и откровенность, пусть будет так. Алисса умела быть откровенной или по крайней мере умела убедительно выглядеть таковой. И была знатоком этого дела.
«Если тебе нужна прямота — получай ее».
— Послушайте, мистер Гордон, мне нелегко говорить об этом. Раньше я никогда не занималась подобными делами… Почему я не хочу вести поиски в открытую? У меня есть определенная репутация, которую не хотелось бы уронить. Мой муж уважаемый врач. Он возглавляет один из самых престижных медицинских центров в мире. Поэтому со своей просьбой я могу обратиться только к человеку, которому доверяю полностью. Мэг порекомендовала вас. Разыскать того человека я хотела уже много лет, но… скажу вам откровенно: если вы не согласитесь помочь, я к другому обращаться не стану. Слишком рискованно.
Данни поднялся.
— Беда в том, — проговорил он, — что даже если я и захочу помочь вам, это трудно будет сделать. Я работаю вместе с Мэг на одну фирму и в настоящий момент разбираюсь с очень серьезным делом.
— Я ждала так долго… Думаю, смогу подождать и еще немного.
Данни пожал плечами:
— Работа в этой фирме — мой хлеб. После этого дела могут сразу же предложить новое.
Алисса уже начала выходить из себя.
«Да кто он такой вообще?»
— В таком случае работайте параллельно. Найти человека… Мне кажется, что у детектива с таким богатым опытом работы это не отнимет много времени.
Данни улыбнулся:
— Вам кажется? Может быть, все-таки это мне решать? Ладно… Каково было местонахождение искомого лица, когда вы слышали о нем в последний раз? Рассказывайте, рассказывайте.
Она подняла руку:
— Не торопитесь спрашивать. Сначала скажите: вы согласны взяться за это?
— Вы удваиваете мой гонорар?
Алисса утвердительно кивнула.
— Плюс транспортные и текущие расходы. Я пользуюсь только первым классом.
— Вы умеете торговаться, мистер Гордон, но, насколько я поняла, деньги для вас не главное.
Он снова улыбнулся:
— Так как насчет первого класса?
— Да, да, хорошо.
— О'кей. По рукам. Но лишь потому, что вы подруга Мэг.
Ага, все ясно. Значит, дело в Мэг. Застегнутая на все пуговицы строгая адвокатша держит этого самца у себя в постели.
— В таком случае не будем больше терять времени, — сказала Алисса. — Дома меня ждет семья, так что я не могу долго задерживаться в Нью-Йорке.
Вечером того же дня, уже по возвращении в Атланту, Алисса сидела поджав ноги на кожаном диване в библиотеке и предавалась размышлениям. Нужны ли ей будут эти благотворительные балы, если в ее жизни вновь появится Джей? Впрочем, хорошо бы иметь и то и другое. Тогда вопрос о том, как избавиться от Роберта, решится сам собой. Она будет продолжать жить, как жила, а Роберт просто канет в Лету. Люди узнают про то, что он гомосексуалист, но для Алиссы в этом не будет никакого позора, ибо именно она инициирует развод для того, чтобы воссоединиться со своей первой любовью. Кто сможет возразить против этого?
Она услышала, как хлопнула входная дверь. В фойе послышались шаги, шаги Роберта. К горлу подступила дурнота.
— А, — проговорил он, появившись в дверях. — Ты уже вернулась.
Он был бледен, говорил неуверенно, почти робко.
— Да, насколько мне известно, я все еще живу здесь.
Роберт продолжал стоять на пороге, не решаясь войти, словно чувствовал, что ей этого не хочется.
— Как на водах?
Она опустила ноги на пол и выпрямилась.
— Роберт, нам нужно поговорить.
— Я знаю.
Он по-прежнему не двигался с места. Алисса вздохнула:
— Ну ты войдешь наконец или нет? Я не собираюсь кричать через всю комнату.
— Ты хочешь поговорить прямо сейчас?
— А когда еще? Через месяц? Через год?
Роберт медленно вошел в библиотеку. Он не отличался ни высоким ростом, ни крупным телосложением, но был крепок, мускулист, а темные волосы и еще более темные глаза придавали ему неприрученный, почти дикий вид, который плохо вязался с белым лабораторным халатом, в котором он ходил у себя на работе. «Он красив, — напомнила себе Алисса. — Никому и в голову не придет, что он гей».
Роберт поставил кейс на стол и сел, словно в своем кабинете в Центре инфекционных болезней, нацепив на себя привычную маску доктора, за которой хотел скрыть свои чувства.
— Тяжело, — проговорил он.
Эта фраза не требовала со стороны Алиссы каких-либо комментариев.
— Ты хочешь развода? — спросил он.
— Нет, — ответила Алисса.
«Пока нет, — едва не добавила она. — Пока я не буду убеждена в том, что мне удастся найти тот выход из ситуации, который меня в наибольшей степени устраивает. Я не хочу, чтобы мне в спину цокали языками и приговаривали: бедняжка Алисса, ах, бедняжка Алисса».
— Хорошо, — сказал он. — Мне тоже не хотелось бы выносить все это на суд публики.
Она пораженно уставилась на него. Так он, выходит, еще имеет наглость защищаться!
— Что? Что ты, черт возьми, хочешь этим сказать?
— Если я причинил тебе всем этим боль, прости, Алисса. Мои страдания длятся уже не первый год. И настолько тяжело было таиться… Я с удовольствием раскрылся бы перед тобой уже давно. — В голосе его послышалась печаль. — Чтобы наконец освободиться.
Алиссе стало его почти жалко, но она отогнала от себя это чувство:
— Освободиться от меня?
— Нет. Освободиться в смысле… иметь возможность быть самим собой.
Она рассеянно взбила волосы, потом коснулась указательным пальцем уголка рта.
— Тебе пришлось бы бросить медицину. Кто пойдет на прием к врачу, зная, что тот гомосексуалист?
— У меня СПИД-пациенты, Алисса, отчаявшиеся люди. Они пошли бы на прием к кому угодно.
— А я-то думала, что ты всерьез ищешь панацею. Может, ты нарочно затягиваешь этот процесс, чтобы продолжать получать субсидии?
— Алисса, зачем ты так? Ты же меня знаешь.
— Нет, дорогой, как оказалось, я тебя совсем не знаю.
В комнате повисла пауза. Алисса жалела о том, что у нее не хватает мужества встать и уйти, оставив все это у себя за спиной. Но бросить Роберта означало расстаться с устоявшимся образом жизни и со всем, что в ней было. А она пока еще не была к этому готова. Вот когда найдется Джей… Если он, конечно, вообще найдется.
— Нам нужно думать о наших девочках, — проговорил он.
— Значит, ты полагаешь, что я о них совсем не думаю? — резко возразила она и тут же поймала себя на том, что действительно только сейчас вспомнила о дочерях.
Как отразится на них разоблачение отца как гомосексуалиста? Ляжет ли это на них несмываемым позором?.. Мишель, пожалуй, именно так к этому и отнесется. Будет рвать и метать, а потом уедет куда-нибудь в Нью-Йорк или в Лос-Анджелес, лишь бы подальше от Атланты. Но Натали? Нет, Натали — другое дело. Алисса считала, что хорошо знает свою младшую дочь, и полагала, что разоблачение отца даже как-то поднимет Натали в глазах ее друзей. Она попадет на страницы «Донахью», «Салли Джесси», сделает себе имя. Нет, Натали это будет только приветствовать.
— Я люблю их, Алисса. Я и тебя люблю.
Она сунула руку в карман и достала сигареты. Закурив, сделала первую раздраженную затяжку. Роберт поморщился.
— Любишь? Интересно, почему мне в это совсем не верится? — Он промолчал. — Но раз любишь, объясни, пожалуйста, почему тебе больше нравится засовывать свой член в грязную задницу какого-то мужика, чем в женщину, которая тебе так дорога?
Роберт молчал.
Алисса принялась внимательно разглядывать тлеющий огонек на кончике своей сигареты. Раньше она никогда не задумывалась о любовных привычках гомосексуалистов, ее это просто не волновало, так как ни с какой стороны в своей жизни она не соприкасалась с этой темой. Впрочем, она была знакома с несколькими геями из числа художников, стилистов в парикмахерских салонах… Но чтобы врач и… муж?!
— Чего ты хочешь, Роберт?
— Я хочу, чтобы мы продолжали быть семьей. Я хочу, чтобы мы были вместе.
— Чтобы за этой ширмой ты мог беспрепятственно продолжать развлекаться на стороне?
— Я тебе тоже, между прочим, не связываю руки.
— Очень тронута. Но не кажется ли тебе, дорогой, что это несколько неравноценная сделка? Хотя, впрочем, может получиться интересно. Мы с тобой будем сравнивать любовников. Длину их членов, скажем.
Во время паузы, которая последовала за этими словами, Алисса услышала, как бьется ее сердце.
— Видимо, я заслужил это, — наконец проговорил Роберт.
— Ты заслужил не только это. Ты заслуживаешь того, чтобы тебе оторвали твои яйца!
Алисса сидела на диване, курила и искренне жалела о том, что нельзя сейчас перенестись на год, а лучше на два, вперед, нельзя прокрутить это гадкое время, как магнитофонную пленку. Вот если бы это было возможно, она бы узнала, чем все закончилось, как все обернулось. Где она будет через два года? Где-нибудь в тиши и покое с Джеем? Кем она будет? Останется все той же леди-хозяйкой, «а вечера которой всем хочется попасть? Или ничего не изменится, и она будет по-прежнему жить в тоске с Робертом?
— Ты мне не нужен, учти. У меня достаточно средств для того, чтобы я неплохо устроилась и сама по себе. Прибавь к этому немалые алименты, которые тебе придется выплачивать. В сущности, я смогла бы жить даже лучше, чем сейчас.
Роберт откинулся на спинку стула.
— Подумать только! В перерывах между организацией своих балов ты сможешь постоянно ездить на минеральные воды. — Эта его попытка саркастического замечания провалилась. Его выдали надтреснутый голос и страх в глазах.
— А что? И верно. Я смогла бы себе это позволить, — холодно произнесла Алисса, хотя внутри у нее все кипело.
Мысль о том, что ей нечем будет заняться, что у нее не будет дома, семьи, что распадется традиционная связка муж — жена — дети, была невыносима. Девочки скоро станут совсем взрослыми и перестанут в ней нуждаться. Что она станет делать без Роберта? Куда пойдет? Чем будет занимать каждый свой день, просыпаясь по утрам? В чем найдет смысл жизни?
«Тем больше оснований разыскать Джея».
— Может, не будем рубить сплеча? — предложил Роберт. — Дадим друг другу немного времени?
— Зачем? Ты что, изменишься?
— Я не могу измениться, Алисса. Я же говорю… Просто хотелось, чтобы ты узнала об этом… еще давно. Я пытался измениться. Не могу. Но это не значит, что мы не можем жить с тобой полноценной жизнью. Ты знаешь, что я люблю тебя. Но, наверно, просто это не та любовь, которой ты хочешь.
— По-моему, любовь бывает одна.
— Что ты собираешься делать?
Она затушила сигарету.
— Поживем — увидим.
— Вы что, поссорились с папой? — спросила Мишель, ворвавшись в гардеробную, где Алисса сидела, в молчании уставившись на собственное отражение в зеркале.
Она поправила поясок на своем шелковом халате. Рано или поздно одна из дочерей все равно должна была спросить об этом.
— Какая тебе разница? — ответила она вопросом на вопрос.
Мишель села на стойку, за которой были ряды вешалок с одеждой.
— Мама, не надо смотреть на меня свысока.
— Свысока? Миленькой блондинке уже известны такие взрослые слова?
— Ну, мам…
— Извини, дорогая. Просто я сейчас не расположена говорить об этом.
— Ты всегда учила меня, что лучше всего выговориться. Выложить все начистоту.
— Это всегда лучше для дочери, но не для матери.
— Мам… Папа какой-то странный. Все время, пока тебя не было, он каждый день возвращался домой очень рано. Сядет в библиотеке и сидит. Когда Дэвид провожал меня домой после свиданий, папа все еще сидел там.
Алисса решила ухватиться за представившуюся возможность сменить тему разговора.
— Ты все еще встречаешься с Дэвидом? По-моему, это твой личный рекорд.
Мишель соскочила со стойки и взяла с туалетного столика черную кисточку. Она сунула ее в открытую баночку с румянами и нанесла себе немного на лицо.
— Он сделал мне предложение, — сказала она наконец.
Алисса усмехнулась:
— Тебе восемнадцать лет. Жизнь только начинается. Зачем тебе сейчас выходить замуж?
Прежде чем Мишель успела ответить, в комнате зазвонил телефон. Это была личная линия Алиссы, зарезервированная для ее ближайших друзей и любовников. Но первых у нее было мало и они были раскиданы по всей стране, а нового любовника пока не появилось. Поэтому Алисса не особенно торопилась снять трубку.
— Алисса? Это Зу.
У Алиссы перехватило дыхание. Она широко улыбнулась:
— Зу, милая, это ты?
— Долго говорить не могу, опаздываю на водные процедуры. Где там у тебя телевизор? Включай быстрее!
— А что? Погоди. — Она прижала трубку к груди и обернулась к Мишель. — Это мне. Исчезни, о'кей?
— Это имеет какое-то отношение к тому, что произошло между вами с папой?