Прендергаст вышел в коридор, и выяснилось, что это действительно так. Уилсон тем временем обрабатывал порошками телефон.
— Должно быть, он спрятался за занавеской.
— За занавеской! Дружище, там нет места! Все заставлено ботинками, и, даже если их убрать, полка не шире одного фута. Взрослый человек туда бы не забрался. Попробуй сам. Нет, не сейчас. Подойди сюда, посмотри на телефон. Это любопытно.
— Это отпечатки пальцев? — спросил Прендергаст, глядя на аппарат, к которому прилипли мелкие частички желтого порошка. — Мне это ничего не говорит.
— Нет, не отпечатки. Их стерли. Это само по себе очень любопытно. Уборщицы обычно не настолько щепетильны. Но я не это имел в виду. Посмотри на полку.
— Пятно крови, — сказал Прендергаст. — Видимо, Карльюка. Но что здесь любопытного?
— То, — ответил Уилсон, — что оно было прямо под телефоном.
— Как?! Получается, Карльюк говорил по телефону в момент выстрела и сумел поставить его обратно! Не представляю, как он мог успеть.
— Я тоже, — согласился Уилсон. — Более того, думаю, он этого не делал.
— Значит, это сделал убийца. Неплохо, ей-богу. Кстати, Гарри, нельзя ли так узнать время его смерти? На станции ведь ведут запись звонков, разве нет? Если запросить информацию о последнем звонке, время будет точное.
— Возможно, — отозвался Уилсон. — Если он действительно звонил. Но наверное мы этого не знаем. А ты так и не сказал мне, где стоял убийца.
— Дьявольщина! — воскликнул Прендергаст после недолгой паузы, которую Уилсон потратил с пользой: покрыл порошком выключатель. — Если он не прятался за занавеской, я не знаю, где он был! Может, в другом конце… нет, не может быть, стреляли не с той стороны. Возможно, он проскользнул внутрь, пока Карльюк говорил по телефону, подошел к нему вплотную и выстрелил прямо в голову. Но это же полное сумасшествие.
— Оно самое, — согласился Уилсон. — Сумасшествие.
— Аты сам знаешь, где он стоял? И почему стрелял из мушкетона? Очень странное орудие убийства. Почему не револьвер? Его было бы вполне достаточно.
— У меня есть предположение, где он стоял… точнее, где он не стоял, — ответил Уилсон. — Но это только гипотеза. И я ни малейшего понятия не имею, чем ее подтвердить. Еще я почти уверен, что знаю, почему убийца выбрал мушкетон. Подумай, в чем особенности мушкетона, и сам ответишь на свой вопрос. Эй, а это еще что такое? — Он стоял рядом с телефоном и вглядывался в полку над ним. — Слава богу, прислуга не так аккуратна, как можно было бы подумать, поглядев на телефон. Смотри!
Прендергаст взглянул на полку, основательно покрытую толстым слоем лондонской пыли. С краю, в том месте, куда указывал Уилсон, в пыли виднелся круг диаметром около шести дюймов.
— Там стояло что-то круглое. — Прендергаст тут же почувствовал, что сказанное и так очевидно.
— Стояло, — согласился Уилсон. — Его недавно отсюда убрали, но и стояло оно здесь недолго. Пыли в этом месте столько же, сколько везде… она лишь примята. А теперь оглянись, Майкл, и скажи мне, что оставило эту отметину.
— Телефон, — тут же ответил Прендергаст. — Это единственный подходящий предмет в комнате[56].
— Кажется очевидным. Но лучше убедиться, — сказал Уилсон, аккуратно измеряя диаметр телефона и отметины. — А теперь можешь ты мне рассказать, зачем покойный мистер Карльюк держал телефон в таком неудобном месте? Я едва туда достаю, а ведь я такого же роста, как он.
— Выше, — машинально поправил медик, ломая голову над тем, почему телефон поставили на дальнюю полку. Единственным возможным ответом было: он каким-то образом мешал убийце. Но как ему помогло то, что телефон убрали на полку? Прендергаст признался Уилсону, что ему представляется гном-убийца размером с телефон, сидящий на полке с мушкетоном в руках. Он с удивлением заметил, что Уилсон ободряюще улыбается.
— Уже лучше, — сказал Уилсон. — В дело включился мозг.
— Если единственный результат его применения — версии с домовыми, — проворчал Прендергаст, — думаю, с таким же успехом его можно не включать.
В ту же секунду тишину дома разрезал громкий звонок телефона, и Прендергаст подскочил на месте.
— Звонят мистеру Карльюку? — спросил он, когда Уилсон поднял трубку.
— Нет, это из участка, — ответил тот. — Да, инспектор. Да. Уилсон у телефона…
Прендергаст вышел в коридор, куда только что спустился сержант, обыскивавший дом.
— Кто бы ни пристрелил беднягу, у него были крылья, — сказал он. — Выбраться невозможно. Задняя дверь заперта и закрыта на засов. Все окна заперты, задвижки плотно закрыты — с такой-то погодой. Открыть их снаружи не получится. На верхнем этаже открыто одно окно, но нет никаких признаков того, что в него кто-то влез или вылез. Окно чересчур мало, чтобы в него можно было забраться, не оставив следов.
— А каминные трубы? — спросил Прендергаст. — Мог убийца взобраться по трубе?
— По газовой — вряд ли. В доме проведен газ, и все трубы плотно закрыты. Нет, он улетел, точно вам говорю. Ну или порезал себя на кусочки и скрылся по частям. Я посмотрел везде, где хоть как-то мог бы спрятаться человек. В доме никого нет.
В ту самую секунду телефон звякнул, обозначив конец разговора, и в коридоре появился Уилсон.
— В вашем участке работают на редкость инициативные ребята, сержант, — сказал он, и польщенный сержант зарделся. — Они уже проверили версию Бартона. Все сходится. Хозяин «Собаки и утки» помнит, как они вчера вечером проходили мимо, и видел, как Карльюк возвращался домой. Хендонских друзей Бартона тоже проверили, те показали, что он приехал в половине десятого и оставался у них примерно до часу ночи, а жена и сын его утверждают, что оттуда он отправился прямо домой.
— Звучит складно, — заключил сержант. — Если только он не вернулся сюда позже.
— Было бы около двух часов ночи, — возразил Уилсон. — Автобусы и метро в такое время уже не ходят, а машины у него нет.
Он вопросительно посмотрел на Прендергаста.
— Вряд ли, — отозвался тот. — Карльюк определенно умер задолго до полуночи. Конечно, с точностью до часа сказать нельзя… но в этом я уверен. Вы думали, алиби Бартона — фальшивое?
— Нет, — ответил Уилсон. — Не думал. Но проверить нужно было.
— И как бы то ни было, — вмешался сержант, — если он и вправду вернулся, то как выбрался из дома? — Он объяснил Уилсону ситуацию с выходами. — Что делать теперь, сэр?
— Тщательно обыскать дом, — сказал Уилсон. — И просмотреть бумаги. У меня есть ключи, я вам помогу. Но нужно поторопиться.
— Мы ищем что-то конкретное, сэр?
— Все, что может пролить свет на преступление… или следы того, что в бумагах копались. А в доме вообще — орудие убийства.
— Мушкетон, сэр?
— Или что-то похожее. Возможно, убийца попытался его уничтожить. Ищите все, что может оказаться частью мушкетона. Я почти уверен, что он где-то в доме, но вот только понятия не имею, где именно.
— У меня такое ощущение, доктор, — сказал сержант с восхищением, когда начались поиски, — что мистер Уилсон уже распутал дело.
— Только наполовину, сержант, — сказал Уилсон, обернувшись к нему с озабоченным видом. — У меня нет мотива, и у меня нет орудия убийства. И если мы вскорости не найдем хотя бы чего-то одного, то, боюсь, убийцы у меня тоже не будет.
Они долго и безуспешно обыскивали вещи убитого, и лицо Уилсона с каждой минутой темнело. До этого утра Прендергаст даже представить себе не мог, что такое настоящий тщательный обыск. Уилсон заставил их заглянуть в каждую щель, вытряхнуть каждую подушку и каждый кусок ткани, он прощупывал по швам матрацы и стулья, приказал перевернуть мусорную корзину, раковину, заглянуть в сливные трубы. Они даже вышли в маленький садик и обыскали посыпанную гравием дорожку, идущую вокруг дома, и клумбы по обе ее стороны, но напрасно. Ни мушкетона, ни другого, менее экзотического, оружия не обнаружилось. Не было также ничего хотя бы отдаленно напоминающего детали мушкетона. После двух с лишним часов бесплодных поисков они наконец принялись за сейф, который Уилсон открыл ключами убитого.
— Кажется, немного мы здесь найдем, сэр, — сказал сержант, глядя на аккуратные стопки документов.
— Попытка не пытка, — ответил Уилсон и занялся первой пачкой. — Знаете, — заявил он через пару минут, — у меня создается впечатление, что здесь кто-то покопался до нас. Порядок слегка нарушен — словно кто-то пытался сложить их аккуратно, но не знал, как они должны лежать. Как если бы в вашей личной библиотеке убирался кто-то чужой. Но я, хоть убейте, не знаю, что он искал. Что бы это ни было, оно исчезло без следа. Какие такие ценности могли здесь храниться? Кстати, никаких упоминаний таинственного племянника. Должно быть, мистер Карльюк имел привычку избавляться от ненужных личных бумаг.
— Кстати, — начал Прендергаст, у которого не было ответа на последний вопрос, — ты не обдумал мою идею насчет того, что на телефонной станции можно узнать время его смерти? По крайней мере, это может подтвердить чье-то алиби.
— Помню, — отозвался Уилсон. — Но проблема в том, что я почти уверен: он не говорил по телефону, когда его убили.
— Нет, говорил! — воскликнул Прендергаст. — Ты забыл о его руках… то есть о пальцах. Помнишь, как они были скрючены? Я их как сейчас вижу. Именно так держат телефон. — Он показал на своей руке. — Но только чуть шире — словно его вытащили из пальцев, и они окоченели в этом положении. Я, помню, еще подумал, что он мог держать в руке мушкетон, но если так, он держал бы его до сих пор. Телефон — намного более вероятная версия…
Он умолк с торжествующим видом, потому что Уилсон выронил бумаги и глядел на него с явным уважением.
— Черт возьми, Майкл, а ведь ты прав! — сказал он. — Вот я глупец, совсем забыл про его руки. Сержант, вы не знаете, с почты недавно не сообщали о пропаже телефона?
— Телефона? Боюсь, не знаю, сэр. — Сержант усмехнулся, а Прендергаст рот раскрыл от удивления при такой неожиданной реакции на его предположение. — Местное почтовое отделение само разбирается с потерянными вещами.
— Значит, позвоните им и выясните как можно скорее. Поторопитесь, от этого может зависеть исход дела.
— С чего тебе пришло в голову, что у них пропал телефон? — спросил Прендергаст.
— Это лишь догадка, — ответил Уилсон. — Но если она подтвердится, все встанет на свои места.
Сержанта долго не было, и все это время Уилсон и Прендергаст терпеливо копались в весьма скучных личных бумагах покойного. Вернувшись, сержант посмотрел на Уилсона с выражением почти благоговения на лице.
— Откуда вы узнали, сэр? — спросил он. — У них и вправду пропал телефон. Его украли из пустой квартиры на Голдерс-Грин неделю или две назад, точно они не знают и понятия не имеют, кто его взял. Откуда вы узнали?
— Ну, это было довольно очевидно, — ответил Уилсон. — Если бы только было так же очевидно, куда он делся! Идемте, мы должны его найти. Его не могли унести — не было времени. И спрятать не могли… Боже мой! — Он вскочил на ноги и бросился к двери. — Сова!
— Что с тобой? — пропыхтел Прендергаст, сбегая вниз по лестнице вслед за ним.
— Вот дурак! Конечно сова! — был ответ. — Нет, подожди здесь. Я вернусь через минуту.
Прендергаст с сержантом в изумлении стояли у входной двери, а Уилсон выбежал на улицу и припустил вверхпо склону. Ярдовчерезсто он остановился и постоял несколько секунд, закинув голову и изучая кроны деревьев, почти скрывавшие из вида дом, а потом бросился обратно.
— Думаю, это окно ванной, — сказал он, вернувшись, и взбежал по лестнице. Остальные двое последовали за ним. Забежав в ванную, он широко раскрыл окно, которое сержант до этого обнаружил открытым, и, высунувшись из него насколько мог влево, пошарил рукой в густом плюще, увивавшем стену. Через пару секунд он издал торжествующий вопль.
— Нашел! — воскликнул он. — По крайней мере, надеюсь. Пожалуйста, смотрите внимательно. Мне нужны свидетели.
Когда он высунул руку из плюща, в ней был зажат пухлый конверт с маркировкой «Банк Столицы и графств». Он передал его сержанту.
— А орудие, сэр? — озадаченно спросил тот.
— Сейчас будет, — ответил Уилсон и снова погрузил руку в плющ.
— С этой штукой нужно обращаться осторожно, — предупредил он, снова поворачиваясь к ним. В руке его был зажат на первый взгляд обыкновенный телефонный аппарат. Но если приглядеться, становилось ясно, что микрофон снят, а на его месте укреплено широкое металлическое дуло. Прендергаст подошел ближе и заглянул в черное жерло.
— Боже мой, да ведь это мушкетон! — воскликнул он.
— Похоже на то, — отозвался Уилсон, — придется разобрать его на детали, чтобы выяснить, как именно он сработал. Но, кажется, вполне ясно, что сделал убийца. Внутренности телефона вынули, чтобы освободить место для заряда, а крючок раковины[57] подсоединили к спусковому крючку. Тот, кто в темноте захочет ответить на звонок — вспомните неработающее освещение, сержант, наверняка это сделал убийца, — возьмется за раковину, и оружие выстрелит. Теперь вы понимаете, почему использован именно мушкетон — и заряжен он, как заметил доктор Прендергаст, особым неприятным видом так называемых экспансивных пуль[58]. Нельзя точно определить, где будет голова человека, когда он подойдет к телефону, а мушкетон убьет наверняка, как бы он ни стоял. И на самом аппарате, и на раковине есть отпечатки. — Говоря, он одновременно обрабатывал их порошком. — Я почти уверен, что это отпечатки Карльюка, но можем сверить их внизу на всякий случай. Я перенес его отпечатки на карточку, пока его еще не унесли. А теперь, Майкл, думаю, я смогу ответить на вопрос, который ты задал мне раньше: где стоял убийца, когда стрелял в свою жертву? И ответ таков: у телефона в Хендоне. Сержант, пошлите кого-нибудь в участок и прикажите арестовать Эдварда Бартона по подозрению в убийстве Гарольда Карльюка. Думаю, он еще там.
— Боже мой, сэр, — сказал сержант. — Что за дьявольский замысел! Вы хотите сказать, он проделал все это, а потом ушел и обрек несчастного старика на смерть от телефонного звонка?
— А потом позвонил сам, чтобы убедиться, что план сработал, — сказал Уилсон. — Дважды, как вы помните, на случай, если в первый раз не получится. На телефонной станции нам сообщат, откуда звонили. Но, конечно, мистер Карльюк умер задолго до второго звонка.
— Боже мой! — повторил сержант. — Хладнокровный дьявол! Почему он убил его, сэр? — Он спрашивал так, будто считал Уилсона непосредственным свидетелем событий.
— Этого я пока не знаю, — сказал Уилсон. — Но не удивлюсь, если конверт у вас в руке прольет кое-какой свет на этот вопрос.
Он разорвал конверт, и из него выпала небольшая пачка чеков, выписанных на «Банк Столицы и графств». Вынув из кармана лупу, он бегло осмотрел подписи.
— Конечно, я не знаю хемпстедских клиентов «Банка Столицы и графств», — сказал он. — Но должен заметить, что некоторые из этих чеков, без сомнения, — фальшивки. Посмотрите в лупу на эту неровную линию. Это не настоящая подпись. — Он вручил чек и увеличительное стекло сержанту, и тот согласно кивнул. — Видимо, Бартон либо выписал их сам, либо помог обналичить, и Карльюк прознал об этом. Если мы свяжемся с управляющим банка, то скорее всего узнаем всю историю. Но вам лучше пойти и убедиться, что подозреваемый на месте. Сомневаюсь, что Кэтлингу легко удастся его задержать.
— Зря ты с такой готовностью поверил моему зрению, — обратился он к Прендергасту. — То, что я принял за сову, оказалось рукой Бартона, прячущей конверт. Единственное мое оправдание — я туда вообще не смотрел. Я лишь уловил боковым зрением движущуюся тень, а когда вгляделся, там уже ничего не было.